Страница 91 из 93
Это безумие, подумал Чи, сердце панически забилось. Мир, парень, или мы оба исчезнем.
В конце концов он убьет нас, ответил мальчик, который не хотел умирать. Убьет — когда мы сделаем все, что они хотят, она или он, какая разница? Знание — вот все, что они хотят.
Тогда они заключили невыгодную сделку, разве не так? Чи вытер слезы с глаз. Малыш, мы охраняем его спину. Ты глупец, и все, что ты предлагаешь — огромная глупость. И ты не должен делать из меня врага. Твой брат был умнее. Ты остался на стороне тех, кто сражался со мной, а Брон — Брон пустил свою лошадь по другому пути. Вот правда, которую я помню.
Лжец!
А твой Гаулт — твой герой Гаулт был таким же предателем, как и Арунден. Он продал вас всех, обменял на мир. Неужели ты не знал? Он предал Ичандрена еще до меня. Да, я взял его сюда, на этот холм, но только потому, что у меня не было выбора. Но, малыш, он был подлец. Подлец и дурак. Вот какое наследство я получил от него.
Что за проклятый?
Из комнаты в конце зала, в которой исчезла леди, вырвалась одна вспышка света, другая, послышался вой, который не могло издавать горло живого существа, и глухой грохот, похожий на раскат грома.
— Что она делает, — хрипло спросил Хесиен, опираясь о стену. — Лорд человек, что она делает?
— Не знаю, — ответил Вейни, кусая губу, и посмотрел на открытую дверь, за которой раз за разом вспыхивал красный свет, вой нарастал. — Держи проход. Нам по нему отступать!
Он побежал, доверившись этим людям, пролетел скользкий каменный зал, и через распахнутую дверь ворвался в место, которое уже несколько раз видел во время своих путешествий. Умирающий свет окрасил все вокруг в цвет крови, выли нечеловеческие голоса, грохот и крики доносились со всех сторон.
— Лио! — крикнул он, перекрикивая все нарастающий шум. — Лио!
Она повернулась, глаза отсвечивали красным, на черной броне искрились серебряные волосы, на панелях за ней и рядом с ней тревожно вспыхивал свет.
— Он не мертв! — крикнула она. — Вейни, он спрятал свою сущность внутри ворот — он все еще жив, и ждет бедную душу, которая рискнет войти в ворота.
Вейни попытался понять. Он остановился, поглядел на нее, подумал, а потом подумал еще.
— Нас! — крикнула она. — Он ждет нас, и я не могу избавиться от него. Это та самая неправильность, которую мы все время чувствовали в воротах — он постоянно хранил себя там, привязал себя к ним, навсегда. Он возьмет следующего живого, который войдет в Великие Ворота, пройдет через них и освободится, и мы не в состоянии остановить его! — Она бросилась к нему, схватила за руку и направилась к двери, но не бегом, а быстрым шагом, оставив за спиной вспышки света и неприятное покалывание в воздухе. Вейни знал, что она установила ворота Морунда на саморазрушение и — очень скоро, хвала Небесам — это произойдет. — Он поставил и еще одну ловушку: ворота будут немедленно запечатаны, как только он освободится. Но это я пробила, достаточно легко. И поставила на новое время, несколько часов. Не осмелилась на несколько дней. В этом месте собрано слишком много знания, и есть возможность, что кто-нибудь заново откроет их, хотя я и разрушила систему управления — не рискнула.
Она говорила на старо-каршском языке, совсем не подходящем ко всем этим делам, для которых на кел имелись готовые слова, описывавшие внутреннюю работу ворот и всяческие хитрости, которые она показала ему: как перенаправить силу, закрыть один поток и открыть другой, направить все потоки через каналы и уничтожить, вновь восстановив.
— Я поставила их на уничтожение основного истока, — сказала она на кел, имея в виду линию силы, которая бежит из самого сердца мира.
Все крутилось вокруг этого. Такая вещь, как-то сказала она ему, может разрушить мир, уничтожить саму силу планеты. Я не знаю, что произойдет потом, — однажды сказала она. — Никто больше не пройдет через эти ворота — и через любые ворота, связанные с этими. Для мира это не слишком хорошо. И добровольно я никогда не делаю этого. Но тут само время замкнуто внутри закрытых ворот. Обычно если не трогать сердце, время само уничтожит исток через несколько лет, и нет необходимости для таких отчаянных поступков. Я сделала так мало, как осмелилась.
Он подумал о городе, раскинувшемся вокруг холма Ненейн, о бесчисленных людях и кел, живущих на краю колодца с силой ворот, и о том, что может сделать катастрофа; колени стали ватными, руки задрожали.
Это приговор. Смертный приговор. То самый вой, который он не слышал никогда, угроза для жизни всех тех, кто живет вокруг ворот — вокруг Морунда, Теджоса, Манта или любых других, из которых тянутся нити в сердце мира.
— Сколько у нас времени? — спросил он.
— Три часа, — ответила Моргейн. Часы — так кел считают время. Вейни взглянул на солнце, измерил время так, как считают в Эндар-Карше, и сердце заледенело. — Я не осмелилась дать больше времени, — повторила она. — Это город кел. В Сейирн Нейс может быть хранитель, если он еще не сбежал вместе с остальными.
— Один из стражей мог бы решить проблему, — сказала он, хладнокровно подумав — о Небеса, кем он стал! — о том, где им взять жертву.
— Мы не знаем, способны ли они. Не говори нашим товарищам. Ты понял?
Он увидел, что Чи и Хесиен ждут их на пересечении коридоров, увидел их обеспокоенные лица.
— Ты понял?
— Да, — сказал он, собирая остатки своей души; скорее всего судьба не предложит им ничего лучше.
Как стражники, которые сдались; как сорок солдат Гаулта на дороге; как город, лежащий под ними, обреченный судьбой и воротами на гибель, все эти мужчины, женщины, дети в колыбели…
Ради всех миров, сказала она ему. Все миры — это слишком много, сердце человека не в состоянии их вместить, когда есть один под ногами, и в нем тысячи жизней, и выбор за тобой.
Не говори им — не предлагай даже тень возможности: выбирать или сражаться…
— Пошли, — сказала она Чи и Хесиену, и повела за собой к залу, в котором они оставили лошадей и где до сих пор находился Ранин, стороживший их. — Мы уходим в ворота. Торопитесь. И у нас мало времени. Я установила Врата так, что они закроются за нами и никто не сможет пойти вслед.
Они не спрашивали. Но шли быстрым шагом с оружием в руках, и Чи свистнул Ранину прежде, чем войти в зал.
— Мы уходим в ворота, — сказал Чи Ранину, когда лучник опустил лук и встретил их там, где сгрудились лошади, в углу зала. — Быстро. Уходим, парень. Леди держит обещание.
Но, похоже, Ранина это не обрадовало. — Милорд Чи, — сказал он, — миледи — у меня есть жена.
О Небеса, подумал Вейни.
— Я прошу вас задержаться ненадолго, — продолжал Ранин. — Разрешите мне привести ее.
Чи поглядел на Моргейн.
— Нет, — сказала Моргейн. — Нет времени. Еще немного, и ворота будут запечатаны, проход закроется. Если мы не уйдем сейчас, мы не уйдем никогда.
— Сколько? — спросил Чи.
— Час, — ответила Моргейн. — Возможно. Скаррин повредил ворота, и я не в состоянии исправить их. У нас нет времени, Ранин, твой лорд нуждается в тебе и я, тоже — там, куда мы идем, не любят женщин-полукровок. Тяжелый долгий путь под солнцем, штормы и ураганы; и война, Ранин, непрерывная война, обещаю тебе. Решай побыстрее, не бросай своего лорда!
— Я не могу, — в карих глаза Ранина плескалось страдание. — Лорд Чи — я не могу бросить ее.
Он повернулся и пошел к лошадям. Моргейн подняла свое черное оружие. — Остановись! — крикнула она.
— Миледи! — воскликнул Чи.
Ранин остановился, но не повернулся. Несколько ударов сердца, и он пошел опять.
Моргейн дала своей руке упасть. Она молча стояла и смотрела, как Ранин садится на коня. — Прошай, — тихо сказала она. — Прощай навсегда, Ранин.