Страница 36 из 41
— Летим утром, — отрезал Сен.
Все шло как надо.
Они не показали ни единым жестом, не говоря уже о словах, что решение принесло им облегчение. Может, они и в самом деле предпочитали не оставлять копий в одиночестве. В том, что я говорил, крылось большее, чем обычная жвачка, которой можно заткнуть рот товарищам на Проксиме. Даже, если это «большее» само ни о чем не говорило. Что же касается исследований, то мы находились в нетронутой человеком части галактики. В самом деле, стоит повозиться с системой, которая, как бы там ни было, породила технологические существа. То, что существа эти не пережили первого контакта с нашей цивилизацией, ограничивало, правда, зону исследований, но, вроде бы, и из истории можно кое-чему научиться. Так, по крайней мере, назойливо утверждает «Технарь».
По сути дела, все это чепуха. Я утверждал, что не принадлежу ни к одному из миров. Подсунул им аргументы, которые должны были помочь им сжиться с этой идеей. В действительности же я сознательно, с расчетом, строил дымовую завесу. Они понимали это так же хорошо, как и я. Но эти аргументы помогали им чувствовать правоту перед самими собой. Только этого они и ждали. Откуда им было знать, с кем, собственно, они имеют дело? Несмотря на все то, что утверждал Реусс. Лучше меня оставить, чем, притаившись, ждать, когда я начну рычать на людей и шарить глазами в поисках того черного, блестящего предмета, с которым копии выходили из океана. Оставалось, или признать свое поражение. Или решить, что я совел с ума. Но именно такое с пилотами не случается. Даже с такими болтливыми, как Сеннисон.
И поэтому мне не требовалось никакого жеста с их стороны, чтобы почувствовать, как при словах «летим утром» у них свалился камень с сердца.
Впрочем, я знал, что так и будет еще до того, как эти слова прозвучали. Если бы не так, кто знает, может я сидел бы, набрав в рот воды?
Нет. Достаточно было того лица, о котором я не хотел думать. Из-за которого не мог возвращаться памятью ни к одному из тысяч эпизодиков, из которых жизнь на протяжении тридцати лет строила мою личность. Не говоря, о прочих лицах.
Транспортный люк закрылся за последним из автоматов, которые возводили ферму, а потом окружали корабль защитным кольцом. Топливные баки были полны. В направлении реки поблескивал свеженасыпанный вал, который должен был защитить берег от выжигания при первом ударе стартовых дюз.
Ждали только Гускина. Разумеется, он был тем, кто пошел «попрощаться» с копиями от имени людей. Не от всех. Точнее, не от моего. Я был готов поспорить, что миссию проинформировать копии об остающемся у них по соседству ангеле-хранителе никому другому не доверят. То есть, что никто другой, кроме него, на это не отважится.
Прошло добрые полчаса с той поры, как он исчез за насыпью, охраняющей вход в главное здание. За все это время в кабине не раздалось ни одного слова. По крайней мере, лишнего слова.
Наконец он вышел. Сперва казалось, что он один. Но те попросту не спешили. Не то, что он.
Были в полном составе. Иба, Нися, Реусс, Муспарт и Муспарт. Я подумал, договорятся ли когда-нибудь между собой эти две последних и не наставят себе хотя бы значков на лбу, как средневековые индусы.
Последним шел Може. Один. Этот избавится от хлопот. Не без моего участия.
Я не пошел на могилу. Не спрашивал, выбрали ли ему место в лесу, или на полянке. Скорее, в лесу. Из раскрытого люка «Идиомы» открывался такой превосходный вид на зеленую равнину, что свежий холмик должен был бы колоть им глаза. В лесу — дело другое. Достаточно отойти за дерево — и ничего не видно. Так что, насколько я их знаю, это был лес.
Меня не интересовало, знает ли он, где это. И — был ли там. Мне только пришло в голову, что если что-то и существует, способное на меня подействовать, так это вид его там, в том месте.
Гускин шел быстро. Голова его была низко наклонена, словно он следил, как бы не наступить на змею. И он ни разу не обернулся, до самых ворот.
Ниси и Иба держались сзади на расстоянии в несколько шагов. Потом Реусс поравнялся с ними и что-то сказал. Тогда Гус остановился. Ждал. Но не поворачивал головы.
Реусс сделал несколько шагов и тоже остановился. Глядя все время в спину Гускину, он сделал рукой знак идущим за ним. Они остановились, сбившись тесной кучкой.
Тогда Гус поднял голову и оглянулся. Какое-то время простоял неподвижно, словно бы ожидая слов, которые должны прозвучать. Наконец, понял, что сказать Реуссу больше нечего. Тогда он выпрямился и снова повернулся в сторону ворот. Развел руками. Подслушивание было отключено, но по движению его губ я понял, что он сказал «не знаю».
Когда он оказался за воротами и направился в сторону реки, плечи его снова ссутулились. Он смотрел не дальше, чем в метре от носков своих собственных тяжелых ботинок. Он отправился без шлема, но в полном вакуум-скафандре.
Мы услышали шум лифта, потом глухой стук люка, который захлопнулся за его направляющими, и одновременно погас, как задутый, огонек, предупреждающий, что люк открыт. Потемнела лампочка датчика шлюза.
— К старту, — сказал Сеннисон.
Я услышал, как Гус устраивается на свое обычное место. Мы были готовы.
— Кислород! — бросил Сеннисон. Не выдержал и добавил:
— Чего они хотели?
Гускин не отвечал.
— Говорили что-нибудь о… Земле?
Молчание.
А на что он надеялся? Что с нашей помощью хотят передать кому-нибудь поклоны? Даже, если бы так и было, я, по крайней мере, предпочитал бы этого не знать. То есть, будь я на его месте.
— Сказал, кто с ними остается? И чего ради? — спросил я.
— Угу, — буркнул Гускин. И добавил:
— Стартовать пора.
Сен дал сигнал. Глухое гудение из-под пода переросло в постоянный грохот. Еще доля секунды — и мы увидели в боковых иллюминаторах растекающиеся по котловине струи пылающего газа. Датчик ускорения дрогнул, отклонившись от нулевого положения. Прошли две секунды — и он выровнялся, начал с медленно нарастающей скоростью ползти к верхней части шкалы.
— Спрашивали, — сказал Гускин, когда мы выходили из атмосферы, — через твое посредничество им тоже запрещено переговариваться с Проксимой…
От моего присутствия они ожидали большего, чем я сам.
— И что ты им сказал? — спросил я.
— Что на их месте жил бы заботами этого мира. И не ломал бы себе голову над вопросами, на которые нет ответа.
— А еще что?
— Ничего, — буркнул он.
Мы семь раз обогнули первый спутник Четвертой, прежде чем решили, что район нам соответствует. Словно бы все места на этом голом, утыканном острыми сказами и метрвом от начала веков шаре не были в точности одинаковыми. В любом случае, одинаково подходящими. Если уж так держаться за это определение.
Они выбирали так тщательно, точно подыскивали место под строительство убежища. Им это было необходимо, они хотели удостовериться, что сделали для меня все, что в человеческих силах.
Мы высадились в два пополудни, по времени базы. Часом спустя вершина пологой скальной возвышенности была уже срезана. На образовавшейся таким образом площадке автоматы разводили химический ад строительства.
Я взял вездеход и отправился размечать точки для будущих наблюдательных и измерительных маяков. Я не торопился. Забрал запас концентратов и воды, которого хватило бы на неделю всей экспедиции.
Но позабавился всего сорок восемь часов. Когда я вернулся, подземная часть строительства уже была завершена. Колодец с диаметром в три метра шел вглубь, к наиболее интересным с точки зрения синтеза геологическим пластам. Стенки его застыли за несколько минут, покрывшись гладкой, как стекло, оболочкой. Энергоемкости, генераторы усилителей и лазеров были установлены и прикрыты сверху полом жилого купола. Этот последний, выстреливаемый в формы, стабилизированные силовым полем, рос на глазах.
Я выбрал несколько автоматов и уже пешком отправился в путешествие от одной выбранной точки к другой, устанавливая регистрирующую аппаратуру, радиомаяки, зонды, монтируя связь и что там еще требовалось, с подлинным удовольствием сплетая сложную информационную сеть. У меня на это ушло четверо суток. Вернувшись, я застал базу готовой.