Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 65

— Я весь внимание,— почтительно изогнулся кангхиец, поедая стигийца глазами.

— Глядя на тебя, достославный Арганбек, я вижу, что ты весьма опытен и осведомлен о делах, творящихся в этой северной стране. Поведай мне, уважаемый, о том, что происходит в последнее время при дворе правителя Сакалибы.

— Ужасные новости!— Арганбек округлил глаза и снизил голос до шепота.— Ты, наверное, уже осведомлен, высокочтимый Джехути, о том, что исчезнувший двадцать лет назад наследник Таргитай занял престол и прогнал колдуна Заркума...— Купец сотворил знак, отвращающий демонов.— Да-да, того самого, который наслал на Сакалибу полчища жутких гарпий, вызвав их из далекой, ледяной Патении, лежащей у Северного Океана. Но Таргитай не смог бы занять Хрустальный Престол, если бы с ним не было Конана, дикого воителя из стран заката, будь он неладен!

При этом Арганбек быстро огляделся по сторонам и демонстративно сплюнул.

— Конан?— В глазах стигийца вновь зажглись желтые огоньки.— Что ты знаешь об этом человеке?

— Говорят, что он демон,— глаза Арганбека едва не выкатились из орбит, а голос перешел в еле слышное шипение.— Он приплыл сюда с Западного моря по подземным потокам бездны Апсу! Он заставил — не иначе как колдовством — военачальника Ишпака провести его войско тайным ходом прямо во дворец. Он зарезал Шульгу прямо в постели, а Заркум спасся бегством и теперь бродит где-то в горах. Но самое страшное — недавно во дворце раскрыли заговор, который Конан плел вокруг правителя. Он убил Ишпака и пытался надругаться над любимой наложницей правителя, И теперь его изгнали из дворца, и вообще из страны. Вот только боюсь, что он все еще бродит где-нибудь поблизости. Так что будь осторожнее, глубокоуважаемый! Не приведи Эрлик угодить в когти этого нелюдя!

Арганбек страшно закатил глаза, а Саидхан быстро закивал головой, подтверждая его слова.

— И что же, никто не вступился за этого Конана?— полюбопытствовал стигиец.

— Его поддержали кемеры из числа гвардейцев. Ведь этот демон почти ничем не отличается от них — такой же здоровущий, чернявый и синеглазый. Но приказ правителя — есть приказ. Многие не поверили в его виновность, но они ропщут втихую: ведь Конана не казнили и не посадили в яму, как он того заслуживал.

— И все же его объявили вне закона, и теперь он обычный изгой. Какое падение!— добавил Саидхан и покачал головой.

— Все отвернулись от него, кроме старой знахарки Мохиры и ее внучки. Старуха во всеуслышанье заявила о том, что во всем виновата королевская наложница, а не Конан. А ее внучка — та вообще ушла в добровольное изгнание вместе с проклятым варваром.

— Ну и дела творятся в этом государстве!— покачал лысой головой Джехути.— А какие вести слышны из дворца? Надеюсь, теперь-то там все спокойно?

— О, да!— охотно закивал головой Арганбек.— В Аргаиме готовятся к пышному празднованию свадьбы Таргитая и Нэркес — так зовут его возлюбленную наложницу. И как раз сегодня его величество со своими придворными едет на большую охоту в Джирханскую Чернь.

— Джирханская Чернь? Где это?— быстро спросил стигиец.

— Неподалеку отсюда,— пояснил Арганбек.— Заповедная пуща между Пасиртайской степью и Рипейскими горами. Она сохранилась нетронутой еще с тех далеких времен, когда могучий правитель Анахарсис завоевывал эти места. Там до сих пор водится множество зверья. Все правители Аргаима вот уже полторы тысячи лет ездят на охоту в Джирханскую Чернь и проезжают через Кангар. Так что сегодня люди съехались сюда со всей Сакалибы и Гиркании не только ради торговли, но и для того, чтобы поглазеть на королевский выезд. О, это величественное зрелище, достославный Джехути!— Арганбек смачно чмокнул жирными губами.— Я его видел неоднократно, так как каждый год приезжаю в Сакалибу. Но в этот раз выезд будет особенно торжественным. Ведь наконец-то в этой стране законный правитель — наследник славного Колаксая!

Продолжая в красках расписывать королевскую охоту, Арганбек походя отпихнул ногой грязного шелудивого нищего в вонючих отрепьях, тянувшего иссохшую, изъеденную язвами дрожащую руку к стигийцу. Нищий упал навзничь, но тут же поднялся и вновь полез к Джехути с удивительным упрямством.

— Проваливай, оборванец!— наконец, не выдержал Арганбек, однако тут же сменил выражение лица и заискивающе улыбнулся стигийцу.— О почтеннейший, вокруг расплодилось так много нищего сброду — особенно после того, как гарпии разорили пограничье. Не обращай на них внимания!

— Дай ему монету!— повелительно молвил Джехути.— От моего имени. И пусть подойдет ко мне! Отец Сет наказывает своим аколитам заботиться о страждущих!





Недоуменно посмотрев на стигийца, купец, тем не менее, превозмогая брезгливость, сунул в протянутую руку пару медяков.

— Эй, как тебя ... Высокородный господин желает говорить с тобой! Подойди к нему!

В ответ нищий что-то нечленораздельно промычал и, тряся кудлатой головой — купцы шарахнулись в стороны, дабы не подхватить вшей,— шустро подковылял к стигийцу, который равнодушно разглядывал его снизу вверх.

— Пойдем со мной, мой страждущий брат! Служитель Сета позаботится о тебе.

И, развернувшись, стигиец пошел прочь гордой размашистой поступью, а за ним торопливо последовал бродяга. Развевающиеся лоскутья гнилого рубища резко контрастировали с богатым мехом шубы его странного покровителя.

Едва стигиец и нищий ушли, Арганбек торжествующе подмигнул Саидхану.

— Видал! Тенгри и предки были милостивы ко мне сегодня, послав этого помешанного уроженца Mиcpa!

В ответ Саидхан линь покачал головой:

— Не вижу повода для радости, друг мой! Я видел мисрийцев в Согарии и знаю их обычаи. Это темный народ. Там, где появляется уроженец Мисра — там поселяется зло и черное колдовство, Прошу тебя, избавься от этого камня как можно скорее — он не принесет тебе добра!

— А!— отмахнулся Арганбек.— Пустое болтаешь. Ты просто завидуешь! Все сидишь со своим камбуйским перцем. Да кому он тут нужен? Хе-хе! Арганбек знает толк в торговле!

Кангхиец довольно подбоченился и надменно поглядел на своего менее удачливого коллегу. Саидхан хотел что-то ответить, но его слова потонули в оглушающем реве десятков труб. К трубам вскоре присоединились возбужденные крики толпы:

— Королевский выезд! Королевский выезд!— кричали люди, со всех ног кинувшиеся к дороге.

В мгновение ока базарная площадь опустела. Покупатели, торговцы, спешно подхватившие свои товары, случайные прохожие, зеваки, нищие, воришки — все устремились прочь, туда, где уже показались первые колонны величественной процессии.

Впереди ехали, гарцуя на резвых, нетерпеливых скакунах акалтегийской породы, которую выводят только в Южной Гиркании, гордые гвардейцы — Серебряные Грифы. Как бы в потверждение звания, доспехи их сверкали затейливой серебряной насечкой, а шлемы и впрямь напоминали хищно изогнутые клювы грифов. Подавляющее большинство гвардейцев составляли кемеры — ветераны восстания против узурпатора Шульги. Однако теперь, вместо Конана, ими руководил новый командир — чуждый им как по крови, так и по духу — исседон Аб-Сабал, бывший начальник дворцовой караульной службы. Он быстро взлетел вверх по лестнице чинов после того, как доложил правителю об исчезновении Нэркес в роковую ночь изгнания Копана.

Следом за передовым отрядом гвардии ехали двести загонщиков. Все — настоящие гирканцы из восточных степей, смуглые, раскосые и белозубые, подлинные знатоки больших облавных охот. В руках они держали рогатины, бичи, трещотки, погремушки и сети. Некоторые демонстрировали свое искусство перед многочисленными зрителями и производили невероятный шум треском, свистом, щелканьем и дикими завываниями, вызывая одобрительные возгласы публики.

Затем наступил черед егерей. Эти рослые молодцы, набранные из будинов, герулов и мунган, шли пеппсом, еле удерживая на прочных поводках, плетенных из трех слоев турьей кожи, заливисто лающих псов — здоровенных, пегой масти, гирканских овчарок. Псы, скаля желтые, в бурунах пены, клыки, яростно бросались на глазевшую толпу, заставляя ее невольно подаваться назад. Другой отряд егерей вел в поводу охотничьих барсов — пардусов или гепардов. Эти поджарые пятнистые кошки из глубинных районов Гиркании, не в пример псам, вышагивали чинно, с чувством собственного достоинства. Но в их напускной смиренности чувствовались огромная мощь и готовность к стремительной погоне за отчаянно удирающей добычей.