Зов Древних

— Вряд ли я устану от жизни, — усмехнулся король.— Но клад мне пригодится. И благодарю тебя за готовность помочь мне, хотя я привык помогать себе сам. Может быть, мы еще увидимся.

— Озимандия, я уже сказал, что ныне ты один из величайших магов мира,— обратился дракон к колдуну.— Мне ведомо, как сожалеешь ты о бесценных знаниях, пропавших ныне безвозвратно. Но не все утрачено. На вересковых болотах, что лежат к западу от Фрогхамока, есть остров, где в древности добывали олово. Там ты без труда отыщешь тайник, хранящий тысячи древних свитков. Тебе достаточно будет назвать мое имя на трех языках: атлантов, гандеров и кхарийцев, и тайник отворится сам.

— Благодарю тебя, великий дракон, — поклонился маг, и огонь вновь вспыхнул в его бесцветных глазах.— Взамен я лишь могу обещать, что посвящу оставшуюся жизнь обучению этого юноши.— Озимандия указал на Кулана.— Я открою ему все, что знаю сам, кроме одного: он никогда не услышит и нигде не прочтет заклинание, которое принуждает тебя исполнять чужую волю. Я унесу его тайну с собой.

— Большего мне и не надо,— склонил в ответ голову дракон.— Остальным же скажу, что вы великие воины и достойные люди. Ваш король по заслугам вознаградит вас, я знаю это. А теперь нам пора в путь.

Минувшая ночь в замке Фрогхамок выдалась очень тревожной.

Точнее, даже не ночью, а в самый глухой предрассветный час все строение, всю каменную громаду, все окрестные холмы, леса и деревни, как выяснилось поутру от недоумевающих по этому поводу горцев, потрясла сильная дрожь, будто кто-то далеко-далеко в горах уронил на землю камень с такую же гору величиной, а потом грозный отзвук грандиозного обвала — низкий гул и эхо страшного грохота — пронесся над замком и ушел в сторону болот.

От ушедшего в горы отряда уже неделю как не было известий, и все в замке истолковали этот невиданный доселе горный обвал как недобрый знак.

Коннахт Мабидан приступил к утренней трапезе, когда графиня Этайн, сидевшая лицом к распахнутому на восток окну, внезапно вскрикнула и указала на что-то рукой, не в силах вымолвить ни слова. Всегдашняя бледность последних дней сменилась на ее лице здоровой розовой краской, а меланхолии пропал и след. Взгляд ее светился тревогой и надеждой!

Выбив из рук стоявшего позади него слуги серебряный поднос с овсянкой, почтенный хозяин Фрогхамока вскочил со скамьи и бросился к окну. Открывшаяся взору его картина пришла, должно быть, из самых фантастических историй, какие только придумывали люди. Коннахт даже протер глаза, чтобы удостовериться, не наваждение ли предстало ему в это утро.

Но наваждение не спешило исчезать. Над лесистыми холмами, огибая замок по широкой дуге, иногда красиво и мощно взмахивая широкими кожистыми крыльями, летел в направлении луга, расположенного у подножия холма, где стоял замок, огромный черный дракон. Самый настоящий живой дракон! И в когтях он нес вместительную корзину, в которой помещалось... Один, два, три... Семь человек!

Расстояние было довольно велико, но глаза у Коннахта покуда были здоровы, и ему показалось, что в одном из стоящих в корзине — широкоплечем черноволосом мужчине высокого роста — он узнал аквилонского короля, Конана Киммерийца.

— Вниз, скорее! — воскликнул Коннахт, и, проявив невиданную для его возраста прыть, помчался вон из покоя по крутым и узким лестницам. Графиня, не сказав ни слова, поспешила за ним. Вскоре со двора раздался донельзя взволнованный голос старого Мабидана:

— Коня! Да побыстрее же, во имя Митры!

На лугу уже собралась изрядная толпа, и люди продолжали сбегаться отовсюду.

— Смотрите! Смотрите! Дракон! — кричали все.

— А там, в корзине-то, не наш ли Бриан? — вопили славные представители клана Майлдафов.

— Конечно, он,— злорадно пыхтел случившийся здесь Бангор Лириган. - Только такому бездельнику есть время летать на всякой нечисти, когда другие трудятся в поте лица...

Увесистый кулак Дункана Монграта, оказавшийся внезапно в опасной близости от подбородка Лиригана, заставил того замолчать.

А дракон опускался прямо на луг. Он был велик и черен, с четырьмя когтистыми лапами, с длинной шеей и большой треугольной головой. В приоткрытой пасти его желающие могли разглядеть изрядное количество клыков и острых зубов. Дракон плавно шел на снижение, распластав широкие черные крылья, а сзади подобно гигантскому рулю направлял полет длинный и сильный хвост. Глаза у дракона были черно-красные, как горячие уголья, очень умные и удивительно печальные.

В когтях крылатый змей тащил корзину, сплетенную из кожаных ремней и подвешенную на восьми крепких канатах.

В корзине стояли и махали приветственно руками семеро. Шестерых узнали все и сразу.

Седьмым же был чудаковатый старик с длинными светлыми волосами, огромными и безумными водянистыми глазами и крючковатым, как у филина, носом. Старик тоже кривил свои тонкие бледные губы — улыбался, должно быть — и счастливо, как-то по-детски, плакал.

Дракон резко замедлил полет, завис в десяти локтях над землей и аккуратно опустил корзину на траву. Затем он сделал над лугом круг, качнул на прощанье крыльями и, быстро набирая скорость и высоту, полетел на полуночный восход, туда, где за горным хребтом лежала Киммерия.

— Прощай, друг! — кричали ему вслед семеро в корзине, и больше всех старался король Аквилонии, Конан Киммериец.

А дракон удалялся все дальше, превращаясь сначала в гигантскую черную птицу, а потом и вовсе в едва заметную точку.

Со стороны замкового парка послышался стук копыт. Из ворот парковой ограды стремительно вылетели и помчались по лугу два всадника. Это были Коннахт Мабидан и графиня Этайн.

Толпа расступилась. Хозяин Фрогхамока, резко осадив лошадь в сорока локтях от корзины, легко, как в молодости, соскочил с седла и побежал навстречу уже спешившим к нему Септимию и Кулану. Они обнялись.

По лицу седого графа текли слезы. Он смотрел на своих сыновей, родного и приемного, хмельными от счастья глазами и взволнованно говорил какие-то ничего не значащие слова. Септимий и Кулан, забыв о взаимной холодности, поддерживали внезапно ослабевшего от многодневной постоянной тревоги и бессонницы отца под руки и всячески его успокаивали.

Майлдаф мигом попал в окружение своих многочисленных родственников, и Конан уже слышал его обстоятельный и красочный рассказ о том, как Бриан летал на драконе, уподобясь святому Диармайду О-Дуйну.

Конан с Евсевием и Тэн И с Озимандией стояли возле корзины. Король кратко отвечал на приветствия горцев. Он ждал, пока Мабидан-старший наговорится с детьми, и в то же время безотчетно искал в толпе ее — Мойа Махатан. Но она не пришла.

Вместо этого взгляд его встретился с взглядом другой женщины. Графиня Этайн, подъехав вместе с Коннахтом, не стала спешить навстречу возвратившимся и стояла теперь, придерживая лошадь, глядя в отчаянии на короля, рядом с которым не было ни Аврелия, ни Хорсы. Во взгляде ее Конан прочел один безмолвный вопрос: «Где?»

Но Конан не в первый раз встречал такой женский взгляд. Выдержал и этот. К чести графини, ни слезинки не появилось в ее очах, они остались сухими.

Коннахт, наконец, заметил, что король молча дожидается, пока наместник закончит излияние своих отцовских чувств и уделит внимание монарху. Лицо Коннахта стало серьезным, он расправил плечи, вытер слезы и, приблизившись к королю, низко ему поклонился.

— Приветствую тебя, о, король, и склоняюсь пред величием твоих подвигов и славы твоей. Прошу снисхождения и прощения за то, что явил здесь слабоволие и несдержанность и не приветствовал тебя как подобает. Благодарю тебя, о, король, за то, что вернул мне старшего сына и возвратил здоровым и невредимым младшего. Отныне все, чем владею я, принадлежит тебе безраздельно. Повелевай мною, как будет угодно тебе.