Зло Валузии

— О, горе мне!— возопил в отчаянии вождь и, размахивая топором, как безумный, бросился вдогонку монстрам и вскоре исчез в одном из коридоров.

«Похоже, старый вояка тронулся от горя,— мелькнуло в голове у Конана.— Жаль, конечно, девку — но ее уже все равно не спасти, а вот папашу надо выручать, пока он к Нергалу в задницу не провалился». И киммериец бросился вдогонку за старым вождем.

… Далеко впереди — насколько хватало света факела — мелькали белесые, согбенные спины подземных жителей, бежавших от преследовавшего их Акулана. Однако неожиданно за одним из поворотов туннеля навстречу потерявшему всякую осторожность старику выпрыгнула новая тварь. Он метнулся в сторону, стараясь избежать столкновения, но было поздно. Чудовище, отличавшееся завидной реакцией, точно предугадывало любое его движение. И вот оно уже со смачным всхлипыванием вцепилось в горло несчастному... А издалека раздался злорадный хохот подземных ублюдков, напоминавший отвратительное кваканье, вскоре стихший где-то в глубине подземелий. Монстр же, прикрывая отступление собратьев, принялся терзать тело воина.

Подбежав ближе, Конан понял, почему мерзкая тварь не боялась света — жуткие белые бельма незряче уставились на киммерийца. Многочисленные усики, густо усеивавшие продолговатое рыло отвратительного создания, напоминавшего чудовищную помесь гиены и крота, тревожно подрагивали. Как видно, чудовище прекрасно обходилось без глаз, благодаря развитым обонянию и слуху.

Ощерив окровавленные клыки, кротогиена безошибочным броском метнулась к киммерийцу, который едва успел ловко увернуться и рубанул топором по белому боку твари. Гадина, зашипев по-змеиному, отскочила назад, густая зеленоватая жижа сочилась из ее раны. Даже кровь этого существа была обесцвечена подземной жизнью... Создание вцепилось зубами в растерзанное тело Акулана и мощными, бесшумными скачками бросилось прочь по коридору и исчезло в колодце, уходящем в бездну.

Конан бросился следом. Здравый смысл подсказывал ему, что лучше прекратить бессмысленную погоню и вернуться к племени, однако яростный пламень гнева, разгоревшийся в сердце варвара, затуманил рассудок. Ему было плевать, что за порождения Тьмы поджидают его в кошмарных подземельях. Эти твари погубили девушку, которая подарила ему ночь любви, и ее отца, подарившего ему свою дружбу,— он твердо решил отомстить за обоих.

Подбежав к дыре, в которой скрылись чудовища, Конан зажал в зубах факел и, поудобнее укрепив топор за поясом, бесстрашно встал на первую ступень сотворенной нечеловеческими руками каменной лестницы, конец которой тонул во тьме...

Страшен был путь, которым рискнул пойти варвар. Он упорно спускался вниз, и конца не было ступеням, с поразительным трудолюбием высеченным в стене этого адского колодца. Что двигало древними старателями?

Неутолимая жажда золота или нечеловеческое стремление познать тайны преисподней? Кто они были, эти наделенные разумом создания? Змеелюди, подобные тем, которых изгнал из древней Валузии великий правитель Кулл, или крылатые вампиры, с одним из которых Конану пришлось схлестнуться в заброшенном городе на реке Зархебе, где нашли смерть прекрасная Белит и команда Тигрицы? Каким образом они вырыли в неподатливой скальной породе весь этот причудливый лабиринт — использовали для этой цели рабов или принудили к непосильному труду могучих демонов из потусторонних миров, прирученных силой страшной магии?

Ответа не было, и кромешная тьма, которую едва пробивал свет факела, не собиралась открывать свои мрачные тайны непрошеному гостю. И Конан, торопливо спускаясь в неведомые глубины, старался не думать о том, каким долгим и мучительным окажется падение, если под ногой вдруг не окажется следующей ступеньки.

«Даже могилу копать не придется»!— усмехнулся варвар, продолжая бесконечный спуск. Изредка на камнях мелькали какие-то загадочные, недоступные человеческому пониманию символы, и мороз пробирал по коже при мысли о том, кто мог высечь их здесь многие тысячелетия назад...

Но вот, наконец, нога Конана, привычно опускаясь в поиске следующей ступеньки, уперлась во что-то твердое.

Киммериец удовлетворенно хмыкнул,— уж он-то твердо знал, что у любой бездны непременно имеется дно. Тот факт, что под этим дном может таиться другая бездна, его не волновал. Все рассуждения о бесконечности он оставлял на долю мудрецов — и шел вперед, твердо уяснив одно: у жизни, дарованной ему суровым Кромом, было начало и обязательно будет конец... и потому не стоит его напрасно приближать. Так что истинному воину не оставалось ничего другого, как быть начеку — каждый миг этой совсем не легкой жизни...

Итак, под ногами Конана оказалась достаточно твердая поверхность, и предстояло теперь идти вперед, чтобы разобраться, наконец, что за твари таятся в этом подземном царстве, упорно пытаясь навязать свои правила игры тем, кто наверху. Киммериец осторожно двинулся вперед, старательно запоминая путь. Ему отнюдь не улыбалось застрять в этом богами проклятом подземелье на веки вечные. Он шел вперед, крепко сжимая топор, надеясь, что вскоре наткнется на ту тварь, что загрызла Акулана. Но мерзкого гада и след простыл, должно быть, почуял за собой погоню. Может, окопался в какой-нибудь из неприметных нор по бокам тоннеля? Во всяком случае, туда Конан лезть не собирался. Свет факела плясал, худо-бедно освещая подземный путь, и киммериец старался не думать о том, что будет, когда он выгорит дотла.

Многочисленные детали, выхваченные цепким глазом, говорили о том, что под землей бурлила своя, особенная жизнь. Дно коридора было усеяно следами,— словно какой-то безумец испестрил его бредовыми иероглифами. И человеческие кости, то и дело хрустевшие под ногами, отнюдь не свидетельствовали о мягком и добром характере подземных жителей.

Конан начал было размышлять, что за существа могли еще обитать здесь — как вдруг странный звук, шедший откуда-то спереди, заставил его насторожиться. Этот звук одновременно напоминал стрекотание огромного сверчка, и в нем упорно повторялся какой-то навязчивый мотив... С топором наизготовку, подобравшись, как перед прыжком, варвар, крадучись, стал подбираться к источнику непонятных звуков.

Он шел вперед — а звук то удалялся и исчезал совсем, то вдруг начинал звучать с новой силой, заставляя сердце невольно сжиматься,— такая нечеловеческая, неземная тоска была в этих странных звуках. Неожиданно звуки раздались прямо за спиной. Конан повернулся рывком — но в этот миг что-то склизкое и клейкое обволокло его сзади.

Он ощутил страшный ожог, будто сотня раскаленных игл впилась в его плоть. Желтые звезды заплясали перед глазами. Киммериец непроизвольно дернулся всем телом и, напрягши все свои силы, вырвался из смертоносных объятий.

Превозмогая чудовищную боль, Конан развернулся. В первый миг он ничего не увидел. Взор с тревогой обшаривал тьму, рука с такой силой сжимала древко топора, что, казалось, готова была искрошить его в щепы, но противника не было видно... как вдруг киммериец узрел нечто столь мерзкое и отвратительное, что с трудом подавил приступ рвоты. На стене, намертво присосавшись к камням, распласталась тварь, подобной которой он не мог вообразить и в самых страшных кошмарах.

Нет, это не был огромный, ядовитый паук, и даже не сухопутный сородич медузы, который чуть не растворил Конана своей едкой кислотой у проклятого Монолита, к которому его завлек кусанский вельможа Фенг. Если бы!

На стене, переливаясь всеми цветами радуги — что отнюдь не придавало ему привлекательности — сидело какое-то огромное жирное пятно. Оно было похоже на плесень... но лишь на первый взгляд. Приглядевшись, варвар понял, что перед ним — некая колония получервей-полуслизняков, слившихся воедино Наружный край этого чудовищного симбиоза составляли отвратительные, хаотично извивающиеся щупальца, с помощью которых, очевидно, колония передвигалась с места на место. Следующее кольцо составляли блестевшие от переполнявшей их ядовитой слизи, отвратительные опарыши-улитки. Конан с содроганием увидел, что на мерзких маленьких головках чудовищных беспозвоночных блестят капли крови — его, Конана, крови!