Точка кипения

Бойцы обыскали пленников и тщательно прочесали весь подвал. Самой примечательной их находкой оказалась кем-то забытая и чудом сохранившаяся банка соленых огурцов.

– Извините, граждане, ошибочка вышла. Вы свободны, – неохотно сказал спецназовец.

Матрос заколебался. В тюрьму ему не хотелось, попадать под горячую руку Комбата – тоже. Рублев кипел от негодования. Будь его воля, Матрос навсегда оставил бы преступную деятельность. Как инвалид первой группы. Но сейчас приходилось использовать менее уважаемый Комбатом и более изощренный способ – шантаж.

– В разговоре ты сгоряча упомянул про одного человека. Я даже знаю, кого ты имел в виду. Плохо тебе будет, если копия записи окажется у него в руках.

– А можно сделать так, чтобы никто больше не услышал запись? – дрожащими губами прошептал Матрос.

– Конечно. У тебя есть шанс на спасение, пока не укатили бойцы.

Матрос бросился к уходящим спецназовцам.

– Требую оформить явку с повинной. Хочу добровольно сознаться в тяжких преступлениях, – выпалил он одним духом.

– Теперь Уж, – сказал Комбат, но думал он в этот момент о Черняевой.

Глава 41

Серебристый “Фольксваген” ехал по Боровскому шоссе. Машина двигалась как-то странно. Стрелка спидометра то ухала вниз до шестидесяти, то зашкаливала за сто. Причиной тому было нервное, взвинченное состояние Анастасии Леонидовны. Ее беспокоил странный вызов Волыны. Конечно, после инцидента с депутатом она ждала сурового разбора полетов, но зачем для этого понадобилось мчаться за город, да еще в вотчину легендарных солнцевских? Может, авторитет дает ей возможность реабилитироваться, хочет с ее помощью решить какой-то спорный вопрос? Уголовники сплошь и рядом для улаживания серьезных конфликтов используют высокопоставленных чиновников. Или Женечка подрабатывает, прикрывая темные делишки солнцевских, и ей дается вторая попытка ублажить депутата, только в другой обстановке и под контролем бдительных головорезов – чтобы опять не сбежала в самый ответственный момент.

Анастасия Леонидовна слишком уверовала в свою исключительность, она забыла крылатую фразу “незаменимых людей нет”.

Дело о незаконном прииске набирало обороты. Больше сообщили, что менты пытаются выйти на зачинщиков добычи рубинов. Значит, и авторитету грозила опасность, но лишь в том случае, если показания дадут Матрос и Черняева. Настя сама разработала план захвата копей и знала о роли Волыны в убийствах людей, но понятия не имела о конкретных исполнителях. Ее заботой было придумать, как действовать, а кто именно будет убивать, решали другие. Матрос, наоборот, мог сдать властям конкретных исполнителей, но он лишь догадывался об участии Волыны в операции. Заказы ему делал посредник. Только вместе эти двое способны отправить авторитета за решетку. Конечно, было крайне сомнительно, что менты сумеют до них добраться, но Волына решил перестраховаться. Сначала он приговорил Матроса, жалкое ничтожество, замену которому можно выхватить из любой подворотни – только свистни. А тут Черняева выкинула фортель, которого нельзя было ожидать от этой расчетливой женщины. Надо же – оставить в дураках одного из лидеров думской фракции, из-за минутной блажи отказаться от головокружительной карьеры и тугих пачек баксов. Авторитет понял: баба пошла вразнос или, хуже того, влюбилась. Теперь управлять ею будет очень трудно, а то и невозможно. Но Черняева слишком много знала о тех махинациях, в которых от имени власти помогала авторитету. Страшно представить, что будет, если она вдруг решит покаяться. Десятки “лимонов” “зеленых” окажутся в опасности. Надо срочно перебросить их в другие банки. Или поступить иначе? Разве можно оставлять в доме любимого пса, если он заразился бешенством?..

Начало темнеть. Машин на дороге было мало – будний день, неурочный час. Люди стремились домой, к теплу, уюту. Вот ее обогнал мчащийся далеко за сотню “Форд” и стал стремительно удаляться. Анастасия Леонидовна посмотрела вслед лихачу и тут же забыла о нем. А “Форд”, не сбавляя скорости, все уходил от машины Черняевой. Он затормозил лишь через несколько километров, там, где на другой стороне дороги стоял “КамАЗ” с прицепом. Позади грузовика мерцали огоньки аварийной остановки. Водитель “Форда” высунулся наружу и громко скомандовал:

– Давай!

"КамАЗ”, грозно рыкнув, тронулся с места. Во мраке он походил на доисторическое чудовище, вышедшее на охоту. В каком-то смысле так оно и было. “Форд”, заложив крутой вираж, пристроился метрах в ста следом за грузовиком. Будто связанные невидимой нитью, они медленно катили по шоссе. Когда вдали показался свет фар, грузовик резко ускорился, прижавшись к разделительной линии. Затем он плавно свернул на встречную полосу, одновременно хлестанув светом по “Фольксвагену”, и тут же резко ушел вправо. От стремительного маневра прицеп развернуло, он стал поперек дороги. Ослепленная ярким светом, Черняева невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела стремительно приближающуюся смерть, которая для нее приняла образ грузового прицепа. Ее реакции хватило лишь на то, чтобы вскрикнуть от ужаса. Резкий удар, скрежет, за которым невозможно было услышать звуки разрываемой человеческой плоти. Прицеп с подозрительной легкостью отделился от грузовика, который устремился туда, откуда приехал. “Форд” же подкатил поближе и остановился, да так “неловко”, что перегородил дорогу возможной погоне. Его водитель спокойно наблюдал, как рядом остывало обезображенное тело одной из красивейших женщин столицы.

Комбат с тревогой рассматривал неказистое здание. Дверь в главное помещение, где стояли опустевшие клетки, была надежная, прочная. Нечего и мечтать протаранить ее на легковушке. Тут нужен самосвал, а еще лучше танк. А если и протаранишь – что толку? Уж – не сопливый подросток, которого можно взять на испуг, он успеет схватить пистолет и открыть прицельную стрельбу.

Комбат считал, что сумел разобраться в характере наемного убийцы. Непомерно тщеславный, Уж был на сто процентов уверен: события будут развиваться в точном соответствии с его гениальным замыслом. Комбат убьет Матроса и окажется застигнутым спецназом на месте преступления. А еще Уж был садистом. Наверняка, закрыв на засов дверь подвала, он сломя голову помчался туда, где находилась обреченная на смерть Даша. Ему не терпелось насладиться муками девушки.

У Комбата не было времени на метания по городу в поисках оружия. Конечно, Уж не сразу убьет Дашу, растянет пытки на несколько суток, но изувечит ее уже в первые часы. Поэтому Комбат тут же помчался по указанному Матросом адресу. Изучив фасад здания, Рублев убедился – в лоб его не возьмешь. Тогда он стал обходить вокруг обезьянника по периметру, отыскивая возможность тихо забраться внутрь. Казалось, он только напрасно тратит время. Все окна были заколочены деревянными щитами, сбитыми из дюймовых досок. На вход с обратной стороны здания установили металлическую дверь, открыть которую можно было либо “родным” ключом, либо тротиловой шашкой. Но вскоре на одном из щитов Рублев заметил вмятины и следы сколотых щепок. Он пригляделся внимательнее. Так и есть, щит пытались оторвать с помощью гвоздодера. Между ним и стеной образовался зазор шириной сантиметра два. Наверное, пацаны, зная, что тут содержали обезьян, хотели забраться внутрь, полюбопытствовать, да силенок хватило только вытащить гвозди.

Комбат уцепился за нижний край щита и, напрягая все силы, стал тянуть его на себя. Казалось, толстые гвозди срослись с деревом, цеплялись за него металлическими зазубринами. Обычный человек бросил бы эту затею через две минуты. Но Комбат не сдавался. Мысль о Даше, находящейся во власти мясника и садиста, удваивала его силы. Даже не по миллиметру, а по микрону гвозди выходили из отверстий. Наконец Комбат вырвал нижний край щита из стены. Солнечные лучи робко осветили разгромленную комнату. Похоже, раньше здесь вскрывали подопытных животных и препарировали их внутренние органы. От былого великолепия в препараторской осталась лишь древняя кушетка. Пол был густо усеян осколками стекла, валялись мятые картонные коробки, а по центру лежал труп крысы. Она сожрала забытую в спешке печень зеленой мартышки, которую пичкали экспериментальным лекарством, разлагающимся в организме на медленно действующий и оседающий в печени яд, и околела.