Кукушата Мидвича

— Да, надо бы взять на заметку того парнишку, который до этого додумался. Жаль, что сегодня уже поздно заниматься этим на практике, оставим эту идею на утро. Не помешает также сделать снимки с меньшей высоты, может, всплывут какие-то детали.

Молчание, повисшее вслед за словами Лэтчера, прервал майор разведки.

— А я думаю о бомбах, — сказал Он задумчиво, — разрывных, к примеру, или осколочных.

— Бомбы? — переспросил капитан, подняв брови.

— Почему нет? Думаю, пора призвать ублюдков, которым там, внутри, к порядку. Никогда ведь не знаешь, что на уме у этих Иванов. Закрыть зону наглухо, чтобы комар не пролетел, и — бомбы.

— Не слишком ли круто? — возразил шеф полиции. Я имею в виду, не лучше ли оставить объект неповрежденным?

— Возможно, — кивнул майор, — но не забывайте, как легко им удается держать нас на расстоянии.

— Но что в этом захудалом Мидвиче может привлечь их интерес? Как хотите, а я считаю, что они совершили вынужденную посадку и используют силовой экран, чтобы избежать постороннего вмешательства. Как только они устранят поломку…

— Но здесь есть также Ферма, — вмешался кто-то робко.

— Как бы то ни было, чем скорее мы получим разрешение властей вывести эту штуку из строя, тем лучше, — заключил майор. — Ей нечего делать на нашей земле. В любом случае главное — не дать ей уйти. Не говоря уже о том интересе, который она представляет сама по себе, этот эффект экрана: он мог бы быть очень полезным.

— Сделаем же все возможное, чтобы овладеть ею в неповрежденном виде. Уничтожать лишь при необходимости!

Последовало горячее обсуждение; непродолжительное, ибо основным свойством всех докладов явилась их краткость. Были приняты лишь два определенных решения: о необходимости ежечасного спуска на парашютах осветительных ракет — для возможности обзора местности, и о новой попытке произвести более точные фотографии с вертолета.

Я никак не мог понять, почему Бернарду взбрело в голову затащить меня сюда, и что он сам здесь делает — за все время он так и не произнес ни слова. На обратном пути я позволил себе поинтересоваться:

— Скажи, Бернард, почему ты занимаешься этим делом?

— Ну, мой интерес имеет… профессиональную окраску.

— Ферма? — высказал я догадку.

— Да. Она входит в сферу наших непосредственных интересов и, естественно, все необычное в ее окрестностях привлекает наше внимание. Согласись, все случившееся достаточно необычно.

Под «нами», как я понял, подразумевалась военная разведка в целом либо один из ее отделов.

— Я всегда считал, — сказал я, — что такими вещами занимается Специальный отдел.

— У нас куча всяких отделов, — туманно ответил он и сменил тему.

Бернарда удалось устроить в «Орле», после чего мы вместе пообедали. Я надеялся после обеда вытянуть из него кое-какие подробности, но Бернард искусно обходил все попытки затеять разговор о Мидвиче. Все равно это был прекрасный вечер.

Дважды я звонил в полицию Трейна и справлялся о Мидвиче, оба раза мне ответили, что все остается без изменений. Осушив по последнему бокалу, мы с Бернардом расстались.

— Исключительно приятный мужчина, — подвела итог Джанет. — Я боялась, что асе превратится в одну из тех встреч старых сослуживцев, что так утомительны для их жен, но Бернард вел себя совсем по-иному. Кстати, зачем он брал тебя с собой?

— Сам удивляюсь, — признался я. — Если какие-то планы и были, мне о них он ничего не сообщил. И вообще, Бернард стал еще более скрытным, чем раньше.

— Странно, — Джанет словно, впервые поразилась происходящему. — что же, ему совсем нечего сказать обо всем атом?

— Ни ему, ни другим, — заверил я ее. — Они знают только то, о чем сказали им мы: что установить момент поражения невозможно, и что никаких вредных последствий нет.

— Ну, это хоть немного успокаивает. Будем надеяться, что никто в деревне не пострадал.

Мы еще спали, когда утром 28-го офицер-метеоролог сообщил, что туман над Мидаичем рассеивается. Вертолет с экипажем из двух человек шумно пошел вверх. В кабине болталась клетка с парой живых, но тревожно попискивающих хомяков.

— Они считают, — заметил пилот, — что шесть тысяч — вполне безопасно. Давай для уверенности начнем с семи. Если все будет нормально, станем потихоньку снижаться.

Наблюдатель установил свои приборы и занялся клеткой.

— Готово, — сказал он через некоторое время.

— Тогда спускай их, и начнем.

Шест с клеткой на конце выдвинули далеко вниз. Вертолет описал круг, пилот сообщил на землю, что собирается сделать подобный круг над Мидвичем.

Наблюдатель улегся на пол, поглядывая в бинокль за хомяками. Зверушки неустанно копошились в своем временном жилище. Наблюдатель решил, что было бы нелишним оглядеть Мидвич.

— Эй, шкипер! — позвал он.

— Чего?

— Та штука, что мы должны сфотографировать у аббатства…

— Ну, что там с ней?

— Хм, или это был мираж, или она улетучилась.

5. Мидвич оживает

В тот самый момент; когда наблюдатель сделал свое открытие, пикет на дороге Стоуч — Мидвич проводил обычную пробу. Сержант из наряда швырнул кусок сахара за белую линию, которая пересекала дорогу, и стал следить за собакой. Она бросилась вперед, пересекла черту и жадно накинулась на лакомство. Сержант бесстрастно наблюдал за ней несколько секунд, затем сам приблизился к линии. Тут он слегка помедлил, но все-таки сделал решающий шаг. Линия осталась позади. И ничего не произошло. С растущей уверенностью он продвинулся дальше. Все в норме, лишь грачи закричали, пролетая над ним. Сержант проводил их глазами. Грачи направлялись к Мидвичу.

— Эй, на связи! — крикнул сержант. — Пораженная зона, кажется, чиста. Подтверждение дадим после дополнительного осмотра.

Немногим раньше в поместье Киль Гордон Зеллаби с трудом шевельнулся и издал стон. Он осознал, что лежит на полу и что в комнате, еще мгновенье назад ярко освещенной и теплой (даже слишком), почему-то стало холодно и не видать ни зги.

Он поежился и пришел к выводу, что никогда еще так не замерзал. Тело продрогло насквозь, каждая клеточка его болела.

В темноте послышался какой-то звук. Дрожащий голос Ферелин произнес:

— Что случилось? Папа? Анджела? Где вы? Зеллаби пошевелил непослушной рукой и позвал ее:

— Я здесь, моя девочка. Живой, но очень замерз… Анджела?

— Рядом с тобой, Гордон, — ее голос прозвучал совсем близко.

Он протянул руку и наткнулся на что-то, но руки так окоченели, что было не понятно, на что. В другом конце комнаты раздался шум.

— О боже, как я окоченела, — пожаловалась Ферелин. — Даже не верится, что вот это мои ноги. — Она запнулась. — Что это еще за стук?

— Подозреваю, что это мои зубы. — с усилием произнес Зеллаби.

Послышались неясные звуки, затем стук колец на оконных шторах, и комната наполнилась светом.

Зеллаби взглянул на камин и не поверил своим глазам. Минуту назад он подбросил в огонь новое полено, а сейчас там не было ничего, кроме кучки золы.

Анджела и Ферелин оторопело глядели туда же.

— Да что же это, в самом деле! — начала было Ферелин.

— Шампанского? — Зеллаби попытался разрядить обстановку.

— Что ты, папа!

Игнорируя дружные протесты семьи, м-р Зеллаби попробовал встать. Процедура Оказалась слишком болезненной, и он решил немного собраться с силами.

Ферелин неуверенно подошла к камину, протянула к нему руки и стояла так. дрожа.

— По-моему, он погас, — сказала она. — И довольно давно.

Ферелин потянулась к газете, но окоченевшие пальцы не слушались. Наконец она сжала газету ладонями и положила в камин. Следом отправилось нсколько щепок из корзины, а вот зажечь спичку никак не удавалось.

— Мои пальцы не хотят меня слушаться, — в голосе девушки зазвенели слезы.

После упорной борьбы одна из спичек наконец вспыхнула. Ферелин поднесла ее к газете, и вскоре в камине заплясали веселые языки пламени.