Храм ночи

— Стой, стой! — закричал, было, барон, не успевший даже удивиться странному поведению своего помощника, когда вдруг увидел краем глаза, что среди храмовой стражи произошло движение.

Служители Асуры что-то завопили вразнобой, поднимая мешочки, из которых посыпались неестественно длинные и какие-то медленные искры. Вокруг убегающего из земли взметнулись дымные столбы, он закричал и остановился, словно пойманный в невидимые тенета. А плащ стигийца повис над визжащим человеком и стал медленно опускаться.

— Митра Треславный! — вырвалось из уст барона, когда на его глазах буквально воющий от страха офицер вдруг странно задергался, по нему пошла знакомая Оливею рябь, а на месте головы показалась змеиная морда.

Стоявшие поотдаль воины стали разбегаться, а плащ обрушился на тварь сверху, причем у всех присутствующих появилось внизу живота неприятное ощущение, какое бывает при внезапном падении. Когда трепыхавшаяся в безветренных сумерках ткань накрыла шипящего человеко-змея, почва под ногами вздрогнула, словно на землю обрушилась целая скала или началось землетрясение.

Оливей выхватив из ослабевших рук одного из своих воинов обоюдоострый топор, бросился к месту падения плаща, а стигиец не успел его остановить. Что-то крикнул жрец Асуры, и дымные столбы пропали, втянувшись в землю. Барон остановился, опасливо поддел угол затихшего плаща концом окованной рукояти топора. Под ней ничего не было.

— Милейший, мы откровенно мешаем друг другу. Наши методы, мягко говоря, различны, — раздался над ухом немедийца скрипучий голос жреца, обращенный, вероятнее всего, к стигийцу. — Вот, например, сейчас, я с уверенностью не могу сказать, сбежал ли он вглубь, когда мы убрали барьеры…

— Нет, клянусь Сетом. То есть вы мне, конечно, несказанно мешаете, но молот Глубин достал бы его и внизу, разве что вход в их усыпальню находится поблизости, а мы знаем, что это не так.

— Страшно другое, уважаемый. В лагере начался нешуточный переполох, эти твари разбегутся…

— Или, что еще хуже, начнут внедряться во всех подряд. Помилуй меня Черный Судья Мировой Бездны, не можем же мы перебить всех немедийцев в округе. В Стигии меня бы дурно поняли…

— Как так перебить всех немедийцев? — взревел барон, взметнув топор, словно собираясь рубить всех подряд.

— Будем надеяться, что до этого не дойдет, — вмешался жрец.

Его молчаливая свита двигалась внутрь лагеря стройным клином. Странно смотрелся воинский строй, в котором шли на первый взгляд, абсолютно невооруженные люди, к тому же необычно одетые. — Барон, я быстро попытаюсь ввести вас в курс дела.

— Уж будьте любезны. — Оливей был взбешен, а в таком состоянии он становился смертельно опасен.

Однако двух старых магов, казалось, совершенно не волновал барон и его состояние. Беседа велась для видимости, а на самом деле… У обоих на лбу выступил пот, как у людей, совершающих усилия на грани возможного. Они сражались — здесь Оливей ошибиться не мог, он чувствовал запах схватки, — маги бились на свой собственный колдовской манер.

— В вашей палатке сейчас находятся несколько из этих выползней. Они приняли ваш облик и ваших ближайших помощников, равно как, скорее всего, и офицеров из Бельверуса. Предварительно захватив… э… саму сущность этих людей. Вы — счастливое исключение. Они, а не вы, командуют сейчас войсками. Или мы остановим их немедленно, или же эти порождения бездны распространятся отсюда повсеместно, начав со столицы Немедии. Поверьте старому служителю Асуры — у них есть возможности. Их мерзкая мощь почти неодолима…

— Так вперед, убьем их! — воскликнул барон и устремился вглубь лагеря, не особо заботясь, следуют ли за ним остальные, созывая ратников.

Некоторые воины с сомнением перешептывались и оставались на месте, продолжая сворачивать палатки, готовясь к объявленному выступлению. В основном это были солдаты, прибывшие из Бельверуса накануне мятежа Блистательных, которые не видели в бароне Оливе своего непосредственного начальника. Старые же воины пограничной стражи устремились вслед за своим командиром, нисколько не задаваясь вопросами, что, собственно, происходит.

— А как мы определим, немедиец перед нами или демон? — спросил на бегу барон у поравнявшегося с ним стигийца, плащ которого, уже наброшенный на плечи, развевался, подобно шлейфу из живого мрака.

— Руби всех, кто попытается нас остановить, Сет, Митра и Асура отберут своих.

— Нергалово отродье, что ты говоришь такое… — возмутился барон, на что стигиец мгновенно отреагировал:

— Не именуй его, или я обрушу Молот на тебя, тупица. Побереги прыть для змеелюдей, я чувствую, что они близко

— Разумеется, вон мой шатер. Верно, сам Митра надоумил меня разбить его посреди бельверусского полка, а не то — пришлось бы штурмовать мою собственную цитадель. Вот бы темные боги потешились.

— Да что ты знаешь о темных богах?

На этом перепалка закончилась, так как оба спорщика окончательно выдохлись от быстрого бега. Кроме того, у палатки их ждали. Свой бег не остановил только сам барон, два мага и храмовая стража. Валившие следом гурьбой ратники замерли, видя, что им навстречу шествует сам барон Оливей, его оруженосец, три старших офицера и толпа самых настоящих демонов.

Двое слуг вытащили бесчувственное тело Армледера на замковый двор и швырнули его рядом с колодцем. Один из них наклонился, вытащил ведро воды и окатил гвардейца. Он застонал и открыл глаза. Сознание медленно возвращалось. Армледер жадно втянул холодный ночной воздух. Он разительно отличался от душного зловония подземелий.

«Неужели я еще жив? — пронеслось у него в голове. — Жив и, судя по всему, на поверхности земли».

Перед ним выросла фигура Торкиля, что-то говорившего Одноглазому Диго. Торкиль указал на лежавшего, протянул аргосцу связку ключей и лениво пнул Армледера под ребра носком сапога.

— Он хотел убить меня. Посади его за решетку, пока не придет в себя, — услышал Армледер слова Торкиля. Голос доносился глухо, издалека, словно брат говорил сквозь забрало шлема.

Диго посмотрев на лежавшего капитана, хмыкнул, потом повернулся и подозвал двоих наемников-пиктов.

— В темницу его. Там, за нашей казармой, в стене есть отличная камера

Армледера еще раз окатили ледяной водой, заставили встать на ноги и, подхватив с двух сторон под руки, потащили в указанном направлении. Диго не торопясь последовал за ними, позвякивая полученной от Торкиля связкой ключей.

Капитан уже полностью пришел в себя. Улучив момент, он рванулся в попытке освободиться, но его охранники отлично знали свое дело, что показала боль в вывернутой руке. Доведя арестованного до камеры, они втолкнули его внутрь. Камера представляла небольшую нишу в крепостной стене, отгороженную толстыми железными прутьями, раздвинуть которые было не под силу даже буйволу.

Одноглазый запер дверь, некоторое время смотрел на Армледера сквозь решетку, затем обернулся к своим подчиненным:

— Идите, найдите Кранка и пришлите ко мне, а я пока что покараулю его. — Подождав, пока пикты отошли на достаточное расстояние, чтобы не слышать разговора, продолжил, обращаясь к Армледеру: — Так ты, капитан, из Черных Драконов. Могу тебе сказать, что раньше я этих хлыщей вообще ни в грош не ставил, а теперь, глядя на тебя, вижу, что ошибался. По крайней мере, капитаны у них толковые попадаются.

Армледер молчал. Говорить что-нибудь было бесполезно, даже если одноглазый наемник поверит ему, то не пойдет против человека, нанявшего его. Он успел приглядеться к Диго и понимал, что для старого «пса войны», как ни странно это казалось аквилонцу, главным были не деньги, а своеобразное представление о чести, основанное на неписаных законах наемного братства. А основным из этих заков была верность тому, кто платит деньги отряду. Бывали случаи, когда командиры наемников шли на верную смерть только потому, что не желали покрыть свое имя позором, — в этом их можно было сравнить с присягнувшими королю воинами и, пожалуй, наемников, нарушивших свою неписаную хартию, было меньше, чем предателей, забывших слова присяги.