Третья Империя

Вот основная суть равилизма, который за десять лет стал полностью доминировать среди российских мусульман, давая им ощущение своей роли, причем сакральной, в Империи. И Империя признала равилитский ислам не дискриминируемой религией (центр находится в России) и в целом нормально к нему относится, как и Русская православная церковь, – настолько, насколько религиозные люди вообще могут нормально относиться к иноверцам.

Глава 10

Образование и наука

К началу XXI века в России, как и на Западе, и в экономически процветающих странах Востока, абсолютно доминирующей стала тенденция увеличения продолжительности всеобщего обязательного образования за счет увеличения объемов преподаваемых знаний. Эта тенденция относилась и к высшему образованию (для некоторых профессий продолжительность образования всех уровней достигла 25 лет, то есть трети жизни), но об этом речь пойдет далее. В России обязательное школьное образование в 60—80-х годах ХХ века было 10-летним, в 90-х годах завершился его переход на 11-летнее, а после 2007-го – на 12-летнее. Аргументировалось это возросшим в результате научно-технического прогресса объемом необходимых человеку знаний вообще, и особенно квалифицированному работнику. Единогласия в обществе это удлинение не вызвало, наоборот, многие считали его неоправданным (родители и учителя), но исключительно в плане того, что возросший объем материала можно было донести и за прежние десять лет, за счет более эффективного использования времени. В объективной же необходимости увеличения объема материала никто не сомневался. Ведь уровень сложности техники, с которой приходится иметь дело на каждом шагу, растет? Растет! Значит, и взаимодействующие с ней люди, и на работе и в быту, должны по уровню своих знаний этому обстоятельству соответствовать, именно уровень знаний определяет конкурентоспособность страны в нашем веке. Тем более что мы можем такому уровню отвечать – в советское время наша система школьного образования уже была лучшей в мире! Эти соображения считались общим местом, пока всеобщие реформы в стране не докатились и до сферы образования.

У Владимира Восстановителя до коренной реформы системы школьного образования руки не дошли, хотя он многое для нее сделал в подготовительном режиме – в первую очередь перевел ее финансирование от так называемого остаточного принципа к приоритетному, что по крайней мере оздоровило ситуацию в среде людей, профессионально занимающихся образованием. Но когда начались реформы Гавриила Великого, правительство взялось за эту область вплотную.

Кроме общей атмосферы глобальных перемен, реформе образовательной системы способствовало и то обстоятельство, что в любом случае надо было выстраивать схему образования для опричников – качественно новую даже в своих чисто гражданских аспектах. Как это принято в российской власти, сначала была создана комиссия – но не бессмысленное бюрократическое образование, а ударная рабочая группа, достаточно обеспеченная ресурсами и полномочиями. Она проанализировала (и самостоятельными исследованиями, и изучением исследований, проведенных другими), насколько взрослые люди разных поколений владеют пройденным в школе материалом. Результат расстроил – весьма небольшая часть помнила даже основы многих предметов, причем это относилось не только к тем, кто учился в 1990-х (с ними по-другому быть и не могло), но и к тем, кто закончил школу еще в период ее расцвета, до краха Второй Империи. Впрочем, такой результат был вполне ожидаем.

Комиссия, однако, не остановилась на этом прискорбном факте и сделала следующий шаг в анализе – по каждому предмету определила владение им отдельно у тех, кто с этим предметом хоть как-то связан по работе (инженер – с математикой, гуманитарий – с литературой и т. д.), и у тех, кто не связан. Выяснилось, что если у первых активные базовые знания невелики (кроме тех, которые они регулярно используют в работе, как, например, конструктор тригонометрию), но все-таки присутствуют, то вторые не знают практически ничего. Это было бы очень обидно, если бы по ходу не выяснилось, что в остальных странах картина та же, причем в некоторых – например, в США – даже хуже. Но самое интересное открылось дальше. Оказалось, что для большинства профессий, в том числе общепринято считающихся престижными и творческими, нет вообще никаких школьных дисциплин, которые бы им соответствовали и были использованы преуспевающими в этих профессиях людьми. А если что-то базовое эти люди и знали, то знания эти оказывались не просто специализированными, а ультраспециализированными. Например, журналист, ведущий в журнале колонку про искусство, естественно, знал историю – но только историю культуры: он мог, конечно, ответить на вопрос, в какой стране и когда творили барбизонцы, но вот что вообще происходило в это время с этой страной, с кем она воевала, как развивалась – об этом он, как правило, не имел никакого понятия. Менеджер турагентства знал, естественно, географию и знал про любую страну не только то, где она находится и какой там климат, но и другие важные для него и его клиентов вещи – состояние ее экономики, историю, культуру. Но вот каковы основные партии в этой стране, он уже обычно не знал, поскольку отдыхающие этим не интересуются. Открывшаяся картина заставила задуматься: а для чего мы вообще учим наших детей в школе, если они не используют и забывают большую часть полученных знаний, зачем тратим на школьное образование немалые деньги, которые можно было бы вместо этого пустить на увеличение пенсий, освоение космоса или производство авианосцев?

Можно было бы подумать, что школа просто учит не тому, ведь какие-то знания люди все-таки получают, иначе они не могли бы работать. Но всеобщее обязательное образование по самой своей природе вовсе не предполагает давать специализированные знания и навыки, тем более что с этим прекрасно справляются платные курсы. Да и надо ли, задалась вопросом комиссия, учить тому, что реально необходимо в повседневной жизни? Ведь тому, что действительно надо, все научаются и так, сначала подражая окружающим, а в более старшем возрасте сознательно учась у них. Например, никто специально не учит ребенка говорить, а он все равно научается, хотя это, если вдуматься, гораздо сложнее, чем читать и писать. Даже если признать, что многие родители его этому учат, то в неблагополучных семьях, где ребенком вообще никто не занимается, все умственно полноценные дети тем не менее начинают говорить.

Более того, скрупулезное исследование однозначно показало, что те дети, которые по каким-то причинам не учились в первом-втором классе школы и не занимались при этом с частными учителями, все равно все каким-то образом научились читать (таким образом, утверждение, что в США много тех, кто читать не умеет, оказалось выдумкой). А как же раньше, сто лет назад, когда лишь меньшинство ходило в школу и соответственно большинство читать не умело? – возражали оппоненты. Однако это обстоятельство вполне укладывалось в те представления, которые начали сформировываться у комиссии. Умение читать в современном мире не есть требование великосветского этикета или императив для интеллектуалов – это навык, без которого почти невозможно существовать на чисто бытовом уровне, потому что невозможно понять ни этикетку на товаре, ни гиперссылку в Сети. А сто лет назад мир был устроен так, что без этого вполне можно было обойтись – именно потому, что он был рассчитан на большинство, которое читать не умело. Вот писать в современном мире обычному человеку совершенно не обязательно, поэтому не ходившие в школу дети этому и не научаются (как, впрочем, и многие ходившие) – но это если под словом «писать» понимать писание ручкой на бумаге и без ошибок. А если понимать под этим пользование клавиатурой без соблюдения орфографии, то этому научаются все – потому что без этого нельзя пользоваться компьютером, а компьютер стал частью повседневной жизни. Дело тут именно в бытовой и социальной необходимости, а не в сложности или простоте – те же сто лет назад печатать на пишущей машинке (та же клавиатура) считалось гораздо сложнее, чем просто писать, и этому специально учили. Но самым убедительным оказался тот факт, что большинство лучших хакеров и даже программистов-системщиков – а это, по принятым представлениям, уже одна из наиболее сложных и престижных в современном мире профессий – никогда не учились своей специальности в традиционном, формализованном смысле.