Остров колдуна

Двое братьев шемитов, Никотар и Нагир, приволокли стигийского офицера.

Команда, довольная полученным кушем, радостно загалдела, в предвкушении нового развлечения.

Несколько ведер воды привели в чувство юнца, и он, выпучив глаза, ошарашено вертел головой. Похоже, что удар Конана слишком сильно сказался на его мозгах, так как хлыщ, поняв, где он находится, тут же принялся верещать:

— Вы поплатитесь за это, скоты! Вас вздернут на виселице, недоноски! Да вы… — новое ведро воды оборвало эту речь, и стигиец замолчал.

— Капитан, пропустить его под килем! — заорал кто-то.

— Распять на носу, будет вместо тарана! — захохотал другой.

Предложения посыпались одно за другим, и хлыщ побелел. Он и представить себе не мог, что все может так перевернуться. Еще вчера он порол гребцов, прикованных к веслам, а сегодня эта самая чернь жаждет разорвать его в клочья.

— Опомнитесь! Вы еще можете получить прощение за свои деяния, — прокричал он, вызвав новый взрыв смеха. — Сдайтесь, и я замолвлю за вас словечко. Некоторые смогут даже остаться в живых!

Конан с удивлением рассматривал этого юнца. Он не понимал, как же можно быть настолько тупым…

Все они, ступив на эту дорожку, стали висельниками. И рано или поздно эта участь ждет любого из пиратов. А если и не позорная смерть от петли, то — честная, от сабли. А то и от ножа, во время очередной попойки в какой-нибудь из таверн. А этот предлагает им отдаться на милость властей… Будто у них есть милость!

Конан густо захохотал. Мир, и вправду, полон идиотов. Некоторые из них становятся мудрецами, без устали штудируя звездные карты и древние книги. А другие лезут туда, где их тупость становится видна моментально. Например, в армию. Увы, но варвар за долгие годы не раз встречал подобных чванливых ослов. И, как правило, все они были офицерами.

— Ты кто такой? — рявкнул киммериец, которому уже стало тошно от вида этого молодца.

— Беапмахатеп, — горделиво произнес юнец. Варвар попытался повторить его имя, но, споткнувшись на первом же слоге, объявил:

— Теперь будешь просто — Бе.

Офицер покраснел от гнева и возмущения, но, встретив холодный взгляд голубых, как небо, глаз, счел за лучшее промолчать.

— Итак, Бе, зачем вы полезли к нам со своим досмотром?

Поняв, что от сговорчивости может зависеть его жизнь, юноша ответил:

— Это была просто проверка. Формальность.

— Ночью в одном из городков был убит жрец отца нашего Сета, великий Аммамунм-Пха.

— Это не тот, который сидит в Файоне? — поинтересовался Конан.

— Он самый. Хранитель могучей восточной цитадели, — ответствовал стигиец.

Киммериец хмыкнул. Он-то знал, что осталось от этой могучей цитадели. — Ну, да ладно. Расскажи он об этом юнцу, тот все одно не поверит. Идиот! — Ну, дальше! — прикрикнул варвар, видя, что юнец снова начинает раздуваться от гордости.

Его галера была кем-то захвачена и уведена в море. Куда — неизвестно, — затараторил стигиец, видя, как брови великана сурово сошлись на переносице.

Конан знал, что Аммамунм-Пха плыл на остров Сиптаха, но знают ли об этом те, кто украл галеру? Скорее всего. Ведь у него была карта. А зачем еще убивать могущественного колдуна? Скорее всего, убийцы знали об этом, вот и подстроили ловушку.

Кровь вскипела в жилах варвара, и он ощутил привычное жжение во всем теле. Кто-то решил добраться до сокровищ раньше него. Сперва отняли месть, теперь пытаются отобрать драгоценности. Это было уже слишком.

— Джилзан! — крикнул киммериец. — Правь к морю! Потом повернешь на юг. Гребем к острову Сиптаха!

На миг над палубой повисла тишина.

— Капитан, — произнес кто-то. — Это место проклято. Там живут демоны.

Моряки, как и все суеверные люди, до колик боялись всякой нечисти. Конан и сам ее недолюбливал, но ему доводилось не раз встречаться с порождениями Мрака. И пока что ему удавалось оставаться в живых, чего нельзя было сказать о демонах.

— Понятное дело, что живут. А как же иначе сохранить сокровища для нас? Не будь их там, любой бы дурак и трус, сумел бы поживиться.

— Но оттуда еще никто не возвращался.

— Никто туда и не плавал, — отрезал варвар. — А вас поведет сам Амра.

Страшное имя прозвучало как гром среди ясного неба, и стигиец рухнул на палубу без сознания.

Зато моряки страшно обрадовались. Все они хоть раз да слышали о страшном пирате, что плавал вместе со своей возлюбленной на галере под названием «Тигрица».

— Слава Амре! — заорал кто-то, и его крик тут же был подхвачен остальными.

— Веди нас, Амра! — воскликнул Мкванга. — Мы последуем за тобой даже в Черную Бездну!

Наслаждаясь жарким, палящим солнцем и легким бризом, что приятно обдувал нежную кожу, Рамон стоял, прислонившись к борту захваченной галеры, и смотрел вдаль. По обычаю, настроение у него было приподнятым, и он с удовольствием вдыхал чистый морской воздух, что полнил его легкие.

Ритмичное поскрипывание весел и мерный стук барабана, что задавал ритм гребцам, ласкал слух стигийца, отчего он становился еще более радостен. Рамон смотрел на этих копошащихся людишек и чувствовал свое превосходство над ними. Все они трудились только ради того, чтобы ему было приятнее и удобнее жить на свете.

— Так и должно быть, — подумал Рамон и направился к небольшому столику, на котором стояло вино и засахаренные фрукты. Отправив с легкой грацией в рот несколько орешков и раскусив их крепкими зубами, Рамон в очередной раз посмотрел на стройного юнгу, что пронесся мимо. За это утро он уже успел заприметить его и теперь подумывал, не развлечься ли ему с этим мальчишкой. Когда тот бежал назад, стигиец жестом велел ему остановиться и сесть рядом.

Юноша боязливо присел на краешек плетеного стула.

— Угощайся, — предложил Рамон.

Мальчик, не смея отказать жрецу, схватил засахаренную грушу и надкусил.

— Рамон, пристально оглядев его гибкое, упругое тело, окончательно уверился в том, что воздерживался слишком долго.

Прожив довольно много лет в общине, где не было женщин, он не видел ничего зазорного в сношениях с мужчинами. Впрочем, в Стигии смотрели на это спокойно.

— Выпей, — снова предложил Рамон. Ему, конечно же, нравилось, когда его жертвы оказывали некое сопротивление, но легкое опьянение не помешает. Так мальчишка станет еще привлекательнее.

Медленно, очень медленно, подбирая к нему ключики, стигиец расположил мальчика к себе, а когда тот, уже смотрел на него влюбленными глазами, увел в свою каюту.

Там, сидя рядом с Рамоном, юнга ощутил на своем колене его сильную руку. Словно в трансе, он увидел его приближающиеся губы, которые с силой впились в его рот. Разом обмякнув и расслабившись, мальчик целиком отдался наслаждению. Казалось, губы и руки стигийца не оставили без внимания ни одну пядь его молодого тела. И когда юноша почти достиг пика удовольствия, крепкие руки Рамона перевернули его на живот, и в этот момент все его тело пронзила дикая боль. Мальчик выпал из опьяняющего забытья и попытался вырваться. Но не тут-то было. В меру мускулистое тело Рамона было на диво сильным, и он с легкостью удержал худенькое тело мальчика, а попытка закричать была тут же пресечена болезненным ударом в затылок. Юнга зарылся лицом в подушку, которая тут же стала мокрой от слез.

Когда наконец все было кончено, юнга попытался свернуться калачиком, но из его груди вырвался лишь болезненный стон. Он не мог даже пошевелиться. Рамон же, наоборот. Вскочив на ноги, он сладко потянулся и подошел к большому медному зеркалу. Посмотрев в него, он остался доволен. Его хищное гибкое тело было настоящим произведением искусств. В этот момент он чувствовал себя вечно юным богом, что снизошел к простому смертному и осчастливил его.

Одевшись в чистое, он посмотрел на стонущего мальчишку и крикнул: