Месть Бела

— Кто может сказать, что я держу в руке? Слепой Савгор протянул было руку, чтобы коснуться предмета, но, услышав его движение, Родукар отступил на шаг, в сторону свекра и свекрови.

— Так что же это?

Все настороженно молчали.

Тогда Родукар вновь повернулся к Конану:

— Никто не может сказать, что я держу в руке, пока не дотронется до этого. Такое знание принадлежит только Богам. Итак, Всезнающий Бог, называющий себя Конаном, можешь ли ты сказать, не касаясь, что я вынул из рукава?

«Их боги зрячи, вот в чем заковыка! — вспыхнуло в голове киммерийца. — Ах ты, хитрый лысый пень, сейчас я покажу тебе, кто тут есть бог...»

И, шалея от собственной смелости, Конан проговорил:

— У тебя, любезный мой Родукар, в руке нож. Небольшой, но вполне достаточный для того, чтобы раскровенить нос достопочтенному ткачу Нигуму, если ты сделаешь еще один шаг назад.

Ножик исчез в рукаве столь быстро, как и появился.

— Родукар, не хватит ли? — тихо сказала Хайри. — Если Бог рассердится...

Родукар казался растерянным. Впрочем, он быстро справился с собой и вежливо поклонился Конану:

— Прошу извинить меня за сомнение, Всезнающий Бог, — проговорил он. — Но не мы придумали законы и не нам не следовать им. Любой может присвоить себе звание Бога, но не каждый может выдержать испытание сомнением... Просто я никогда раньше не слышал тебя, хоть и проводил церемонию тридцать восемь раз. Надеюсь, ты не обиделся на меня.

— Закон всегда закон, — осторожно ответил Конан. — И я доволен, что ты чтишь его. — И подумал: «Ах ты, старый лис, не зря ты показал мне именно нож. Если б я не увидел его, то наверняка почувствовал бы между собственных ребер... Однако — еще те боги у этих ребят!»

— Ну, а теперь, когда сомнение разрешилось, — подал голос нетерпеливо топчущийся позади Савгор, — не пора ли начать церемонию?

— Да-да, конечно, — засуетился Родукар. — Извольте занять подобающее Богу место, светлейший Конан. — И он указал рукой на импровизированный трон.

Вжившись в роль бога — была не была, — киммериец с достоинством поднялся на помост уселся на холодное деревянное сидение. Передвинул мешающий меч из-за спины к плечу. Отсюда прекрасно был виден стол и младенец на нем.

— Начнем, — к самому себе обратился Родукар.

— И началось, — поморщился варвар, заливая горечь воспоминаний терпким вином Симура. — Многое я на свете я повидал, уважаемый мудрец, но такое мне пришлось лицезреть впервые. Этот «причащающий», Родукар плешивый, напоил младенца какой-то пакостью из рожка. Ребенок сначала захныкал, но потом утих: видно, сонным зельем шарлатан его напичкал. А папашка с мамашкой и ихние родители смотре... ну, то есть слушали очень внимательно, будто чудо какое-то происходило.

Когда младенец уснул, Родукар вынул откуда-то из складок своего балахона тонкую портняжную иголку, в которую уже была вставлена завязанная на узелок на конце нитка. И только тут Конан сообразил, что сейчас произойдет. И до боли в пальцах вцепился в подлокотники кресла — чтобы не закричать от ужаса. Но не смотреть он не мог.

Словно заколдованный, киммериец смотрел, как Родукар, нащупав длинными чуткими пальцами веки младенца, занес над ними зловеще поблескивающую в свете факелов иглу.

Все остальные, кроме Конана, тихо затянули медленный, щемящий душу вой:

Игла ткнулось в левое верхнее веко новорожденного, пронзила плоть; натянулась нежная кожа, лопнула, и в сопровождении капли крови иголка вышла с другой стороны. Родукар вытащил иглу, потянул вверх; за иглой последовала обагрившаяся нитка.

Младенец захныкал, но не пошевелился. Капли крови покатились по его пухленьким, розовым щекам.

Семейство запело громче:

Родукар деловито продолжал работу. Игла проткнула левое нижнее веко младенца. Нитка затянулась. И игла вновь ткнулась в верхнее крошечное веко. Балахон истязателя окропился кровью.

— И так раз за разом, — рассказывал Симуру Конан, монотонно покачиваясь на стуле, прикрыв глаза, сунув руки под ягодицы. — Стежок за стежком, сначала левый глаз, потом правый. Иголка вверх-вниз, вверх-вниз. А я пошевелиться не могу. Смотрю, будто завороженный, как эта сволочь младенцу глаза зашивает. А что сделать? Закричать: не надо, не надо, что ли? А вдруг у них так принято — и неспроста? Вдруг без этого... причащения... человек сразу погибает, или в Серые Равнины отправляется, или, не привели Кром, в Мир Демонов попадает? Кто ж знает, что у них за порядки мировые такие... Только, короче, долго я не выдержал. Когда третий стежок на правом глазе затянулся, я вскочил со своего кресла — бог я или нет? — и заорал...

На самом деле, Конан только собрался закричать: «Остановитесь, я запрещаю!» — но тут входная дверь без стука распахнулась, и на пороге, в окружении трех слепых воинов возник силуэт невысокого, крепко сбитого человека в сиреневом, сшитом из одного куска материи наряде, похожем на тунику. Оружия при нем не было.

— Дорогу Всезнающему и Всемогущему Богу Адонису! — дружно рявкнули охранники и в унисон брякнули длинными тонкими мечами.

Участники гнусной церемонии испуганно отшатнулись. Конан почувствовал себя более чем неуютно.

— Прибыл сюда я, в присутствии дабы моем таинство причащения новорожденного сына великой страны Дзадишар было по правилам освящено, — размеренно, замогильным голосом проговорил новый персонаж этой сцены, предварительно хлопнув в ладоши. — Ведомо мне, что лекарь искусный, прославленный врач Родукар находится тут, а также младенца родители, а также родители тех, кто его породил, а также...

Тут он запнулся, забыв закрыть рот: взгляд его остановился на восседающем на троне киммерийце.

Повисла пауза. Боги молча смотрели друг на Друга; настоящий — удивленно и остолбенело, поддельный — испуганно и напряженно. Да, Конан оказался прав в своих догадках: бог, названный Адонисом был зрячим. Взор его глубоко посаженных темно-карих, почти черных глаз, прячущихся под кустистыми бровями, приковал северянина к креслу.

Надо отдать должное местному богу: Адонис быстро взял себя в руки, мельком глянул на младенца, уже почти полностью ослепленного, и продолжил тем же гулким голосом/» от которого по коже бежали мурашки:

— Помыслы божьи людям простым не дано угадать. Радуйтесь же, родители новорожденного сына могучей страны Дзадишар! — Он распростер длань над ребенком: — Великую честь мы с братом моим оказали дому сему и в нем проживающим людям: сегодня ваш отпрыск был причащен в присутствии не одного, но двух одновременно Богов! О, взор погружая в грядущее, вижу: ему уготованы слава великая и непобедимого воина лавры! Радуйтесь, радуйтесь, мать и отец героя, чье имя не будет забыто в веках!

— Благословите нас, Боги Всезнающие! — нестройно ответили участники церемонии, а мать ребенка даже прослезилась — то ли от гордости за сына, то ли от благоговения к богам, то ли от страха.

— Благословляю, — милостиво ответил Адонис. — Однако теперь мы с братом моим должны гостеприимное ваше жилище оставить. Мне ведомо: врач Родукар сумеет достойно закончить святой ритуал причащения и нового, славного жителя нашей страны явить горожанам.