Московский душегуб

Не оставила следок.

– Хорошо вам тут, – сказал Алеша. – Ниоткуда не дует, чисто, светло. А тут носишься целыми днями неизвестно зачем, да еще теперь и Настенька куда-то подевалась.

Услышав имя дочери, Мария Филатовна встрепенулась, вытянула шейку и попыталась поймать гостя прицельным взглядом, но это ей не удалось. Взгляд скользнул мимо, ему за спину, как неудачно пущенная стрела.

– Если бы знал, где она, обязательно к вам бы привез, – посулил Алеша.

– Змеи, кругом змеи, – прошамкала старуха беззубым ртом. – Гляди, ужалят доченьку. Змеи и выдры. Вон под шкафом сидят.

В комнате не было шкафа: стол, кровать и две тумбочки – одна у кровати, другая под окном. Меблировкой не баловал больных Павел Павлович.

– Пойду, пожалуй, – сказал Алеша. – Отдыхайте, Мария Филатовна, а то мы чересчур разболтались.

– Змеи! – завелась сумасшедшая. – Длинные, чер-1 ные… Много змей.

– И еще выдры.

– Всех не перетопчешь. Нет, не перетопчешь. Ползают, ускользают. Доченьку ловят. Как уберечься?

– Мы ее спрячем, – успокоил Алеша.

Павел Павлович перехватил его на первом этаже:

– Случай безнадежный, батенька вы мой, но делаем все возможное. Современная методика, прекрасный уход, наилучшие медикаменты. Ей здесь хорошо, поверьте. Как она вам показалась?

– По-моему, абсолютно здорова. Можно выписывать.

Без затей сунул доктору в кармашек халата стодолларовую купюру.

– Великая просьба к вам, Павел Павлович. Не сегодня-завтра к ней заедет дочь. Пожалуйста, позвоните вот по этому телефону. Получите сразу пятьсот баксов.

Доктор покраснел:

– Дорогой вы мой, да за милую душу… Ради одного дружеского расположения…

Из машины Алеша связался со Вдовкиным:

– Женя, что нового?

Разбуженный банковский гений был немногословен:

– Ничего.

– Что же, вообще никто не звонил?

– Нет, не звонил.

– Хорошо, сиди дома, никуда не уходи.

– Да мне и некуда идти.

Алеша смотался в офис, где его ждала неотложная встреча. Сизокрылый француз, мсье Дюбуа, бывший Гриня Толубеев, по кличке Рикошет, бывший валютчик, бывший лагерный порученец, кайфовал в кабинете, дымя толстой гаванской сигарой и с брезгливой гримасой листая подшивку газеты "Президент". Десять лет назад, освободившись, Гриня удачно женился на французской подданной, беспечной туристке Натали Дюбуа и отбыл в свободный мир, но ни на минуту не разрывал коммерческую пуповину с родиной. Много воды утекло с тех пор, ныне Рикошет ворочал крупными капиталами по всему франкоязычному региону. Банковские сделки, трастовые операции – солидный бизнесмен с солидным акционерным обеспечением. Кто бы узнал в слегка обрюзгшем, элегантно одетом господине с барской повадкой лагерного живодера, смутьяна и прощелыгу. Но Алеша узнал, и они братски обнялись посреди кабинета.

– Люди меняются, – улыбнулся Гриня, сверкнув безупречной вставной челюстью, – а ты все такой же, Леха. Почем нынче "салатик"?

– По две шайбы за пару, – ответил Алеша, вспомнив, что натуральные зубы вышиб Рикошету невзначай Федор Кузьмич при первом неудачном знакомстве, когда тот попытался затырить у новичков лисью шапку.

Минувшей осенью мсье Дюбуа спроворил из Парижа поставку пяти вагонов марочного итальянского вина для нужд нарождающейся российской аристократии, но это была, конечно, мелочевка, хотя операция дала чистую прибыль в пятьсот тысяч долларов. Сегодня им предстояло вчерне обсудить наиважнейший вариант создания постоянных инвестиционных фондов прикрытия, но с самого начала разговор как-то не заладился.

– Да что с тобой? – не выдержал Рикошет, заметя, как Алеша в очередной раз неожиданно дернулся то ли к двери, то ли к окну. – Может, я не вовремя приехал?

– Почему не вовремя? Ты что, Гриня? Откладывать-то уж куда? – горячо возразил Михайлов, деловито передвинул поближе разложенные на столе бумаги и в ту же секунду почувствовал, что действительно неспособен заниматься никакими делами. Круглая благообразная подлая рожа старого бандита неизвестно зачем маячила перед глазами. Алеша расслабленно откинулся на стуле, мечтательно произнес:

– Впрочем, ты прав, братишка. На хрена нам сдались все эти вонючие фонды? Расскажи лучше, как у тебя с Натали?

– Что Натали?

– Ну, все же француженка, капиталистка – мылом не воняет, нет? Как с ней справляешься-то?

Мсье Дюбуа задумался, попыхивая сигарой и вежливо улыбаясь. Поведение Креста было подозрительным, но это могло объясняться несколькими причинами.

К примеру, Алеша был с крупного бодуна, что было на него не похоже. Второе, где-то ему прищемили хвост, что тоже вряд ли. Судя по сведениям, которые удалось собрать Рикошету перед поездкой, Крест оставался в Москве одним из ключевых финансовых авторитетов.

Самым вероятным было то, что по каким-то своим соображениям Алеша разочаровался именно в нем, в мсье Дюбуа, и за его спиной вел переговоры с более выгодными партнерами. В любом случае выяснять истинную причину следовало с предельной осторожностью: это тебе не Америка, это – родина.

Мгновенно сбросив груз забот, мсье Дюбуа радостно оскалился:

– Натали, говоришь? Да ничего, контактная бабенка. С меня пылинки сдувает. Но насчет ихней сексуальности – большое преувеличение. Скажу ответственно: любая наша краснопресненская телка любой француженке сто очков форы даст в постели. С англичанами еще хуже: те забухают в цикле. Одна утеха на Западе – метиски. Это – да, кайф. Подцепишь такую ягодку возле метро, как следует отпаришь, отмоешь…

– Я не про это, – перебил Михайлов. – Дети у вас есть?

– Представь себе, двое. Два пацаненка. Дань традиции. Дети, семья, респектабельность – все способствует бизнесу.

– Ну и как оно там, в родильных домах? Какие условия против наших? Говорят, не сравнить?

Рикошет по-настоящему испугался, под мышками просквозило. Дело оборачивалось серьезнее, чем он сперва подумал. Пора было уносить ноги. И лучше всего уносить их прямо в Париж. Шутки у Креста известные, после них ему одному бывает смешно.

– Хорошие условия, – сказал он. – У них вообще медицина на высоте.

– В чем это выражается? – еще ненатуральнее оживился Алеша. – Что же, у них там лежаки какие-нибудь модернизированные? Или клизмы с анашой?

Мсье Дюбуа сорвался. Побледневший, отложив сигару на краешек пепельницы, тихо произнес:

– Не крути, Крест! Если есть претензии, объясни.

Я же все-таки не фраер.

– Ты не так понял, – огорчился Алеша. – Мне действительно интересно. Я слышал, лекарство изобрели, совсем без боли баба рожает. Впендюрят в вену пять кубиков, очнется, а перед ней младенец гугукает.

Рикошет обессиленно сник в кресле:

– Скажи честно, Леха. Тебе Герка Шмудель на меня капнул? Да он же, сука продажная, сам на сто лимонов облажался и фирму подставил. Я там в доле не был. Хочешь, позвони прямо сейчас. Я ничего не боюсь, я чистый.

Алеша поглядел в окно. Денек развернулся сияющий, пронзительный. Такая сушь внезапно установилась по Москве, хоть плачь.

– Видишь ли, Гриня, у меня кое-какие неприятности. Давай вечерком посидим? Ты как? Давай поужинаем вместе. "Шанхай" тебя устроит?

"Неужели отпускает!" С огромным облегчением Рикошет наспех покидал в портфель бумаги.

– Оставь, – сказал Алеша. – Документы оставь. Может, днем выгадаю часок, прогляжу.

Старый товарищ по зоне послушно вывалил портфель на стол. Из кабинета выбрался будто на цыпочках.

Алеша набрал номер Башлыкова.

– Не только Насти нету, но и Губин жопой накрылся, – сообщил без всяких предисловий. – На тебя одна надежда, Башлыков. Поможешь – навеки твой слуга.

Башлыков со вчерашнего дня был в тягостном раздумье.

– Что предлагаешь? – спросил он.

– Елизара надо утихомирить. Пока он в дупле копошится, у нас спина открыта.

– Но где же все-таки твой Губин? Залудить-то вроде не мог?

– Губин объявится. Действуй, Башлыков.

– Попомни, Алеша, за такую рыбку щедро платить придется.