Память льда

Позади нее открылись врата Телланна. Женщина резко обернулась, едва не перейдя в форму Солтейкена.

В поле зрения появился песец, остановился, смотря на нее, потом перетек в форму Имасса. Перед ней предстал молодой человек, носивший на плечах шкуру своего тотемного животного, а на голове украшенную рогами шапку. Черты его лица исказились от страха, и глядел он не на нее, а за ее спину, на портал.

Женщина улыбнулась: — Приветствую тебя, друг — Гадающий. Да, я послала их через портал. Они недоступны для твоей мести, и это радует меня.

Темно-желтые глаза уставились ей в лицо: — Кто ты, какого клана?

— Я бросила свой клан, но некогда я числилась у Логроса. Меня зовут Кайлава…

— Лучше бы ты позволила мне найти тебя прошлой ночью, — прервал ее Пран Чоль ледяным голосом. — В руинах древнего города…

— Джагутов…

— Не Джагутов! Башня джагутская, точно, но она построена намного позднее, во времена между разрушением города и Т'ол Ара'д — потоком лавы, похоронившим нечто почти мертвое. — Он поднял руку, указав пальцем на подвешенные в воздухе врата. — Именно это — этот разрыв — уничтожил город, Кайлава. Садок позади них — разве ты не поняла — не Омтозе Феллак! Скажи мне, как были запечатаны эти разрывы? Ты знаешь ответ, Гадающая!

Женщина медленно повернулась, изучая Дыру. — Если их запечатала чья-то душа, то она должна была освободиться… когда появились дети…

— Освободиться, — прошипел Пран Чоль. — Обменник…

Задрожав, Кайлава снова посмотрела ему в глаза. — Но где это? Почему не появилось?

Пран Чоль обернулся, смотря на центральный курган. — Ох, — шепнул он, — вот где оно. — Он снова взглянул на собрата. — Скажи мне — ты готова отдать жизнь за этих детей? Сейчас они пойманы в ловушку, пребывают в вечном кошмаре боли. Распространяется ли твое сострадание так далеко? Чтобы принести себя в жертву для нового обмена? — Он изучил ее лицо и вздохнул. — Думаю, нет; так что вытри слезы, Кайлава. Лицемерие не подобает Гадающим.

— Что… — женщина запнулась, — что было освобождено?

Пран Чоль покачал головой. Он снова изучил курган. — Я не уверен, но нам придется что-то делать с этим, раньше или позже. Подозреваю, что времени осталось достаточно. Теперь тварь должна освободиться из могилы, а она хорошо охраняется. Более того, холм покрывает защитная каменная мантия Т'ол Ара'д. — Спустя миг он согласно кивнул. — Да, время еще есть.

— Что ты имеешь в виду?

— Назначено Собрание. Нас ждет ритуал Телланна, Гадающая.

Она сплюнула: — Вы все повредились в рассудке. Выбрать бессмертие ради войны — какое безумие. Я отрицаю вызов, Гадающий.

Он кивнул: — И все же Ритуал должен быть проведен. Я странствовал в будущее, Кайлава. Я видел свое высохшее лицо, в возрасте двухсот тысяч лет и даже более. Нас ждет вечная война.

Горечь наполнила голос Кайлавы: — Мой брат будет радоваться.

— Кто твой брат?

— Онос Т'оолан, Первый Меч.

Пран Чоль обернулся к ней: — Так ты Отступница! Ты истребила свой клан — свой род…

— Чтобы разорвать путы и обрести свободу, да. Увы, искусство моего старшего брата более чем равно моему. И все же теперь мы оба свободны, хотя Онос Т'оолан проклинает то, что я восхваляю.

Она обхватила себя руками, и Пран Чоль различил среди ее напластований множество пластов боли. Он не завидовал обретенной ей свободе. Она заговорила вновь: — Насчет этого города. Кто построил его?

— К'чайн Че'малле.

— Я слышала это имя, но больше ничего не знаю.

Пран Чоль кивнул: — Я думаю, нам придется узнать.

Континенты Корелри и Джакуруку, Времена Гибели, 736 лет до Сна Бёрн (три года после Падения Увечного Бога)

Падение раздробило континент. Леса выгорели, огненные штормы и молнии обрушивались на землю во всех направлениях, зловеще — малиновые облака тяжелого пепла затмили небеса. Пожар казался нескончаемым, готовым истребить весь мир — неделя за неделей, месяц за месяцем; и все это время слышались крики поверженного Бога.

Боль породила ярость, ярость разлила яд, заразу, не щадившую никого.

Немногие уцелевшие, превратившись в дикарей, бродили по покрытой оспинами огромных кратеров, залитой темной, безжизненной водой земле, и небо непрестанно бурлило у них над головами. Родственные связи забылись, любовь была сочтена слишком тяжким бременем, чтобы хранить ее. Они ели то, что могли найти, зачастую друг друга, и с жадной настойчивостью обыскивали разоренный мир.

Одно существо брело через равнины в одиночку. Мужчина, одетый в рваные тряпки, среднего роста, черты лица грубы и непривлекательны. Мрачная тень лежала на его лице, глаза смотрели с непреклонной суровостью. Он шел, словно собирая в себя страдания, не обращая внимания на их тяжкий вес; шел, словно неспособный сдаться и отринуть дары своего духа.

Банды оборванцев издалека смотрели, как он шаг за шагом движется по остаткам континента, который впоследствии назовут Корелри. Голод мог бы заставить их подойти поближе… но среди переживших Падение не осталось дураков, страх притупил в них любопытство, так что они соблюдали безопасную дистанцию. Ибо этот муж был древним богом, и он шествовал среди них.

Если бы не поглощенные им страдания, К'рул охотно обласкал бы эти сломленные души; однако он питался — был напитан — кровью, пролившейся на эту землю, а истина такова: сила, рождающаяся от такой пищи, будет востребована.

При пробуждении К'рула мужчины и женщины убивали мужчин, и женщин, и детей. Мрачная резня была рекой, по которой плыл Старший Бог.

Старшие Боги воплощали в себе массу жестоких неприятностей.

Бог иного мира был разорван на части при падении на землю. Он пришел в виде сонмища обломков, охваченных пламенем. Его боль была огнем, воплями и громом, его глас слышала половина мира. Боль и ярость. И, думал К'рул, горе. Должно было пройти еще немало времени, прежде чем бог иного мира начнет собирать и изменять оставшиеся фрагменты свой жизни, тем самым проявляя свою сущность. Однако К'рул страшился, что этот день уже грядет. Такое падение способно повлечь за собой лишь безумие.

Вызвавшие его погибли. Уничтожены тем, что сами призвали на свои головы. Не было смысла ненавидеть их и воображать картины наказаний, которые полагались им по всем законам. Они, кроме всего прочего, отчаялись. Они отчаялись настолько, чтобы стать частью ткани хаоса, открыть путь в иное, отдаленное царство; чтобы заманивать бога из этого далекого царства все ближе и ближе к подготовленной западне. Вызывавшие искали силу.

Всё, чтобы уничтожить одного человека.

Старший Бог пересек разоренный континент; он видел неумирающую плоть Падшего Бога, видел неземные личинки, выползавшие из гниющего, судорожно дергающегося мяса и сломанных костей. Видел, во что превращаются эти личинки. Даже сейчас, когда он достиг опустошенного побережья Джакуруку, континента — собрата Корелри, они кружили над его головой на своих широких темных крыльях. Чувствовали силу внутри него, алчно предвкушали ее вкус.

Однако могучий бог может игнорировать падальщиков, сторожащих его следы. К'рул был могучим богом. В его честь воздвигались храмы. Бесчисленные поколения проливали на алтари потоки крови, восхваляя его. Новорожденные города покрывались густым дымом кузней, погребальных костров, алого восхода новой, человеческой расы. На другом континенте, расположенном в полумире от тех мест, где ныне бродил К'рул, возникла Первая Империя. Империя людей, рожденная на богатом наследии Т'лан Имассов, от которых получила и свое имя.

Недолго она оставалась единственной. Здесь, на континенте Джакуруку, в тени давно мертвых руин К'чайн Че'малле, рождалась иная империя. Жестокий истребитель душ, ее правитель был воином, не знавшим себе равных.

К'рул явился, чтобы уничтожить его, разорвать цепи миллионов рабов. Даже Джагутский Тиран не повелевал своими подданными с такой жестокостью. Нет, нужен был смертный, чтобы явить своему роду непревзойденный уровень тирании.