Ночные клинки

Однако всему приходит свой черед, и старый правитель умер. И вот тут-то на Бхарупу и начали сыпаться беды. Все началось с того, что Аттея выбралась из своего заточения. Как ей удалось перехитрить стражу и явиться в самый дворец раджи — до сих пор никому не ведомо. Но, так или иначе, она ухитрилась провести ночь с наследным принцем Бхадаром и каким-то чародейством выкрасть из сокровищницы заветный Камень-Хранитель.

Ведьма сумела скрыться с сокровищем. А уже на следующий день вся Бхарупа в полной мере испытала на себе всю тяжесть идмирова проклятия.

Перестали родить поля, рыба ушла из прибрежных вод; одна за другой на страну обрушивались то моровое поветрие, то желтая лихорадка. Бешенство поразило слонов; они отказывались работать и топтали погонщиков. Звери средь бела дня нападали на людей; настали дни смуты и голода. Но этого мало — тень проклятия пала на людские сердца, и каждый думал лишь о своем собственном спасении. Армия разбежалась, и поход, устроенный Бхадаром, провалился.

Люди попытались спастись, бежать в сопредельные края — однако проклятие Идмира следовало за ними повсюду. Очень быстро окрестные раджи поняли, в чем дело, и запретили проход через свои земли кому бы то ни было из жителей Бхарупы.

Молодой раджа Бхадар, вне себя от гнева на собственную доверчивость, издал указ, согласно которому любой, кто вернул бы Камень-Хранитель, обрел бы громадное, невиданное богатство. Сокровища раджей Бхарупы были хорошо известны, и на призыв откликнулось немало искателей приключений. А именно восемьдесят один. Аттея черпала удовольствие в том, что слала Бхадару обратно их трупы.

Годы и бедствия опустошали страну. Вскоре желающие помериться силами с колдуньей перестали заглядывать во дворец правителей Бхарупы. Раджа, совершенно разбитый горем, видя гибель родной страны, завещал корону любому, кто сумеет спасти ее от напасти. Но и это не помогло. Уже много лет прошло с тех пор, как последний воитель постучался в дворцовые ворота…

— Так вот, — закончил Пелий. — Для того, чтобы узнать, где скрываются аколиты братства Ночных Клинков, мне необходим Камень-Хранитель.

Черные глаза в упор смотрели на Конана, однако киммериец даже не дрогнул.

— Не следовало прибегать к таким сложностям, — спокойно заметил он. — Достаточно было обратиться ко мне.

— Так ты берешься? — тотчас спросил Пелий.

— Берусь ли я? — Конан презрительно пожал плечами. — Что за вопрос? Если дело пахнет короной, я, Конан из Киммерии, готов сразиться с целой сотней ведьм!

— А ты, Хашдад? — Маг повернулся к молчавшему все это время кузнецу. — Ты пойдешь вместе с Конаном? Ему будет нужен спутник…

— Пойду, — неожиданно твердо ответил тот. — Пойду, хотя корона и одна на двоих… Но да ничего. Вот только бы меч мне…

— У меня всего в избытке, — заверил их Пелий.

— А скажи мне пожалуйста, почтенный маг, — с подозрительной вежливостью осведомился Конан, — почему же ты, такой могущественный, оставляешь нам возможность завладеть короной и снять со страны проклятие? Почему бы тебе самому не расправиться с этой Аттеей?

Пелий вздохнул.

— Я ждал от тебя этого вопроса, Конан из Киммерии. Аттея принадлежит к могущественному ордену колдунов, ордену Арк, а я — к ордену Нерг. Между нашими орденами мир. Я не могу напасть на нее в открытую. Увы!..

Конан демонстративно поднял брови.

— Ладно, оставим это. Пойдем смотреть твои запасы, волшебник! Надеюсь, там найдется что-нибудь мне по руке!

На следующий день двое путников уже были возле ворот дворца Аттеи.

Назвать это одинокое строение крепостью едва ли было правильно. Конан увидел одинокую башню, окруженную невысокой стеной. К ней вела старая дорога; а за стеной, единственные во всей Бхарупе, вовсю зеленели сады. Впрочем, приближаться к ним было опасно — падавшие на землю возле стен плоды были ядовиты. Подбиравшие их умерли в страшных мучениях. Но еще больший ужас внушали стражи ворот башни, вызванные Аттеей из каких-то Темных Пределов.

Конан натянул поводья, Восемьдесят один его предшественник потрепал здесь неудачу. Он не должен повторить их ошибок.

Киммериец не торопился. Спешить некуда. Он должен все внимательно осмотреть, Пелий говорил, что Аттея никогда не нападала вне очерченного ею самой круга стен вокруг ее башни.

Стена. Деревья за ней. Красивые, причудливые… Наверняка не обошлось без волшебства. Стена невысока — едва ли два человеческих роста. Пустяк для него, Конана. Дальше. Ворота. Вычурные, с литыми жуткими масками. Бронзовые. Бронзовые, так-так… Интересно, почему. Не хватило денег на железные? Бронзовые створки вообще-то не в ходу…

Больше ничего интересного Конан не увидел. Башня как башня, наверху, правда, шатровая крыша. Окна довольно широки — будет легко протиснуться.

К ночи киммериец исползал все вокруг. Наготове были якорь, веревки и все прочее. Уже смеркалось, когда Конан внезапно хлопнул себя по лбу.

Ну конечно! Как же можно не замечать столь явного! Те восемь десятков, что побывали здесь до него — наверняка они точно так же готовились перелезать через стену, крепили веревки, запасались якорьками-кошками и тому подобным. Ничего это им не помогло. Едва ли все они были полными тупицами или впервые взявшими в руки меч людьми. Здесь была какая-то ловушка.

За спиной у Конана уже было опаснейшее приключение в Башне Слона, откуда он едва-едва выбрался живым. Тот случай многому научил молодого взломщика. Да, он мог подняться по любой, на глаз даже совершенно гладкой стене — но, быть может, именно этого и ждала от него ведьма?

Пелий говорил, что подобраться к башне незамеченным невозможно — Аттея глаз не сводит с окрестностей, все время ожидая гостей. Все эти годы они служили ее единственным развлечением.

Неприятности начались ночью. Конан и Хашдад молча сидели возле небольшого костерка, разведенного в глубокой ложбине. Вокруг сгустилась недобрая тишина. Окрестные земли утопали в сумраке. Они были совершенно пусты — если в иных местах несчастной страны еще теплилась жизнь, и на полях хоть что-то произрастало, то здесь, возле того самого места, откуда исходило проклятие, не осталось ничего живого. Только прах и тлен, тлен и прах, обрушившиеся кровли жалких лачуг, переставшие плодоносить поля и изглоданные плесенью деревья в когда-то поражавших изобилием фруктовых садах. Унылая земля. Воистину проклятая.

— Что-то кони беспокоятся… — заметил Конан, жуя кусок копченой рыбины из данных им в дорогу Пелием припасов. — Ты их надежно спутал, Хашдад?

— Троекратно, — с набитым ртом отвечал тот. — Да ничего с ними не случится, страна ж мертва! Ни шакалов, ни тигров, ни гиен…

Словно в ответ на его слова, над замершей землей внезапно пронеслось тонкое завывание, полное скрытой угрозы. Конан вскочил на ноги, но было уже поздно. При первых же звуках этого воя кони словно бы сошли с ума. С диким ржанием, встав на дыбы, они оборвали постромки и путы, рванувшись к смутно сереющим в полумраке стенам башни.

Хашдад с проклятием выхватил из костра факел и бросился в погоню. Конан чуть задержался — ясно было, что это происки колдуньи и что с лошадьми можно проститься, раз уж чародейка положила на них глаз.

Хашдад, высоко подняв горящую головню, мчался прямо к воротам. Кони уже доскакали до них и, как будто кто-то на миг даровал им крылья, растянулись в высоких прыжках, легко перемахнув стену в два человеческих роста. Из-за ограды тотчас же донеслись жуткие звуки — утробное урчание хищников и отчаянное ржанье гибнущих коней. Стража Аттеи получила славный ужин.

Уже бесполезно было бежать и что-либо делать, но Хашдад как будто бы лишился ума.

— Не трогай ворот! — заорал ему Конан, но было уже поздно.

Тяжелые бронзовые створки распахнулись подозрительно легко. В темноте смутно забелела дорожка, ведущая к крыльцу башни. По обе ее стороны темнели густые кроны деревьев. А возле самого крыльца Конан увидел три человеческих фигуры — дородную женщину с приятным округлым лицом, державшую на руках младенца, и двух темноволосых девочек рядом с ней. Хашдад замер, словно оглушенный.