Страница 25 из 43
Остановленный им крестьянин безучастно смотрел на впечатляющую фигуру на огромном коне. Конан показал ему знак культа змеи — медальон Дуума. Проблеск понимания мелькнул на морщинистом лице, и старик ответил:
— Многие прошли… в основном дети… вот по этой дороге и шли, — он сделал жест высохшей рукой, затем, обернувшись, добавил: — Обратно не проходил никто.
И вот однажды киммериец выехал на дорогу, протоптанную множеством ног. Он поторопил коня и еще до захода солнца увидел серое облако пыли, поднимающееся к лазурному небу. Конан осторожно приближался к этому необычному облаку и наконец, разглядел его источник. Как он и ожидал, это была длинная вереница паломников. Вся процессия направлялась в святую обитель Сета, к змеиному Богу. Грязные юноши и девушки, украсив себя венками и гирляндами давно увядших цветов, тяжело брели, ударяя в бубны и напевая монотонную мелодию.
Конан проскакал мимо них, внимательно оглядывая колонну. То там, то здесь ему кричали:
— О воин! Иди с нами! Выброси свой меч и посвяти себя времени и земле, как это сделали мы! Уступи судьбе! Иди с нами к Горе Могущества!
Криво улыбаясь, Конан отрицательно покачал головой и пустил коня галопом. Еще будет достаточно времени посвятить себя земле, когда жизнь подойдет к концу, подумал он.
Дорога поднималась вверх и шла между двумя хребтами вулканических скал; а за ними, на гладкой равнине, неясно вырисовывался конусообразный пик, устремленный в небеса. Вдали Конан увидел мерцающие воды моря Вилайет, уходящего за горизонт. С этой высокой точки варвар заметил наполовину скрытую поднявшейся пылью еще одну колонну паломников. Ветер доносил звуки их заунывного пения.
Пока конь отдыхал, Конан изучал раскинувшиеся перед ним горы, покрытые буйной весенней зеленью. Вдоль побережья внутреннего моря, справа от Горы Могущества, лежал участок земли, сплошь усеянный холмами. Свернув с пути, протоптанного чуть живыми путешественниками, Конан направил коня к пашне, которая была примерно в трех тысячах шагов к югу от горы. Когда же Конан подъехал поближе, то увидел, что за холмы он принял курганы, подобные тем, какие древние люди насыпали над своими королями. Один из могильных холмов, превосходивший другие, был высотой в несколько раз больше человеческого роста, а длиной — в половину полета стрелы. Вокруг его основания на одинаковом расстоянии друг от друга стояли остроконечные столбы, на каждом из которых еще сохранились пронзенные останки коней со всадниками. Ветер и дождь превратили их в скелеты, кое-где прикрытые лоскутками выцветшей материи и ржавыми кусками железных доспехов.
Конан осторожно повел коня вокруг, терзаясь дурными предчувствиями, от которых по его телу побежали мурашки. Он не мог сказать, как долго жуткая гвардия стояла на страже в этом всеми забытом краю, но что-то сжалось в его грубой душе перед величием бессмертия и неизвестности.
За курганами шла равнина, усеянная осколками камней и кусками древней кладки — обломками города, разрушенного давным-давно. Он пустил коня среди разбитых колонн, опрокинутых плит, обвалившихся стен, засыпанных галькой канав и еле видных следов колодцев, безводных с древнейших времен. Опустошение казалось полным, а причина его лежала за пределами человеческого понимания.
Затем, к своему великому удивлению, Конан заметил убогое жилище: простой навес из кольев, связанных воедино и обтянутых шкурами диких животных. Перед входом, завешанным лоскутками шкур, горел небольшой костер, распространявший в морском воздухе едкий дым с запахом горелого мяса. Киммериец направил коня, желая осмотреть это жилище, и увидел, как оттуда вышел худой старик в грязных лохмотьях, с подозрением рассматривавший пришельца.
— Привет, дед! — низким, похожим на рев голосом произнес Конан, поднимая раскрытую ладонь в знак своих добрых намерений. — Я пришел с миром.
— Это ты хорошо сделал! — ответил старик с живостью, не соответствовавшей его морщинам. У него было плоское лицо, бритая голова; одет старик был в рванину, но он вызвал уважение варвара. — Знай, юный воин, я колдун, и этот погост хранит кости и беспокойные души могущественных царей. Тот, кто осмелится причинить мне вред, будет иметь дело с силами, о которых он ничего не знает.
— А ты можешь вызвать демонов, колдун?.. — тень веселости мелькнула в голосе варвара.
— Да, это я умею! Могу вызвать дьявола свирепее, чем любой из семи чертей! — Хвастовство старика закончилось приступом кашля.
— Какая удача, что мы станем друзьями, — сказал Конан. Он бросил колдуну серебряную монетку, которую тот поймал не по летам проворно. — Это плата за несколько дней, которые я проживу в твоей халабуде!
На закате солнца, Конан, сняв шлем и кольчугу, сидел у костра, с трудом разжевывая копченое мясо и пресный хлеб. Отшельник суетился рядом, предлагая гостю сделанную из тыквы бутыль с кислым элем и болтая так, словно не разговаривал годами.
— Эти могильные холмы, чужестранец, стоят здесь со времен Титанов, — говорил старик. — Великие цари спят здесь, цари, чьи царства когда-то сверкали, подобно молниям над бушующим морем. Проклятия лежат под этими грудами земли; вот почему я обитаю ниже их вершины.
— Так ты смотритель этого кладбища? — поинтересовался Конан.
Колдун засмеялся:
— Нет, но я пою предания о прошлом, о битвах и героях, о богачах и женщинах для тех, кто покоится здесь, чтобы успокоить их сны…
— Чем же ты живешь, добрый колдун?
— Местные жители приносят мне мясо и хлеб, а я вызываю духов и предсказываю им удачу. Кроме того, я выращиваю зелень. Никто не досаждает мне; все знают о моей силе.
Конан наклонил свою косматую голову в сторону Горы Могущества.
— А что эти?
— Ты спрашиваешь о тех, кто служит змеям? Они хорошо знают меня, но думают, что я сумасшедший, и поэтому не трогают. Каждую весну человек по имени Дуум приходит сюда принести жертву духам моих спящих царей. Ты их видел… — он махнул рукой в сторону скелетов людей верхом на лошадях.
Конан какое-то время ел молча, с сомнением размышляя о том, были ли это кости древних царей или же сторонников Дуума.
— Здесь в округе растут какие-нибудь дикие цветы? — спросил он.
Рот старика раскрылся.
— Цветы? На какой?.. — Затем, спохватившись, поправился: — Да, я думаю, тебе удастся собрать немножко. Месяц назад эта равнина была вся выстлана цветами. Но на что тебе цветы?
— Увидишь, — ответил Конан.
Следующим утром Конан поднялся, сбрил свою жесткую бороду и достал из дорожной сумки белую мантию паломника. Одетый таким образом, он целый час бродил по окраине разрушенного города, собирая наиболее свежие цветы, какие только мог найти. Когда варвар начал сплетать венок, колдун с отвращением посмотрел на него.
С безмятежным видом Конан спросил у старика:
— Что ты знаешь об этом Тулса Дууме? И успокойся, я не из его компании.
Старик облегченно вздохнул и усмехнулся беззубым ртом:
— Вообще-то ты не очень похож на паломника. Если ты собираешься в таком виде проникнуть внутрь горы — берегись. Люди Дуума коварны, жестоки и склонны к предательству. Кроме того, ты не сможешь взять с собой меч; даже под мантией они тотчас увидят его.
— Ну что же, придется обойтись без него. — Конан просунул руки под мантию, расстегнул пряжку и вложил меч в ножнах в руки колдуна со словами: — Храни его и найди корм для моего коня. Я хорошо награжу тебя, когда вернусь… если вернусь.
Водрузив венок из уже увядших цветов, Конан пошел к горе. Колдун, бормоча оберегающие заклинания, смотрел ему вслед.
По мере того как дорога зигзагами поднималась вверх по склону Горы Могущества, она становилась все круче. Конан незаметно затесался в колонну бредущих в беспорядке юношей и девушек. У них были запыленные, изможденные лица и пустые, глаза. Разница между здоровым и сильным варваром в свежей одежде и утомленной, выпачканной в путешествии толпой была так велика, что Конан боялся, что он будет немедленно раскрыт.