Клеймо змея

Но другой глаз увидел низкий потолок над головой, два полыхающих факела на стенах и основательную металлическую дверь в десятке шагов от грубого ложа, на котором он очнулся. Однако в тесном каменном мешке, служившем ему темницей, Конан не смог обнаружить даже небольшого оконца.

Горло киммерийца пересохло от жажды. Даже губы, казалось, потрескались, и стоило ему лишь открыть рот и крикнуть:

«Воды!» – как в уголках рта выступили маленькие капельки крови.

Да и вместо крика из горла лишь вырвался сдавленный хрип, какое-то невнятное скрежетанье. Приступ кашля заставил могучую грудь варвара содрогнуться, но после этого он повторил попытку, и на этот раз голос, не раз покрывавший лязганье металлического оружия и дикие хрипы во время схваток, зычно прорезал абсолютную тишину:

– Есть тут кто-нибудь? Дайте воды! Воды, чтоб на вас упал темный взгляд Крома!

Конану пришлось крикнуть еще несколько раз, прежде чем глухо звякнул засов двери и на пороге показался толстый зингарец в черной тунике, за спиной которого виднелись два рослых молодых мужчины с алебардами, судя по всему, это были охранники и тюремщик. «Как должно быть, они боятся меня, – невольно отметил про себя варвар, – если сначала заковали в кандалы так, что нет никакой возможности даже встать, а потом еще и заходят в темницу целой компанией, да еще с оружием».

– Чего ты орешь, Ночной Губитель? – сурово спросил толстяк. – Зачем оскверняешь своими воплями чертоги герцога Фредегара?

– Во-первых, я тебе не Ночной Губитель, ослиное ты брюхо, – спокойно отозвался киммериец. – Во-вторых, принеси мне воды. Если ты этого не сделаешь, я накормлю тебя солью, свяжу и несколько дней не буду давать пить.

Губы тюремщика скривились в злобной улыбке, и он прошипел:

– С огромным удовольствием я напоил бы тебя расплавленным оловом. Принес бы целую кружку и влил всю ее целиком в твою поганую глотку! Но боги не дадут мне этого сделать. О, как я просил богов, чтобы они дали мне возможность собственноручно убить Ночного Губителя! Но, к моему сожалению, тебя казнит палач на площади. Не знаю еще, какую казнь тебе назначит герцог Фредегар, да освятит Всемогущий Митра его славное имя, но я обязательно приду посмотреть на твои мучения. Вся Херрида придет на площадь Мертвеца в тот день, когда тебя будут казнить.

После этого толстяк с достоинством развернулся, и дверь за ним с грохотом захлопнулась. Конан уже подумал, что ему так и не удастся утолить жажду, но снова стукнул засов, и один из вооруженных гвардейцев принес глиняный кувшин. Вода в нем оказалась теплой и затхлой, но варвар выпил ее с таким наслаждением, точно ощущал на губах аромат какого-нибудь старинного аквилонского вина. Потом другой охранник принес миску, на дне которой лежала большая лепешка, придавленная куском холодного мяса.

– На тебя хочет посмотреть герцог, да освятит Всемогущий Митра его славное имя! – почтительно понизив голос, пояснил зингарец. – Только поэтому ты имеешь право подкрепиться… Пока светлейший герцог не вынесет тебе приговора и тебя не потащат на казнь, тебя придется кормить.

После еды киммериец почувствовал, что силы начинают к нему возвращаться.

Он потребовал у стражников еще кувшин воды, и к тому времени, когда толстый тюремщик снова появился в камере и объявил, что сам герцог желает посмотреть на него, Конан уже окончательно пришел в себя.

Он довольно много слышал о владыке Херри-ды, но никогда еще не видел его. Из разговоров варвар знал, что герцог Фредегар всегда считался доблестным воином и грозным правителем.

Герцогу еще не было двадцати, когда много лет назад он во главе своей гвардии усмирил восстания в северном Междуречье, стер с лица земли несколько поместий баронов, вознамерившихся скинуть с трона владыки Херриды молодого наследника, – после этого он сразу заставил короля Зингары Фердруго провозгласить его правителем всей Херриды и Междуречья, большого плодородного района, раскинувшегося от берегов Громовой реки и Ширки до берегов Алиманы и Рабирийских гор.

Да и как бы мог король Фердруго, представитель царствующей зингарской династии Рамиро, не признать своего троюродного брата, к тому же собравшего под своим началом внушительную гвардию, поддерживаемую флотом в шестьдесят кораблей. Кордаву, столицу Зингары, постоянно сотрясали интриги – здесь то и дело вспыхивала борьба за обладание королевским троном, – и Фердруго не возражал против дружбы со своим могучим родственником.

Герцог Фредегар появился в темнице в сопровождении небольшой свиты. Он был настолько уверен в себе, что, в отличие от толстяка-тюремщика, не взял с собой даже охрану, во всем полагаясь, видимо, на короткий меч с богато украшенной рукоятью, висевший в роскошных ножнах на толстой золотой цепи, опоясывавшей его талию.

Стоило только герцогу переступить порог и сделать пару шагов, как за ним внесли резной деревянный трон. Властитель Херриды даже не обернулся назад, а величественно опустился на сиденье, положив могучие руки на подлокотники, и суровым взором впился в Конана.

С первого взгляда варвару стало понятно, что он видит перед собой опытного воина, проводящего много времени в походных шатрах, а не в прохладных залах роскошного дворца. Смуглое, иссеченное морщинами лицо правителя окаймляли густые и совершенно седые, белые, как горные снега Киммерии, волосы. Они были зачесаны назад, открывая высокий лоб, и падали на плечи роскошной непокорной гривой.

«Такая же грива, – невольно отметил про себя Конан, – должна со временем быть и у меня, – если удастся, конечно, дожить до таких почтенных лет и стать правителем какой-нибудь страны».

– Ты первый узник, к которому я сам пришел в темницу, – нарушил, наконец, молчание герцог. – Всех остальных приводят ко мне в тронный зал. Но я не мог допустить, чтобы кровавые стопы Ночного Губителя касались мраморных плит, которыми вымощены полы дворца. Боги покарали бы меня, если бы я позволил гнусному убийце топтать священные чертоги. Почему боги позволили тебе совершить столько злодейств? Почему они не покарали тебя после первого?

– Потому что я не убийца. Суровый Кром, бог моего народа, позволил мне стать воином, и я обнажаю оружие только в честном бою.

Седые пряди колыхнулись, когда герцог Фредегар кивнул головой и сказал:

– Действительно, твой облик напоминает настоящего воина, доблестного бойца, что ты и доказал на морском берегу, когда почти разметал отряд моих лучших гвардейцев. А там нет сельских ротозеев, только и способных, что лупить друг друга дубинками по праздникам. В моих отрядах отборные ратники, закаленные в боях с барахскими пиратами и аргосскими ратниками. Поэтому мне больно думать, что такой человек, как ты, убивал беззащитных по ночам и глумился над их сердцами. Что заставило тебя свернуть с пути воина? Почему злобный Сет смог завладеть твоим разумом и твоими руками творить зло? Ведь только Сет, Вечный Змей Ночи, мог получать удовольствие от таких злодейств. Ты приносил сердца несчастных ему в жертву? Рассказывай!

– Почтенный герцог, я все рассказал бы, если бы действительно я убивал по ночам, – вздохнул Конан. – Но клянусь именем Крома, клянусь небом моей родной Киммерии, я никого не убивал по ночам, и тут произошла какая-то ошибка…

Седовласый герцог не сводил с него тяжелого внимательного взгляда. Темные глаза, глядящие на варвара из-под густых белых бровей, сверлили его, но киммериец смог выдержать и ответить прямым спокойным взглядом.

– О, Митра Всемогущий… – тихо проговорил Фредегар, откинувшись на спинку своего трона. – Твои глаза подтверждают, что ты никого не убивал по ночам… я ничего не понимаю! Тубал, советник мой, напомни герцогу, почему мы можем считать этого человека кровавым преступником…

Низкорослый худощавый брюнет выступил из свиты, все это время неподвижно стоявшей в проеме открытых дверей темницы и в тюремном коридоре.

– Осмелюсь напомнить светлейшему герцогу Фредегару, да благословит Всемогущий Митра его имя, Ночной Губитель совершил не меньше десяти убийств в Херриде и в двух последних случаях оставил следы – огромные отпечатки ног с характерным рисунком на подошве, образуемым шляпками сапожных гвоздей. Эти следы были обнаружены на месте убийства жрицы Адальджизы из Храма Небесного Льва и на месте убийства торговца старинными рукописями и вещами по имени Унольф.