Страница 27 из 41
Я бы и несколько часов прождал, лишь бы не говорить.
Неожиданно он выпрямился. Его голова шевельнулась во тьме, на фоне стены. Он повернулся и сделал шаг в мою сторону, словно хотел подойти поближе. Это было невыносимо. Наши лица оказались одно напротив другого. Не дальше, чем на ширину ладони. Но глаза его оставались невидимыми. Хоть это хорошо.
— Только честно, Жиль. Хорошо? — Я почувствовал на губах его дыхание. И инстинктивно отклонился.
— В чем дело?
Я старался контролировать свой голос. Старался говорить как всегда.
— Вы когда-нибудь вернетесь? Вы или другой экипаж?
— Нет.
Он просил честности. Я не видел причин, по которым должен был бы ему отказать в этом. Скорее, наоборот.
Он подождал, словно желая убедиться, что хорошо расслышал. После этого «нет» любое следующее словно было бы равнозначно удару в лицо. По крайней мере, для одного из нас. Но, скорее всего, для обоих.
Я уже не ощущал его дыхания. И не услышал ни единого вздоха, хмыкания, ничего. Словно он перестал жить.
В конце концов он отвернулся. Его взгляд упал на платформу лифта. Он перенес тяжесть тела вперед и перешагнул люк.
Я встал боком к нему. Так было удобнее.
Нас не ждали. И разбрелись. Реусс направился к реке и остановился на берегу. Низко наклонившись, глядел на воду, словно мальчишка, выискивающий разноцветные камушки. Муспарт составил компанию второму Петру. Они стояли метрах в ста дальше и беседовали, указывая то на одну, то на другую точку в районе будущих построек.
Поначалу я не заметил Нисю. И лишь когда платформа опустилась совсем низко, я обнаружил ее опустившуюся на колени фигурку, наполовину скрытую травой. Упираясь левой рукой, она пыталась сорвать правой горсть растений, дергая за их прямые, жесткие стебли.
Каждый на свой лад начинает знакомство с новой планетой.
Може, тот, с которым мы ждали в шлюзе, так и не произнес ни слова. Прежде, чем платформа коснулась грунта, он соскочил с нее и пошел прямо вперед, к реке. Я направился за ним. Прошел несколько десятков метров и остановился, провожая его глазами. Он добрался до реки и задержался. Не обращая никакого внимания на Реусса, уставившегося на воду, поднял голову и начал осматривать поляну. Словно хотел удостовериться в том, чем там наши автоматы на самом деле заняты.
Я повернулся спиной к реке. Какое-то время простоял, переводя глаза с одного знакомого лица на другое. Никто из них не смотрел в мою сторону. Все производили впечатление полностью погруженных в собственные заботы. Дело обстояло лучше, чем я предполагал.
— Тут будет ваша база, — произнес я в пространство, махнув рукой позади себя. — Можете перейти через реку. Она мелкая. Потом, если захотите, автоматы построят мост.
— Сами знаете, чего захотим, — хмыкнул один из Муспартов. — Идемте, идемте.
— Сен! — крикнул я, приложив рупором ладони ко рту. — У тебя гости!
Он стоял посреди поляны и что-то втолковывал автоматам. Услышал мой голос и посмотрел в ту сторону, откуда он раздался. При виде копий лицо его приняло такое выражение, точно в самом интересном месте фильма неожиданно испортился свет. Я не мог отсюда видеть его лица, но мне это не требовалось, чтобы представить, как оно сейчас выглядит.
Стоя без движений, я наблюдал, как они переходили реку. Ни один из них даже не повернулся, чтобы хотя бы взглядом попрощаться с кораблем. Когда они оказались совсем близко, Сен повернулся и направился к самой отдаленной части поляны. Они послушно пошли за ним. Сен добрался до леса и остановился. Сделал знак рукой, чтобы они подошли поближе, и принялся что-то им объяснять. По его движениям я понял, что он рисует в воздухе карту будущих построек.
С исторической точки зрения момент был прелюбопытнейший. На поверхности планеты стояли существа, которые дадут начало новой космической расе. Искусственные. Может, и не в том значении, какое привыкли обычно придавать этому слову. Но дело не в словах.
И не в истории. Не мои это заботы. После нашего возвращения никто, понятное дело, даже не заикнется о копиях, о том, какую роль сыграли они в гибели одной из планет системы Фери, о том, что в той же системе их и оставили. Начальство издаст скромное распоряжение, запрещающее полеты в этот район. Остальное отправится в архивы.
Все ли на этом кончится?
Я не был бы человеком, если бы поверил в это. Рано или поздно, и пусть лучше — поздно, и очень бы хорошо — даже слишком поздно, ведя счет на поколения, человек вновь ступит на эту планету. И если не найдет другой причины, то приманят его сюда волны, излучаемые средствами связи. Ведь копии создают нормальную цивилизацию. Даже, если сами не захотят этого. Поскольку для этого в них слишком много от человека.
Интересно, как приветствуют людей потомки Реусса и прочих? Ниси?
Мысль о Нисе прервала ход моих размышлений. Если только подобные рассуждения, когда стоишь по колено в мокрой траве и смотришь на спокойное зеленое пространство, залитое солнцем, можно назвать размышлениями.
Я опять повернулся к реке спиной и пошел, куда глаза глядят.
Цветы, с высоты люка похожие на тюльпаны, изблизи должны были меньше нравиться. По меньшей мере, людям. Их лепестки оказались одеревеневшими, твердыми, словно вырезанными из камня. Стебли, не менее жесткие, покрывала какая-то лишенная аромата, маслянистая слизь.
Только деревья были настоящими. Как и те, на Третьей, они не имели листьев, а только небольшие, свернутые чешуйки, нередко образующие правильные шарики. Они издавали слабый, кисловатый запах, к которому можно было привыкнуть.
В случае необходимости человек может ко всему приспособиться. Кому об этом лучше знать, как не пилотам. Только вот пилоты об этом не говорят.
Я приближался к первым холмам. Не снимая темпа, преодолел пологий склон и остановился.
Пейзаж выглядел точка в точку таким же, как из кабины «Идиомы». Уходящие в бесконечность невысокие возвышенности, покрытые травой. Вдали виднелись микроскопические на таком расстоянии рощи деревьев. Казалось, что лес, а скорее — джунгли, установили для себя границу вдоль берега реки.
Я повернулся. Очищенная реактивной струей корабля и выровненная автоматами поляна существовала в качестве узкой просеки на зеленом фоне. «Идиома» — на фоне ее. Пузатая сигара, понемногу теряющая свой некогда белый цвет. После возвращения она пойдет на свалку.
Возвращение это не будет триумфальным. Задание выполнили. Но это, если разобраться, вполне нормальное дело. Привезем троих уцелевших. И все же — два человека погибли. И потерян корабль класса «Идиомы». «Анима».
— Хватит, — вслух произнес я. — А то еще расплачешься.
Плакать я не стал. Но всякая охота к прогулкам прошла.
Я возвращался иной дорогой. Наискось пересек равнину и вышел к реке в каких-нибудь полутора километрах выше места стоянки корабля.
Перебрался через реку, прыгая и балансируя на скользких камнях, и углубился в лес. Но быстро пожалел об этом. Подлесок был невысоким, но плотным. Ветви, твердые и пружинистые, как проволока, оплетали мне ботинки, цеплялись за застежки скафандра, и все без малейшего шума или шелеста. Я мог продвигаться вперед только ценой значительных усилий. После нескольких метров я вернулся и направился к поляне по самому прямому пути. На преодоление этой пары сотен метров у меня ушло полчаса.
Наконец, между ветвями и стволами деревьев начала просвечивать река. Я сделал еще несколько шагов и остановился на краю расчищенной подковы.
Меня ошеломили царящие на ней тишина и неподвижность. От людей, то есть от Сена и копий, и от автоматов не осталось ни следа.
Я сделал полшага вперед и посмотрел вправо, туда, где должен был находиться корабль. Он покоился на своем месте. Что меня насторожило, так это кучка людей, замершая метрах в пятистах от его амортизаторов. Они стояли неподвижно. И лица у всех были повернуты в мою сторону.
Я уловил какое-то движение на панцире ракеты, сразу же под ее носом. Медленно, словно и с нарочитой торжественностью, открывалась амбразура излучателя.