Ночные клинки

— Ну и хорошо, — кивнул киммериец. — Вот и пусть полежит у меня. Да и потом, пожалуй, мы сохраним этот Камень. Я всегда мечтал стать королем чего-нибудь. А Хашдада сделал бы первым министром — или как там называется тот, кто помогает королям? А, приятель, как ты? — обратился он к кузнецу.

Хашдад промолчал, — Пелий внушал ему не меньший страх, чем ведьма Аттея.

— Или ты отдашь мне сейчас Камень, — железным голосом начал Пелий, — или ты не дождешься от меня никакой помощи! Ищи следы Ночных Клинков сам!

— Са-ам? — тяжело усмехнулся Конан. Он сделал одно внезапное, стремительное движение, настолько быстрое, что Хашдад не смог различить ни начала его, ни конца, и сгреб мага за грудки. Кинжал Белого Круга оказался возле самого горла чародея.

Полузадушенный Пелий захрипел; глаза его расширились от ужаса, едва он понял, что за клинок держит в руке киммериец.

— Я вижу, ты узнал его, — почти ласково проговорил Конан, не обращая внимания на знаки испуганного Хашдада. — Ну, колдун, если ты не хочешь, чтобы эта штука случайно оцарапала тебя — ты будешь говорить. Зачем тебе Камень?

По лбу волшебника прокатилась первая капля пота.

— Зачем? — прежним ласковым голосом повторил Конан, прижимая грубо откованное лезвие к самой коже чародея. — Говори. Ведь если я сделаю еще одно движение — тебя не спасет даже твое искусство.

Чародей судорожно сглотнул, но промолчал. Кулаки его рук беспрерывно сжимались и разжимались.

Конан нахмурился.

— Ну, похоже, ты сам все выбрал…

В тот же миг Пелий рванулся из рук Конана, словно змея из снастей змеелова. Конечно, не обошлось без чародейства; безупречная реакция на сей раз подвела варвара, и причиной этому, разумеется, было наложенное волшебником заклинание. Пелий оказался на свободе, и — о, ужас! — в пальцах его ярко сверкал Камень-Хранитель!

Маг напыщенно расхохотался.

— Ну, вот и все, глупец! — прогремел он. — Этот дуралей Тар направил тебя ко мне, не зная, что мой Орден, орден колдунов Нерг, вступил в союз с Ночными Клинками! А теперь, когда в наших руках — Камень-Хранитель, мы и вовсе станем непобедимы!.. Прощай!

Очевидно, он вознамерился эффектно исчезнуть, растворившись в воздухе — однако на сей раз, Конан успел вовремя. Кинжал Белого Круга вспорол воздух сверкающим отблеском, по странной прихоти Судьбы ударил в Камень-Хранитель и глубоко вонзился в грудь чародея. Из ладоней Пелия на береговой песок полетели мелкие блестящие осколки.

Конан метнул нож в самый последний момент, когда тело мага уже начало окутываться легким туманом, что предвещало скорое исчезновение колдуна. Остановить действие заклятия кинжал уже не успел; Пелий исчез — с выпученными от боли глазами и прижатыми к груди ладонями, из-под которых обильно текла кровь.

— Ох! — выдохнул Хашдад. Киммериец криво ухмыльнулся. Нет, Кром положительно не желал, чтобы к рукам одного из сыновей Киммерии прилипло богатство! Камень-Хранитель обратился в мелкую сверкающую крошку, и ни один ювелир на свете не доказал бы, что эта пыль когда-то слагалась в величественный сияющий адамант…

Конан поддал блистающую пыль ногой и рассмеялся.

— Ну что ж, Тару придется немного подождать. Пока мы не разыщем следующего чародея, который окажется хоть каплю честнее!

Обратный их путь через Бхарупу оказался далеко не столь же безрадостен, как приведший в нее. Как по волшебству, прошли короткие теплые дожди, а потом пригрело солнце — в самую меру, чтобы ничего не сгорело — и зелень на полях буйно пошла в рост. С душ людей слетело покрывало уныния и мрака. Теперь в любой деревне можно было остановиться на ночлег — гостей принимали охотно и делились с ними последним. От хижины к хижине, от дворца к дворцу летела весть о том, что башня Аттеи лежит в руинах, сама ведьма мертва, а Проклятие исчезло без остатка!

Конан постарался как следует вознаградить себя за утрату короны. В питье и плясках равных ему не было…

Стража на перевале долго не хотела верить им, что Проклятие навсегда снято с несчастной Бхарупы.

Путь Конана и Хашдада лежал на север, вдоль морского побережья, к славному городу Бодею.

— Ох, Конан, да объясни же ты мне, каких демонов ради мы сбиваем себя пятки, ловя всякие небылицы про этих Ночных Клинков? — ныл Хашдад, тащась следом за киммерийцем по узкой и темной бодейской улочке. — Неужели ты надеешься напасть на их след здесь? Чем этот город лучше любого другого в вендийских пределах?

Конан не отвечал. Хашдад спас ему жизнь там, у ворот ведьмы Аттеи, и с тех пор киммериец перестал обращать внимание на слабости спутника. Когда дойдет до дела, кузнец не подведет. Так что пусть говорит… но так, чтобы не мешать ему, Конану, слушать. Потому что иначе они могут и не дойти до конца этого зловонного проулка, так напоминающего шадизарскую Пустыньку… Кажется, заверни за угол, и очутишься перед гостеприимным заведением толстяка Абулетеса…

Северянин досадливо потряс головой. Да, можно сказать, что в Шадизаре он был почти что дома. Там, в Пустыньке, в знаменитом воровском квартале, его знали все. И все знали, что с Конаном-киммерийцем связываться бесполезно — если, конечно, ты не горишь желанием совершить самоубийство. Здесь все было не так.

В городе не было правителя, по крайней мере, внешне. Не было городской стражи, чиновников и прочей братии, от коих воры испокон веку привыкли откупаться звонкой монетой. Городом владели жрецы Индры, заменяя собой и правителя, и стражу, и все иное. Регулярно оглашаемые указы исходили всегда только от имени солнечного бога, победителя злых сил, ужасного змея Варуны, что заградил путь водам в населенные людьми пределы, обрекая мир на гибель. Индра одолел чудовище и тем самым доказал, что является истинным владыкой Сущего. Все равны перед Индрой, говорили обитатели Бодея. Не может быть никаких «правящих» и «повинующихся». На земле есть только одна воля — воля великого Индры. Он передает ее людям через священного оракула. Волю божества воспринимают жрецы, которые и несут ее дальше, мирянам. Все жрецы тоже равны между собой. Нет «патриархов» и «настоятелей», нет «малых» и «великих». Собравшись все вместе на еженощное моление, жрецы храма постигают волю Индры и возглашают ее людям. Они же, жрецы, следят за порядком в городе. Говорят, будто они умеют читать в людских сердцах, словно в открытой книге… И потому, якобы, ни один вор не может снискать успеха в Бодее.

Конан уже знал, что это не так.

Воры в Бодее были. И немало. За ними охотились, точно за бешеными псами. Укравшему даже пригоршню песка пощады не было — отсекалась правая рука. Человек становился парией, неприкасаемым и навсегда изгонялся из города.

И потому слава самого безопасного из всех вендийских городов привлекала в Бодей несметное число купцов. Не существовало ни налогов, ни пошлин. Просто каждый должен был пожертвовать на благое дело Индры. Под бдительным, сверлящим оком собиравшего дары жреца трудно было поскупиться.

И еще здесь было полным-полно магов. Индра благоволил к чародеям, если, конечно, их чудеса вопли ему на пользу.

И потому Конан настойчиво водил мелким неводом по мутному людскому морю в портовых кабаках (которые по сравнению со, скажем, мессантийскими, казались закрытыми школами для девочек из благородных семейств), в тайных борделях (ибо Индра не одобрял разврат), опиекурильнях, тоже тайных — и в иных местах, где человек мог вести себя не столь добродетельно, как это предписывалось городскими законами. Киммерийцу нужны были любые сведения о Ночных Клинках. Гордый варвар намерен был сдержать свое слово, данное плененному богу.

Хашдад тоже хотел отомстить за своих — но при этом считал, что гораздо лучше просто ждать — Бодей город большой, рано или поздно промышляющие в этих морях Ночные Клинки сами пожалуют сюда.

За спиной киммерийца раздалось звонкое шлепанье босых пяток. Северянин мгновенно напряг мышцы — это могло означать засаду с «живцом». Однако вместо этого…