Страница 63 из 71
Придерживаясь за стену, с банкой пива в руке из кухни появился Николай Кузьмин. Банка выпала из его рук, и прямо у ног Кузьмина образовалась пенистая лужа. В лоб Кузьмину черной точкой, похожей на зрачок глаза, смотрел ствол пистолета. Смотрел на него и мужчина с нелепой, чуть с проседью, ленинской бородкой. Не хватало на голове лишь ленинской кепки да галстука в горошек.
– Ты на кого работаешь? Кто тебя послал на мост? Если твой ответ мне не понравится, Кузьмин, я пущу тебе пулю в лоб. Ты понимаешь, что не промахнусь. Если бы я хотел тебя убить, я бы хлопнул тебя на мосту, но пожалел. Думаю, не зря пожалел, и ты меня не разочаруешь. На кого работаешь?
– На Тимура, – сказал, морщась от боли, сержант Кузьмин.
– Что стоишь, за стенку держишься, проходи, чувствуй себя как дома, – поведя стволом пистолета, негромко произнес Дорогин.
Левой рукой он тронул приклеенную бороду, поправил усы. Сдвинул очки с плоскими стеклами на нос и стал похож на земского врача. Этот грим шел ему.
– Давай, родимый, пошевеливайся. Разговор у нас будет недолгий.
– Что тебе надо? – произнес насмерть перепуганный Николай Кузьмин.
Он весь дрожал, волосы прилипли ко лбу. Его и без того вытянутое лицо стало еще длиннее. Коротко стриженная голова раненого милиционера напоминала череп. Глазки испуганно бегали, иногда вспыхивая в глубоких глазницах, губы нервно кривились. Он судорожно размышлял, что надо этому непонятному человеку, но самой главной была мысль о том, убьет тот его или оставит в живых. «Надо спасти собственную шкуру во что бы то ни стало! Он не пощадит, второй удачи в жизни не бывает. Если он не пристрелил меня на мосту, то здесь убьет непременно.»
– Я тебе все скажу.
– Ясное дело, скажешь, куда ж ты денешься. Жить-то небось хочешь, мерзавец? А еще в милиции служишь. Сволочь ты форменная, Кузьмин!
– Я не виноват, это капитан втянул меня, приказал, я не хотел…
– Капитан Пермяков, что ли?
– Он, Игорь Пермяков. Он настоящий мерзавец, если бы я не подчинился, он бы меня пристрелил.
– Наверное, правильно бы сделал. Милиционер шел, хватаясь за мебель, боясь ступить на простреленную ногу.
– Рана, как мне известно, не очень серьезная, так что ты не прикидывайся и не изображай из себя инвалида. Где журналистка?
– Какая?
– Женщина, которую Тимур привез.
– Я не знаю, совсем не знаю. Это не мое дело!
– Капитан знает?
– Нет, ему тоже Тимур ничего никогда не говорит. Он нас вызывает только тогда, когда ему что-нибудь надо.
– Когда грохнуть надо?
– И для этого… На всякие разборки.., иногда конкурентов погонять…
– Слушай, ты, хрен с бугра, ваших рук разбой на Медвежьих озерах?
Раненый испуганно заморгал, а затем кивнул:
– Угу.
– Значит, вы людей Петровича положили?
– Мы. Нам приказали…
– Хватит врать! Приказали! Небось денег дали, вы и расстарались. Дай тебе денег, так ты же, мерзавец, и мать родную убьешь.
– Я? Нет, не убью, никогда! – голосом юродивого, который абсолютно не вязался с внешним видом и выражением лица, пробормотал Кузьмин. – Слушай, у меня есть деньги. Хочешь, забери их, только не убивай меня.
– Все вы одинаковы, сволочи. Как только дело до шкуры доходит, когда себя спасать надо, вы всех с потрохами сдаете, откупиться хотите. Деньги твои кровавые мне ни к чему.
– У меня много денег. Я все отдам, только не убивай меня!
– Подумаю, – сказал Дорогин. – Где я могу найти Тимура? Как его фамилия? Он под кем ходит?
– Не знаю. Но за ним есть люди, какие-то очень большие люди.
– Ладно, про больших людей мы с тобой потом поговорим. Говоришь, у тебя деньги есть? Небось те, мои, из дипломата, которые я за журналистку хотел отдать?
– Нет, не те, что на мосту валялось, что из воды выудили, все Тимур забрал, у меня другие деньги.
– У тебя другие? Откуда у тебя могут быть другие деньги? За старые делишки гонорары?
– За разные. Я хорошую тачку купить хотел, вот на нее и копил. Не убивай меня!
– Где деньги лежат, – спросил Дорогин, понимая, что из раненого придурка много не вытянешь.
– Деньги в туалете, за бачком, под трубами, в портсигаре, – произнося эти слова, милиционер надеялся, что Дорогин не полезет за унитаз, не рискнет подставить для удара затылок и заставит его, Кузьмина, доставать деньги, чтобы держать на прицеле. А там, в тайнике, кроме денег лежал заряженный пистолет… Но интуиция Дорогина не подвела. «Он темнит!» Пистолет черным зрачком смотрел в лицо Кузьмину, и милиционер даже пальцем пошевелить боялся.
– Значит, так, урод, где я могу найти Тимура?
– Сегодня в девять вечера они встречаются.., они встречаются с Пермяковым и со Славой Парфеновым.
– Где?
– В девять вечера на складах в Копотне. Там есть склады, железные ворота, забор. Туда машины въезжают, там спокойно, там все свои у Тимура, так что он всегда нам стрелки там назначает.
– В Копотне?
– Да-да, в Копотне, неподалеку от нефтебазы.
– Знаю, кажется.
– Они встречаются в таком облезлом одноэтажном доме, он в самом дальнем левом углу, в комнате.., там контора раньше была, – милиционер говорил так, словно Дорогин был завсегдатаем складов и прекрасно знал, где какая комната, какого цвета дверь, какой в двери замок.
– Что же мне с тобой теперь делать? Своих ты сдал с потрохами, деньги мне предлагаешь. Не хочется мне тебя убивать. А с бандитом, который в федеральном розыске полтора года бегает, вы ловко для прессы придумали, очень ловко.
– Это не мы придумали, Тимур сказал. Следствие началось, из управления люди приехали, капитана с сержантом Парфеновым уже допрашивали, завтра, наверное, ко мне приедут.
– Что ты им рассказать собираешься?
– Все расскажу, как было.
– Красиво говоришь, сержант, очень красиво. Твои бы слова да Богу в уши, цены тебе не было бы. Деньги давай.
Сержант, вновь держась за стены и мебель, двинулся к туалету. С трудом, морщась от боли, он опустился на колени перед унитазом – так, как опускается человек, которого мучает тошнота после сильного алкогольного возлияния.
Дорогин чувствовал отвращение, глядя на перепуганного мента. Кузьмин запустил руку за унитаз, пальцы нащупали холод портсигара. Он просунул руку чуть дальше, скользнул большим пальцем по рифленой крышке портсигара. Рука легла на рукоятку «ТТ», большой палец сдвинул предохранитель. «Ну а теперь держись, козел!» – подумал раненый мент, резко выхватывая черный пистолет и разворачиваясь к Дорогину.
Но он даже не успел вскинуть руку с оружием. Дорогин выстрелил первым. Шутить и пугать он не собирался, но и убивать этого гнусного мента ему не хотелось. Пристрелить безоружного врага рука не поднималась, хотя, как понимал Сергей, ляг карта по-другому и окажись он, Дорогин, на месте раненого, Кузьмин не задумался бы ни одной секунды, разрядил бы в него всю обойму.
Кузьмин с простреленной головой сидел у стены. На белый унитаз капала ярко-красная кровь.
«Ну вот, болезный, ты отвоевался», – подумал Сергей, пряча пистолет за спину, за брючный ремень.
Так же быстро, как и появился, он покинул квартиру на третьем этаже. Вышел из подъезда. Две старухи, сидевшие уже битых два часа на лавочке, проводили его взглядами, в которых не читалось абсолютно никакого интереса; немолодой мужчина, похожий на школьного учителя, заходил к кому-то по делам. Людей в подъезде живет много, и старухи даже не стали гадать, к кому именно наведывался мужчина с ленинской бородкой и в очках с желтоватыми стеклами.
Дорогин обошел дом. На другой стороне улицы его ждала машина – далеко не новые «Жигули». За рулем сидел молоденький паренек лет двадцати четырех.
– Ну что, батя, навестил своего ученика?
– Навестил, конечно, – хриплым голосом произнес Сергей, неуклюже забираясь на заднее сиденье.
– Радикулит замучил?
– Наверное, к перемене погоды.
– Сегодня синоптики обещали солнце.
– Это тебе, сынок, они солнце обещали, а мне кости подсказывают перемену погоды. Позвоночник, он, брат ты мой, никогда не обманывает. Как начинает крутить, знай, переменится погода.