Страница 15 из 97
Шапошников отпустил меня. Весь день я просидел, погрузившись в карты и бумаги. А глубокой ночью, вернувшись из Кремля, начальник Генштаба вызвал меня к себе и протянул лист бумаги:
— Вот, читайте.
Это было постановление о назначении Василевского начальником Оперативного управления и заместителем начальника Генштаба, причем инициатором постановления, как заявил Борис Михайлович, был Сталин, и он сам написал это постановление. Естественно, что вопрос о моем назначении начальником Северо-Западного фронта уже не поднимался.
1 августа я приступил к исполнению своих новых обязанностей. Вполне понятно, что в ту тяжелую и крайне напряженную пору мне вряд ли удалось бы успешно справиться с ними, не опираясь повседневно и ежечасно на помощь и поддержку Бориса Михайловича. У нас с ним сложились самые лучшие отношения, какие только можно пожелать. И это необычайно помогало делу.
В сложнейшей обстановке первых месяцев Великой Отечественной войны Шапошников внес неоценимый вклад в завоевание нашей грядущей победы над врагом. Именно в эти дни с особой силой проявились его полководческий талант и выдающиеся организаторские способности. При его прямом участии разрабатывались операции большого масштаба в начальный период войны. Его непосредственное руководство обеспечивало быструю перестройку работы всех крупных штабов.
Улучшению стратегического руководства войсками Борис Михайлович уделил первостепенное внимание. По его заданию и при его самом живом участии было срочно разработано и уже 10 августа 1941 года введено в действие положение, которым регламентировалась работа фронтовых управлений и управлений Генерального штаба. Шапошников подписал специальную директиву, устанавливавшую порядок передачи боевых донесений и оперативных сводок с фронтов в Центр. В соответствии с ней штабы фронтов обязаны были заканчивать свои донесения и сводки в Генштаб не позднее 2 часов ночи ежесуточно, а спешные, особо важные передавать лично дежурному заместителю начальника Генштаба. Эти и другие предпринятые Шапошниковым меры послужили важным средством для того, чтобы установить планомерность и порядок в штабной службе, что было необычайно важно в той обстановке. Сам Борис Михайлович был олицетворением этого порядка. Его неизменное спокойствие, твердость и воля, умение подойти к решению всякого вопроса основательно, без спешки и нервозности передавались всем окружающим и давали такой эффект, который был бы невозможен при иных условиях. Наше Оперативное управление, занимавшее центральное место в Генштабе, как и другие управления, непосредственно связанные с организацией боевой деятельности войск, быстро входило в тот ритм, который диктовала война.
Был и другой момент, и о нем нельзя не сказать, оценивая роль Шапошникова как руководителя Генерального штаба. С начала августа 1941 года мне пришлось ежедневно, а иногда и по нескольку раз в сутки сопровождать его в поездках к Верховному Главнокомандующему. В августовские и сентябрьские дни 1941 года эти встречи, как правило, происходили в Кремле, в кабинете Сталина. Как я уже говорил, превращение Генерального штаба в рабочий орган Ставки Верховного Главнокомандования произошло не сразу и не так уж гладко. Сначала Сталин высказывал резкое недовольство его деятельностью. Тяжелая обстановка на фронтах порождала многие недостатки в деятельности Генштаба. К тому же, не скрою, Сталин не всегда принимал оптимальные решения, не всегда проявлял понимание наших трудностей. Сталин как Верховный Главнокомандующий вызывал для рассмотрения очередного вопроса то одно, то другое ответственное лицо как с фронта, так и из тыла. Он требовал исчерпывающих сведений по любому обсуждавшемуся вопросу и, получив таковые, иногда спрашивал совета, а в первое время чаще сразу решал сам, отдавая распоряжения без единого лишнего слова. Взвалив на свои плечи огромную ношу, Сталин не щадил и других. В ходе Великой Отечественной войны, как, пожалуй, ни в какое время, проявилось в полной мере самое сильное качество Сталина: он был отличным организатором. А организаторские способности играли тогда, конечно, огромную роль, ибо непосредственно от них зависело принятие верного оперативного плана, обеспечение фронта и тыла материальными и людскими ресурсами, действия с учетом перспективы длительной и тяжелой войны.
Были в деятельности Сталина того времени и просчеты, причем иногда серьезные. Тогда он был неоправданно самоуверен, самонадеян, переоценивал свои силы и знания в руководстве войной. Первоначальные неудачи Красной Армии показали некоторых ее командиров в невыгодном свете. Они оказались неспособными в той сложнейшей обстановке руководить войсками по-новому, быстро овладеть искусством ведения современной войны, оставались в плену старых представлений. Не все сумели быстро перестроиться. Сталин же исходил из того, что, если боевые действия развиваются не так, как нужно, значит, необходимо срочно произвести замену руководителя. Перемещения касались всего аппарата Наркомата обороны, Генштаба и руководства войсками. Однако такое отношение к кадрам в первые месяцы войны далеко не всегда давало положительные результаты. Сталин мало опирался и на Генеральный штаб, далеко недостаточно использовал знания и опыт его работников. В таких условиях Генштаб не мог развернуться и работать в меру своих сил. Надо иметь в виду, что и сама система обслуживания им Ставки только еще вырабатывалась.
Во время поездок с Шапошниковым в Кремль я имел возможность воочию убедиться, каким высоким уважением пользовался Борис Михайлович у Сталина. Работая в непосредственном контакте с Верховным Главнокомандующим, Шапошников представлял подготовленную Генштабом информацию, высказывал аргументированные предложения, на основе которых Ставка давала затем директивы. Сталин всегда с большим вниманием прислушивался к рекомендациям и мнению Бориса Михайловича. Это, конечно, отнюдь не означало, что Верховный Главнокомандующий всякий раз соглашался с ними. Как мне думается, Сталин особенно ценил Шапошникова за то. что тот никогда не приспосабливал свое суждение по решаемому вопросу к мнению, которое уже складывалось в Ставке. Он умел с достоинством отстаивать свои суждения, если был убежден в их правильности.
Но Сталин знал и другое: если решение принято, Шапошников будет проводить его в жизнь со всей присущей ему энергией вне зависимости от того, совпало оно с его собственной точкой зрения или нет. Личный авторитет Шапошникова, безусловно, благотворно сказывался на процессе превращения Генерального штаба в надежный рабочий орган Ставки Верховного Главнокомандования. По мере того как разворачивались события, Сталин все больше стал придерживаться правила — принимать всякое ответственное решение по военному вопросу лишь после предварительного доклада начальника Генерального штаба.
С первых дней августа 1941 года Ставка Верховного Главнокомандования вынуждена была чуть ли не ежечасно заниматься ходом событий на Юго-Западном стратегическом направлении. К этому времени обстановка там сложилась весьма нелегкая. Продолжавшееся на протяжении двух месяцев до этого Смоленское сражение имело своим итогом задержку наступления врага на главном — московском направлении, что явилось для нас крупным стратегическим успехом. Советское командование получило дополнительное время как для создания новых мощных резервов, так и для укрепления Москвы. Основные группировки врага, действовавшие на московском направлении, были изрядно измотаны. В гитлеровской ставке начались серьезные дискуссии о необходимости изменения всего замысла кампании. Директивой от 30 июля фашистское командование предусматривало остановить наступление группы армий «Центр» на Москву. Несколько позже 2-я танковая группа и 2-я армия группы армий «Центр» были повернуты на юг.
Это решение Гитлера и верховного главнокомандования вооруженных сил фашистской Германии вовсе не свидетельствовало, что они отказываются от взятия Москвы. Они хотели закрепиться на юге, высвободить значительные силы, а потом пойти на советскую столицу.