Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 25

И вот мы узрели королевское семейство Зингары.

Первым шествовал парнишка лет двенадцати — король Селадас Первый, рука об руку с девочкой его возраста и будущей супругой, инфантой Альмерией, дочерью великого герцога Гальфамбра. Вслед за юным государем выступала величественная пожилая дама — вдовствующая королева Чабела Зингарская, легенда Полуденного побережья и самая знаменитая государыня Заката.

Чабеле уже стукнуло пятьдесят пять лет, Селадас был ее единственным и поздним сыном от нелюбимого и невзрачного мужа, принца Оливерро. Великая королева четыре года назад сделала важный для себя и страны политический ход — официально передала трон наследнику, который получил и титул, и корону, а правила страной сама, из-за кулис. Пока Селадас не достигнет совершеннолетия (по законам Зингары — шестнадцать лет) Чабела не собиралась покидать большую политику. Разумеется, она сохранила власть и влияние, но теперь Скипетр Морских королей принадлежал сыну, ибо консервативные зингарцы предпочитали видеть повелителем именно мужчину, пусть и весьма юного. В конце концов, власть принадлежит не человеку, который носит корону и скипетр, а тому, кто знает когда и за какие ниточки дергать.

Я очень много слышал о Чабеле от отца, с которым зингарка была дружна наравне с королем Конаном, и барон Хальк отзывался о ней с самой лучшей стороны. А сегодня увидел ее воочию. Рассказывают, будто в молодости Чабела была писаной красавицей, на которую заглядывались венценосные женихи со всего Заката. Недостоверные слухи разносят смутную весть о том, что зингарка некогда едва-едва не вышла замуж за Конана Канах, однако обстоятельства помешали... Честолюбие этой женщины победило чувства — она предпочитала политику счастливому браку и добилась своего: в наши времена Чабела является эдакой «матушкой» Закатного материка, к ее мнению прислушиваются и в Аквилонии и в Туране, а после смерти мужа-подкаблучника Чабела полностью отдалась родной стихии — интригам, громким (и почти всегда удачным) дипломатическим аферам, а иногда и войнам.

Достаточно вспомнить недавнее морское сражение зингарцев с флотом Аргоса, боровшегося против монополии соседей на морские пути. Чабела командовала флагманским кораблем. И победила.

Как и приказал Конн, мы с Гаем замерли в нескольких шагах за спиной короля, у самой кромки расстеленного на пристани ковра.

— Счастлив приветствовать моего царственного брата, — Конн, высокий почти как отец, наклонился к малолетнему Селадасу и заключил в объятия. Мальчишка повторил движение, фамильярно хлопнув короля по плечу, и ответил:

— Рад видеть государя дружественной державы в добром здравии, — голос у Селадаса был юношески тонким и немного срывающимся от волнения. Впрочем, сын Чабелы держал себя вполне достойно — сказывалось матушкино воспитание. — Я позволю себе представить мою нареченную невесту, светлейшую инфанту Альмерию...

Конн быстро преклонил колено перед очаровательной девчушкой в жемчужно сером платье, отлично подходившем к ее пепельным волосам и со вкусом подобранным легким украшениям из платины, коснулся губами изумрудного перстенька и сразу поднялся, взглянув на едва заметно улыбавшуюся Чабелу.

Ритуал приветствия дамы повторился, но пожилая зингарка мгновенно подняла Конна, взяв его за плечи. Сказала тихо, чтобы не слышали посторонние:

— Здравствуй, Конн. Давно не виделись... Я помню тебя совсем мальчишкой. Боги, прошлое будто возвращается! И наследие твоего отца дает о себе знать. Разве что Конан тридцать лет назад не был настолько тощим. — И королева весьма злоехидно улыбнулась, подмигнув Конну. Тот ухмыльнулся в ответ.

Далее события покатились по накатанной колее. Истошный рев фанфар, взаимные представления, раскланивания и расшаркивания, церемониальный марш гвардии, немелодичные вопли распорядителей.

Два короля, Чабела и маленькая инфанта стояли под обширным балдахином, приветствуя дворян и военных, а я и Гай торчали позади и левее, не понимая, зачем Конн пригласил нас в гавань. Тут отлично справились бы и без присутствия двух безвестных гвардейцев.

Селадас откровенно скучал, вертел головой, рассматривая стоявшие на реке корабли, и только на парад Алых Пикинеров посмотрел заинтересованно. Конечно, мальчишку его возраста столь долгие и (по моему мнению) почти бессмысленные действа должны утомлять. В целом зингарский король показался мне вполне нормальным парнем, знающим свои обязанности, но в свободное время не упускающим возможности развлекаться так, как делают все прочие дети, не отягощенные короной.

Спустя полтора колокола помпезное торжество подошло к логическому финалу — подозреваю, встречу специально затянули, чтобы выгрузить с сопровождающих триеру галер карету ее величества — на пристань въехало ужасное вычурное сооружение, запряженное четверкой, а заодно вывели королевского коня. Чабела вместе с инфантой и двумя фрейлинами предпочли ехать в раззолоченном и пестрящем гербами экипаже, камердинер подсадил короля Селадаса в детское седло, красовавшееся, впрочем, на высоком жеребце соловой масти и взял коня под узду. Монарху-мужчине разъезжать в карете неприлично.





На высочайших гостей собралось посмотреть полгорода — обыватель любит зрелища. Можно обсудить наряды иноземных красавиц, восхищенно поцокать языком при виде Морской гвардии Зингары, блистающей неимоверным количеством нашитых на парадные костюмы сапфиров, синих аметистов и жемчугов нежно-голубого цвета, восхититься щедростью гостей, тоже не забывающих одаривать толпу серебром, и, наконец, всласть поорать:

— Да здравствует король! Слава королеве!

Селадас ехал рядом с Конном, не уставая разглядывать тарантийские диковины и достопримечательности — наследник Чабелы оказался бойким мальчишкой. Конн, не допуская в голосе ни единой нотки снисходительности, обычно присущей взрослым при общении с детьми, старательно давал пояснения.

— А это что такое? А почему памятник не черный, а зеленый? — тарахтел Селадас, изредка протягивая руку и дергая Конна за рукав колета, — А сколько тут живет людей? Наверное, много! А почему на той башне синее знамя? А это кто?

Наш король повернулся в сторону, куда указывал «царственный брат» и невольно поморщился. Внимание Селадаса привлек один из самых отвратительных монументов Тарантии, некогда подаренный благодарными жителями города Конану-киммерийцу.

Бронзовый варвар громоздился на высоком мраморном постаменте, сжимая в одной руке гигантский меч, другой полуобнимая спасенную девицу, каковая аллегорически изображала Аквилонию. Ну, и поверженный дракон у ног, само собой...

Конан, увидев «подарочек» пришел в ужас и едва не приказал снести донельзя безвкусное сооружение, но канцлер и Хальк Юсдаль отговорили — нельзя, мол, обижать подданных, они хотели как лучше...Словом, памятник остался.

— Это мой отец, Конан Канах, — коротко ответил король.

— Ой, а он, правда, убил дракона? Матушка про Конана много рассказывала, только я не верил!

И так далее. Конн вздохнул с облегчением, когда увидел впереди главные ворота замка — Чабеле, женщине безусловно уважаемой, выделили покои в самом королевском дворце. Прежде там жила безвременно почившая королева Зенобия, а теперь должна была разместиться свита зингарскои монархини. Странно, но все и каждый по-прежнему воспринимают Чабелу именно как правящую королеву, а вовсе не как «вдовствующую» регентшу. Такова уж многолетняя привычка.

— Ротан! — король обернулся перед самым въездом в арку, отделявшую площадь Короны от внутреннего двора замка. — Через два колокола буду ждать тебя вместе с Гаем в Белой гостиной, как обычно... Оденьтесь приличнее, но не в форму гвардии — прием неофициальный.

— Через два колокола? Это как раз в полдень.

Если король приказывает — выполняй!

— Хоть кол мне на голове теши, не пойму, зачем я понадобился его величеству, — не уставал ворчать Гай, когда мы вернулись в нашу комнатку в Полуденном крыле дворца. — С тобой все ясно — сын бывшего летописца и тайного советника, приближенного к старому государю, а я кто такой? Неотесанный мужлан из боссонских топей!