Месть Бела

Тут и слева раздался треск, а следом вопль. Тоже не приходится гадать, в чем дело — подрубленный мечом сук рухнул вниз вместе со ступившим на него человеком. И, похоже, человек не просто свалился, а угодил в путаницу лиан, перемазанных смолой, где он должен сполна ощутить, каково приходится мухе в паутине.

Я не стал ждать, когда сработают остальные ловушки: можно было прождать до второго пришествия этого ихнего Азарха. Сперва я двинулся туда, откуда прилетел первый крик. Крик уже затих, вернее, перешел в стон.

Человек, что стонал, был не жилец. Он лежал на суку, обхватив его руками и ногами, рубаха на левом боку пропиталась кровью, кровь стекала на нижнюю ветку частыми густыми каплями. Следовало облегчить его мучения точным ударом ножа. Заняло бы мгновение, но это мгновение я тратить не стал. А ну потом как раз его не хватит самому.

Я нащупал ножны на поясе умирающего, выдернул из них нож, сунул его в зубы — руки-то нужны свободными — и, быстро перебирая ветки и лианы, устремился к следующему серому лазутчику, влипнувшему в мою ловушку.

Конечно, Бел ограбил меня изрядно, однако ж не все умыкнул этот бог прохвостов, который и сам первейший прохвост. К примеру, оставил нетронутой быстроту отклика тела на неожиданности...

— ...Реакцию, — пробормотал себе под нос Симур. Они в тот момент как раз двигались по дорожке, соединяющей тенистый сад и винный погреб. Словно опомнившись, философ поспешно добавил: — Ну, продолжай, продолжай, Конан...

— ...что и пригодилось как нельзя кстати, — за сегодняшний день киммериец прекрасно научился продолжать ровно с того места, на котором его прервали. — Стоило раздаться шороху, как я уже отпрыгивал на соседнюю ветку, перемещая нож в ладонь. И только ноги коснулись ветви, я метнул клинок.

Там, где до прыжка находились мои ступни, вонзилась в дерево стрела и мелко дрожал ее оперенный серыми перьями кончик. А там, откуда прилетел шорох, затрещали сучья, из путаницы ветвей вывалился с моим ножом в груди лохматый человечек и, не проронив ни звука, обрушился вниз.

Нож у древесных жителей, к которым я нынче невольно присоединился, великая драгоценность, нет спору, потому неплохо было бы слазать вниз и выдернуть клинок из убитого, да вот времени на то не отыскивалось, если я хотел защитить папашу Меркара с дочкой от врагов. А я хотел.

Ножны с мечом как назло зацепились за сучок. Когда возился с ними, услышал справа и довольно близко удивленный вскрик, шорох с треском и после протяжный стон. Ага! Я понял, что случилось. Некий серый гнездовик, чьи уши развернулись на непонятные и подозрительные звуки, поспешил в ту сторону, на подмогу или даже на выручку. Поспешив, он схватился рукой за лиану, за удобную такую лиану, в которую так и тянет вцепиться, потому что рядом почему-то нет других лиан, будто их повырубил кто. Схватился — и вдруг эта лиана подбросила его вверх, в гущобу мелких сучков, опуталась вокруг руки. Он повис и, вероятно, вывернул или растянул запястье. Зато другая грабля у него оставалось свободной, да и нож наверняка за поясом имелся, поэтому он без труда мог перерезать лиану и освободиться. Этого-то ему я и не собирался позволить.

В два счета я добрался до нужного места. У меня уже наработалась сноровка в ползанье по деревьям, только я наделся, что она мне надолго не понадобится и остаток жизни я все-таки прохожу как человек, по твердой земле.

Поспел я вовремя. Человек мальчишеского роста и телосложения, но с косматой черной бородой, вращаясь меж ветвей на зеленой нитке стебля, поднес к лиане нож и чиркнул по ней, видать, хорошо отточенным лезвием. Чиркнул еще раз, перерезал лиану и — упал прямо в подставленные мною руки.

Любезничать с ним я не стал. Выкрутил ручонку (с виду хилую, но оказавшуюся крепкой), запихнул себе за пояс выпавший из ладони нож, ухватил красавца за грязную нечесаную гриву и свесил вниз. Сам я для устойчивости уселся на ветку. Легко удерживая пленничка... весу-то в нем, тьфу, пятерых таких бы удержал, сам видишь, Симур, чем-чем, а силушкой меня не обделили папаша с мамашей, вкупе с Кромом и прочими силами небесными. Помню, как-то раз на спор сотню шагов проволок на плечах взрослого гиперборейского быка... Молодой тогда был, глупый, поддавался на всякие подначки, дескать, а слабь тебе, Конан, быка поднять и протащить. А я от такого приходил в бешенство и давай таскать, что говорят. Однако ты ж, гляди, не надорвался, здоровехонек и по сей день... Так вот значит, держу этого бородатого мальца и спрашиваю:

— Ну, бог древесной красоты, жить хочешь? Тогда скажи, сколько вас всего прискакало в наши края?

А этот недомерок в ответ шипит, плюется и нехорошо так ругается:

— Грязь на корнях, вонючий перекормыш, тупой низовик, помет улиточной жабы, выкидыш белки-летуна, гриб-лобоносик...

Я уж и нож к горлу приставил, а он все свое, правду говорить никак не желает. Времени на увещевания у меня не имелось, с новым лесным другом следовало проститься. Без нужды резать людей я не люблю, потому ограничился тем, что стукнул кулаком по его упрямой черепухе. Тюкнул не со всей мочи, чтоб насмерть не пришибить, но достаточно весомо, чтоб обеспечить ему долгий беспробудный сон. Короче говоря, сегодня не быть ему больше воякой. Оставил я моего бородатого приятеля подвешенным за кожаный пояс на прочном суке. Хотя за свою грязную брань, обращенную на гордого сына Киммерии, он, конечно, заслуживал лютой смерти. Быть может, напрасно я его тогда пощадил. Но ход времен не обратить вспять, не вернуться в реку, в которую раз ступил...

— Почему ж? Можно и вспять обратить, — Симур вытащил из кармана длинный ключ, со второй попытки вогнал его в замочную скважину и открыл хорошо смазанную дверь погреба. Они перешагнули зашарканный порог. Приятно обдало холодком, под ногами зашуршали песчинки, обнадеживающе темнели ряды толстобрюхих дубовых бочек. — Но о возвращении в реки мы после переговорим. Так что же дальше? Ты говори, говори, я сам управлюсь с делом...

— В общем, поспешил я к обиталищу Меркара и Апреи, где они остались дожидаться незваных гостей. Ну, думаю, теперь эти гости должны отступить, напугавшись непонятного, а то и вовсе убраться восвояси. Короче, я почти уверился, что папаше с дочкой ничего больше не угрожает. Как вдруг услышал крики. Два, один за другим. Первый походил на боевой клич, второй — на предсмертный выкрик. Потом донесся треск сучьев, свист тетивы, невнятные возгласы. Что-то там у них происходило. Следовало поторопиться.

Хоть и обзывали меня перекормышем, но я тоже способен, даже двигаясь быстро, подкрасться не шумнув. Зря я, что ли, промышлял воровством и промышлял успешно.

Да, видать, часть этих оборванцев верхом прошли. Или низом. Обошли, короче.

Я подобрался к самому гнезду папаши Меркара, осторожно выглянул из зарослей. И увидел...

Папаша Меркар свешивался из дупла, в его спине торчало две стрелы, а из перерезанного горла вытекала кровь. Чуть ниже возле еще одного дупла Апрея билась с двумя такими же бородатыми, как мой давешний знакомец, лесными разбойниками. Девушка из последних сил удерживала за перехваченное запястье руку одного — острие ножа дрожало перед лицом лесной лучницы. Вдобавок каким-то невообразимым образом Апрее удавалось уворачиваться от второго бородача. Тот пытался достать девушку ножом из-за спины своего сородича, по-другому он не мог, ветвь узка, не обойти. И это пока спасало Апрею, однако долго ей не вытянуть. Если один не продавит, другой дотянется. И, словно бог несчастий услышал мои мысли: второму бородачу удался резкий и точный выпад.

Я даже не поверил своим глазам, когда лезвие, которому, казалось бы, не суждено промахнуться, вжикнуло рядом с девушкой, воткнулось в дерево, уйдя в него чуть ли не по рукоять. То как Апрее удалось уклониться, развернув вместе с собою того бородача, с которым боролась, — можно назвать чудом. Хотя, с другой стороны, может и не чудо никакое, а просто жизнь на деревьях приучает к ловкости и изворотливости.