Страница 55 из 72
Конан совсем уж было собрался поворачивать коня, как вдруг ощутил спиной направленный ему между лопаток горящий голодный взгляд. Инстинкт северного варвара не мог ошибаться. Совсем рядом, за спиной появился враг — жестокий и беспощадный, которого нужно убить, иначе он убьет тебя.
Разумеется, Конан не обернулся. Одно легкое, незаметное чужому глазу движение — и меч вынырнул из ножен. Серебряный шар слегка светился — желтоватым.
Встреча произошла на краю брошенного хутора. Оборотень укрывался где-то среди построек; Конан остановился возле каменного венца колодца. К счастью, ворот и ведро имелись.
Киммериец напился, напоил коня и сел, словно намереваясь переобуться и освежить ноги. Вражеский взгляд преследовал его неотступно; однако сам оборотень не показывался. Похоже, судья был прав — эти люди-леопарды предпочитали охотиться в одиночку. И тот, что смотрел на Конана, был очень, очень голоден. Перед ним была вожделенная добыча — но до темноты оставалось еще немало времени. Что он станет делать — нападет, не меняя форму? Или все же превратится?
Несколько мгновений Конан сидел, словно бы отдыхая. Нет, он ошибся — на него смотрел не человек. Зверь. Превращение уже давно завершилось — но зачем же тогда тварь медлит? Или она тоже в нерешительности?
Как же так, все бегут и прячутся, а этот отчего-то сидит здесь, словно в полной безопасности? Может быть, это неспроста? Потянулось время. Зверь мог ждать — Конан нет. Когда наступит темнота, преимущество окажется у оборотня.
Киммерийцу не оставалось ничего иного, как самому двинуться в дом. Шарик на эфесе меча светился все ярче и ярче — тварь притаилась где-то совсем рядом…
Пинком ноги Конан распахнул дверь. Пусто и темно. На глинобитном полу свалены какие-то кадушки, мешки, мотыги и прочее; и, пока глаза Конана еще не успели привыкнуть к темноте, оборотень прыгнул.
Серебряный шарик полыхнул яростным пламенем. Чистый, белый, слепящий свет озарил убогое строение — и распластавшееся в великолепном прыжке длинное пятнистое тело.
Конан успел лишь упасть на одно колено. Полоснуть мечом — уже нет; тварь оказалась очень быстра. Однако существо в полете боком слегка задело светящийся серебряный шар — и воздух огласился яростным шипением.
Конан вскочил на ноги. Теперь оборотень оказался на ярком свету, а киммериец, напротив, в темноте, и северянин мог рассмотреть своего противника.
Да, такого врага можно было уважать. Под шкурой так и перекатывались мышцы, когти не уступали длиной кинжалам; глаза — сплошной огонь. С черных губ капала дымящаяся слюна. Идеальное оружие смерти.
Величиной тварь была примерно с крупного тигра.
И Конан, и оборотень замерли. Бестия все еще шипела от боли — серебряный шар оставил на ее боку длинный черный след, как будто опалил пламенем. И теперь она, похоже, и впрямь поняла, что имеет дело не с простым путником. Тварь явно колебалась.
Киммериец ждал. Леопард одним прыжком уйдет от его, Конана, атаки; оставалось только ждать, пока тварь нападет сама.
Зверь раздумывал долго; но, наконец, решился.
Он попытался обмануть Конана, этот хитрый и кровожадный зверь, одержавший несчетное число побед, навсегда запомнивший предсмертные вопли и крики умиравших в его когтях людей; и эта память пересилила. Оборотень качнулся влево, словно собираясь обогнуть дом; и в тот же миг прыгнул.
Это был поистине великолепный прыжок. Гибкое тело растянулось в воздухе, страшные лапы взметнулись, готовые опрокинуть врага страшным ударом в грудь, пасть приоткрылась…
Прыжок оборотня был настолько стремителен и быстр, что даже Конан не успел ничего сделать. Лишь в самый последний момент руки — похоже, даже без вмешательства его воли — выставили вперед эфес с зачарованным шаром. В тот же миг сокрушительный удар отбросил Конана к дальней стене. Киммериец упал на спину.
И тотчас же раздался плач. Совершенно обычный, обиженный женский плач; молодой голос плакал с удовольствием, взахлеб, словно находил странное облегчение в слезах. На киммерийца никто не нападал, он не чувствовал боли; и запах яда, неотступно сопровождавший оборотня, вдруг бесследно исчез.
Рядом с Конаном, скорчившись и обхватив тонкими руками голову, горько плакала молодая девушка. На груди ее, между ключиц, чернело отвратительное, воняющее горелой плотью пятно ожога.
Конан ринулся на нее, словно коршун на добычу. Его рука сама нанесла удар. Оборотень в последний миг успел поднять голову, и взгляд больших, влажных черных глаз ударил киммерийца, словно тяжкая палица.
Эта девчонка был нечеловечески, неправдоподобно красива!
А миг спустя острие клинка с хрустом вонзилось в открывшееся горло, пронзило шею и вышло наружу у основания затылка. По струящимся волной волосам быстро-быстро потекли вниз алые струйки. Кровь хлестнула из страшной раны, оборотень всхлипнул и повалился.
Конан вырвал меч и, сам не зная зачем, перевернул стройное нагое тело. Да, она была поистине прекрасна. Казалось, в ней слиты черты всех самых красивых женщин, что когда-либо попадались Конану. Он, грубый северный варвар, привыкший скорее насиловать, чем ласкать, стоял совершенно растерянный и потрясенный перед этой убитой его мечом красотой.
Но дело надо было доделать. Неан советовал… Конана передрнуло от того, что ему предстояло сделать. Это будет стоить эмиру целый караван, груженный золотом, поклялся он себе.
Киммериец вынес труп во двор. Вся схватка заняла лишь несколько секунд; света было еще достаточно. Торопясь, северянин выкопал найденной тут же лопатой неглубокую яму, сбросил тело вниз и, заострив с одной стороны длинный кол, приставил его к груди убитой. Размахнулся камнем и ударил сверху.
Труп закричал. Затряслись воздетые к небу в жесте нечеловеческого отчаяния руки. Мертвые глаза приоткрылись — и на миг в них промелькнул тот самый, истинный огонь, что пылал в орбитах оборотня. А потом он угас — на сей раз навсегда. Тонкие точеные пальцы впились в края раны, словно стремясь разорвать ее, сделать шире, шире, еще шире — да замерли, потому что жизнь покинула их на самом пике усилья.
Конан забросал неглубокую могилу сухой, песчаной землей.
Пора в путь. На прощание он осмотрел место схватки — и пальцы его внезапно нащупали нечто мягкое, пушистое, теплое… Вынес к свету — это оказался лоскут шкуры оборотня, неведомо как оказавшийся на полу. Киммериец спрятал его в седельную сумку. Будет что показать Неану.
Он взобрался в седло. Солнце уже совсем низко. Наступает ночь, а до Энгласа еще ехать и ехать.
— Ты убил мою сестру, человек, — услыхал он. Конь в ужасе шарахнулся в сторону, едва не сбросив всадника. Позади, возле свежезакопанной могилы, стояла завернутая в легкую тунику девушка — точная копия убитой Конаном.
Совладав, наконец, с конем, киммериец резко бросил его на нового врага, Теперь он не даст овладеть собой постыдной слабости! Они решили, что так просто получат Конана из Киммерии — так вот же им!
Девушка легко уклонилась от копыт разъяренного болью жеребца. Конан услыхал ее смех, низкий, грудной, волнующий…
Однако она тоже ошиблась, недооценив киммерийца. Он кубарем скатился со спины скакуна, и вовремя — девушка слегка хлопнула того ладошкой по крупу. С диким ржанием жеребец мгновенно взвился на дыбы и рухнул замертво. Конана неминуемо придавило бы тушей, если бы не его ловкость.
— Ты убил мою сестру, человек, — вновь раздалось в тишине. — Ты будешь умирать долго, очень долго. Это я тебе обещаю.
— Не хвались прежде времени, — хрипло ответил киммериец. — Сначала возьми верх, а уж потом хвались!
Меч он держал острием вверх, готовый и рубить, и колоть. Взгляд его приник к прекрасному врагу… и против воли самого Конана северянин почувствовал, как в нем, закипает кровь.
Эта девчонка — неважно, оборотень она или нет — слишком хороша, чтобы прикончить ее, не узнав, какова она на ощупь?
В таких обстоятельствах подобное могло прийти в голову разве что безумцу. Однако Конан уже и был таким безумцем — потому что в сухой земле бедного, разоренного крестьянского двора уже лежала одна такая красотка.