Королевская охота

— Паймор! Дай мне блюдо!

— Блюдо? — вздрогнул дворецкий, не ожидавший обращения своего владыки. — Какое блюдо?

— Я что, не ясно выразился? — сдвинул брови король, но дворецкий уже понял свою оплошность и, отыскав глазами кого-то из челяди, щелкнул пальцами.

Через несколько мгновений в мертвой тишине, воцарившейся в зале, слуга пронесся по проходу с большим медным блюдом и с поклоном вручил его королю.

— Брегант! — обернулся варвар. — Возьми у графа Просперо его кольцо и положи сюда.

Генерал молча кивнул и, взяв блюдо, подошел К пуантенцу. Полководец, несколько удивленный происходящим, снял с пальца кольцо и положил на протянутое Брегантом блюдо. Звон металла заставил графа Этельстейна вздрогнуть, он непроизвольно сделал шаг вперед, намереваясь схватить кольцо, но Брегант мгновенно отвел блюдо в сторону.

— Ну-ка! Придержите его! — кивнул король двум гвардейцам, стоявшим у трона, указав на Этельстейна. — Клянусь Кромом, граф знает про этот перстень что-то такое, чего не знаем мы!

Солдаты мгновенно исполнили приказ короля, и по тому, как исказилось лицо графа Этельстейна, Конан понял, что на этот раз не ошибся, и его советники были совершенно правы: мерзавец все знал и своим движением выдал себя. Брегант поднес блюдо с кольцом королю, и тот внимательно рассмотрел перстень. Киммериец опасался брать его в руки, мало ли какие опасности таит в себе это проклятое творение Сета.

— Хорош, — процедил он сквозь зубы. — Именно оно было подарено тебе, а потом исчезло из твоего дома? — спросил он советника

— Да, — подтвердил генерал. — Если хочешь, можешь справиться у него самого.

— Так и сделаем. Ведь ты все расскажешь нам, граф? — спросил киммериец, устремив тяжелый взгляд на Этельстейна. — Я чувствую, что ты знаешь много интересного: и про немедийского шпиона, и про Тасвела, который пытался убить короля, и даже подозреваю, про смерть своей падчерицы. Я правильно говорю? — рявкнул варвар.

— Я не понимаю, о чем речь… — Этельстейн уже несколько пришел в себя. — Все знают, я верой и правдой служу Его Величеству…

— Да уж, — кивнул Конан. — Служишь, точнее говоря, служил до известного времени, но потом, ты, сын шелудивой овцы, задумал сам стать королем. В этом желании в общем-то нет ничего плохого, — усмехнулся варвар, — но вот меня такой поворот событий не вполне устраивает. Врядли мне понравилось бы лежать пробитым пятью стрелами, как Альгимант, или превратиться в обглоданный скелет, как Тасвел.

По рядам придворных прошел удивленный ропот, но киммериец, взглядом заставил умолкнуть находящихся в зале.

— Но и это еще не все… — Конан прервал свою речь, продолжая смотреть на графа испепеляющим взглядом. — Тебе кажется, будто киммерийцы не способны хотя бы иногда пошевелить мозгами. Но это не совсем так. Раскопать твои гнусные делишки было не так уж и сложно, если постараться как следует. Спасибо Митре, у нас это получилось. Ты думаешь, я не знаю заклинания?

— К-к-какого заклинания? — даже заикнулся от неожиданности Этельстейн.

— А ведь ты попался, гусиный помет! — торжествующе провозгласил король. — Давай, проверим, действует ли оно! Брегант, а ну-ка помоги мне, — Конан с улыбкой повернулся к генералу. — Ты уже носил этот перстень, он не угрожает тебе.

— Нет! — граф непроизвольно дернулся в руках гвардейцев, но тщетно: в Черных Драконах служили дюжие парни.

— Пустите! — извивался Этельстейн. — Меня оклеветали подлые враги! Я ни в чем не виноват!

— Ну, так уж и не виноват! — рассмеялся киммериец. — Чего же ты боишься тогда, падаль? Человечек, которого по твоему приказу зарезали в «Луне и яичнице», успел кое-что нам рассказать.

— Что же? — спросил Этельстейн, все еще надеявшийся, что варвар просто хочет поймать его на слове.

— Еще раз себя выдал, даже не спросил что это за человечек в «Луне и яичнице». — почти ласково отметил Конан. — Твое хваленое хладнокровие сейчас изменило тебе, граф. Ты делаешь ошибки, одну за другой, ублюдок! Так вот слушай. Он рассказал, что надо прикоснуться камнем к человеку и произнести несколько слов… — варвар сделал паузу, наслаждаясь смятением Этельстейна.

В зале было так тихо, что за окном слышен был разговор слуг, убиравших двор.

— Он сказал… — продолжил киммериец, — а, может быть, ты сам нам поведаешь? — обратился он к Этельстейну. — В последний раз спрашиваю!

— Не знаю я ничего, — приосанился граф, все еще надеясь на спасение, — и даже не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ну, как хочешь, червь! — презрительно бросил Конан. — Действуй, Брегант! Отомсти этому мерзавцу за сына!

— Чья сила, того и действие! — провозгласил генерал, прикоснувшись перстнем к графу, тщетно пытавшемуся отпрянуть.

Вопль Этельстейна слился с единым возгласом удивления всех, наблюдавших за действом, и тут же синее пламя охватило графа.

Гвардейцы от неожиданности выпустили заговорщика, и он рухнул на пол прямо перед тронным возвышением, корчась от боли. Огонь пожирал его на глазах изумленных придворных, все стояли в молчаливом оцепенении, и только вой графа и треск пламени были слышны в тронном зале. В несколько мгновений все было кончено, и лишь кучка пепла осталась на месте, где совсем недавно находился всесильный нобиль.

— Вот так, — король обвел взглядом зал, — будет с каждым, кто осмелится покуситься на законную власть короля.

Почтительное молчание было ему ответом, лишь граф Просперо не удержался и воскликнул, с досадой хлопнув себя по коленям:

— Хорошенький подарочек преподнесла мне Эриона! Неужели она, мой король, тоже входила в число заговорщиков? Вот уж не ожидал!

— Твоей вины здесь нет, Просперо, — успокоил его киммериец. — И ее, как мне думается, тоже. Вряд ли твоя дама знала, какую страшную силу таит в себе фиолетовый камень. Все, что произошло с перстнем после его кражи из дома Бреганта, дело случая. Но об этом мы еще поговорим после. Паймор! Эй, Паймор, ты что, оглох, бездельник?

Опомнившийся дворецкий, до того стоявший с разинутым от удивления ртом, сделал знак церемониймейстеру, который невозмутимо ждал приказа.

Раздался удар золотого посоха, и зычный голос провозгласил:

— Королевский прием окончен!

— Все таки ты поспешил, мой король, — осмелился заметить Паллантид. — Мы нарочно медлили с предъявлением подозрений к Этельстейну, чтобы его не спугнуть, а теперь вот… Вздернули бы молодчика под потолок, и он живо рассказал бы нам об остальных заговорщиках. Мало ли, остался кто из них…

Он остановился на полуслове. Сквозь распахнутое окно донеслись слова солдатской песни:

Киммериец подошел к окну и выглянул наружу. Пара десятков человек, одетых в мундиры Черных Драконов, маршировали под командой кривоногого сотника, во все глотки горланя задиристую песню.

Это был походный марш гвардейцев, и начинался он с того, что неплохо бы взять с собой в поход женушек, однако постепенно, куплет за куплетом, приводящий солдат к несколько иному решению.

— Новобранцы! — Паллантид тоже подошел к окну. — Сколько солдат мы потеряли в битве с собаками из Офира и Кофа! И все-таки мы разгромили их наголову. У меня до сих пор стоит перед глазами, как ты одним ударом снес голову мерзавцу Страбонусу. Ничего, ребята, я вижу, бравые. Малер быстро сделает из них хороших солдат.

— Чего же мне бояться при таких-то охранниках? — прикрывая окно, серьезно заметил король. — А потом, знаешь ли, — теперь в его глазах мелькнула усмешка, — все хорошо в королевской жизни, но маленькая опасность все-таки должна оставаться. Совсем небольшая, — киммериец сдвинул большой и указательный палец и поднес к лицу Паллантида. — Вот такая. Иначе можно закиснуть. Как говорил много лет назад и бытность мою в Шадизаре мой приятель Ловкач Ши Шелам, для того и волк в лесу, чтобы у зайца от безделья ноги не отсохли.