Страница 23 из 72
Мотоцикл вильнул вбок, опрокинулся. Его хозяин вылетел из седла, прокувыркался метров десять почти с той же скоростью, с какой мчал вперед. Он слишком спешил, чтобы застегнуть на выезде ремешок ярко-красного шлема. Тот слетел с головы и остался лежать на дороге недалеко от разделительной линии — уже второй красный шлем на двухкилометровом отрезке дороги.
— Что-нибудь придумал, Иваныч? — спросил потный Крапива, доставая сигарету.
В его глазах это было высшим пилотажем — в пылу разборки успеть перекурить. А может быть удастся ворваться на второй этаж с «Мальборо» в зубах, кося противника направо и налево.
— Все целы? — негромко спросил Комбат.
— Казимира в суматохе зацепило, — отчитался за остальных Крапива. — Два гостинца бронежилету, третий левой руке: палец отчикало.
— Где он?
— Тут, — отозвался с порога кухни бледный как полотно парень с перебинтованной ладонью.
— Смотри, может хватает тебе на сегодня?
— Никуда меня не сплавишь, Иваныч. Им это даром не пройдет.
«Грамотно спроектировали дом — окна на все четыре стороны, — размышлял Комбат. — И стенки гладкие — тяжело подлезть.»
Он не чувствовал к людям Алишера особой ненависти. Его сегодняшняя команда была немногим лучше.
Этих бойцов мафии даже сотнями давить бесполезно.
Освободившиеся места тут же займут преемники — еще более крутые, жестокие, неразборчивые в средствах.
Но всю свою жизнь Борис Рублев исповедовал принцип: ввязался в дело — не отступай. Вот и сейчас: как-то цеплялось все одно за другое. Иногда цель виделась ближе, иногда течение уносило в сторону. Но выплыть на берег ему ни разу не пришло в голову.
Рублев был человек очень конкретный — он равнодушно реагировал на многое, за исключением того, что видел своими глазами. Если бы он задним числом узнал о гибели Риты, может и не сорвался бы с места покарать убийц. В конце концов он ведь почти не вспоминал о ней все эти долгие годы. Слишком многое закрутилось, сдвинулось с места.
Но увидев воочию еще теплый труп, Комбат уже не мог забыть, отойти в сторону. Эту красивую женщину, застреленную в затылок, он только что любил в постели.
Временами образ мутнел, отодвигался на второй план под бешеным напором событий. Но не мог исчезнуть окончательно.
Примерно та же самая штука получилась и с Женьшенем. Как всякий нормальный мужик, Комбат ненавидел маньяков, пусть даже излечившихся. Но слова шефа ничего в нем не затронули, тем более, что ему, Борису Рублеву, был слишком хорошо известен истинный виновник последних событий.
Теперь, увидев этого невзрачного человека, он осязаемо представил его хирургические операции. Внутри что-то щелкнуло и Комбат понял: это лицо тоже будет преследовать его. До тех пор, пока не свершится возмездие.
Он оценил крюк на котором висела хрустальная люстра в холле.
— Снимайте ее на фиг. Поищите в гараже веревку попрочнее.
Нашелся трос. Комбат собственноручно разрубил его на два куска примерно одинаковой длины. Один взял себе, второй отдал Крапиве.
— Делай как я.
Конец троса он затянул узлом на крюке от люстры.
Потянул со всей силы — выдержит. Свободный конец обмотал вокруг пояса. Крапива повторял действия старшего, постепенно на его лице проступала лукавая улыбка понимания.
С верхней площадки холл не просматривался, поэтому противник оставался в неведении насчет их приготовлений. Потолок первого этажа был достаточно высоким — метра четыре с половиной. Оставалось набрать скорость.
Взяв в каждую руку по короткоствольному автомату, Комбат забрался на шкаф с антресолями, стоявший у стены. Мебель скрипнула под его тяжестью.
— Как только услышишь, что я приземлился, не раньше, — предупредил он Крапиву. — Двоих таких жлобов как мы с тобой крюк не выдержит.
Примерившись, Комбат оттолкнулся и прыгнул. Собственная тяжесть понесла его вперед, ускоряя по закону маятника. Поджав ноги, чтобы не задеть пол, он проскочил самую нижнюю точку, и трос вынес его в пространство над лестницей.
Если бы люди на втором этаже могли ожидать этого полета, то успели бы расстрелять Комбата в упор.
Но преимущество неожиданного решения в который раз позволило ему выиграть доли секунды.
Перспектива стремительно изменялась — внизу мелькали ступени лестницы, сверху стремительно наплывал обшитый вагонкой потолок. Комбата тянуло дальше, но уже явственно чувствовалось торможение.
Огонь — из обоих автоматов! Он тоже получил пулю в грудь — ударив в бронежилет в противоход движению по дуге, она окончательно притормозила полет. Но по инерции Комбат все-таки выломал деревянные перила и приземлился на спину одному из корячащихся на площадке «гвардейцев».
Только теперь он оборвал длинную очередь из двух стволов и поспешил отстегнуться, чтобы трос не утянул вниз.
— А-а, суки, не нравится! — наверх вынесло Крапиву.
Остальные спешили по лестнице.
После попадания с нескольких метров у Комбата болела левая половина груди — как будто все ребра разом сместились, перекосились, погнулись. Он осмотрелся — никого, не считая троих на площадке. Одному конец, двое могут только дышать и умолять глазами о пощаде. Горят березовые дрова в камине, на полу валяются несколько медвежьих шкур, пустые пивные банки.
— Где Женьшень? Смотреть комнаты, — скомандовал Комбат.
Сам он резко распахнул ближайшую дверь. И неожиданно для себя увидел узкоплечего человека, спокойно стоящего вполоборота к окну. Тот перевел холодные бесцветные глаза на разгоряченного боем, коренастого мужика с двумя автоматами, и Комбат почувствовал странную вялость. Как будто досматривал сон, заранее зная, что все происходит не взаправду.
Неспешным шагом Женьшень двинулся в его сторону с пустыми руками. Комбат прирос к месту и стоял спокойно, равнодушно. Безликий человек с серыми волосами прошел мимо, направился к лестнице. Рядом находились и Крапива, и Стрелок, успевший спуститься с крыши. Они тоже по необъяснимой причине потеряли интерес к происходящему и безучастно смотрели, как объект такой рискованной охоты уходит из-под самого носа.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ЧЕЛОВЕК С АЛЮМИНИЕВОЙ ПАЛОЧКОЙ
На одном из столичных вокзалов появилось новое лицо — человек в темных очках, довольно прилично одетый по сравнению с остальным контингентом. Он вел себя странно: не подбирал бутылки, не просил милостыню, не пытался завести знакомства. Даже передвигался новичок как-то слишком неумело: долго тыкал перед собой палочкой слепца, чтобы потом наткнуться на первое попавшееся препятствие.
Наверно, из-за этого он большей частью сидел или лежал, подложив под голову стопку газет. Первое время он покупал в буфете бутерброды с сыром, пил чай, раз за разом окуная в кипяток бумажный пакетик на нитке.
Потом вокзальные барыги вытащили всю мелочь, пока он спал в дальнем углу зала ожидания.
Все-таки слепой новичок был относительно молод, не успел еще опуститься — волосы еще не засалились, одежда не провоняла. Все чувствовали, что не так давно он знавал гораздо лучшие времена. Дежурный милицейский наряд не будил его тычком резиновой палки, заматерелая буфетчица иногда подкармливала — то кусок вареной колбасы, то крутое яйцо.
Он брал молча, никогда не благодарил. Впрочем, он и на кражу никак не прореагировал. Целый день он мог просидеть неподвижно, слегка задрав голову, как задирают ее все слепцы.
Прошел месяц. Новичок перестал быть новичком — он уже всем примелькался, зарос щетиной. На лице появилась красноватая сыпь, пиджак и брюки окончательно потеряли вид. Буфетчица все реже о нем вспоминала, новый мент не выделял его из остальных бомжей.
Однажды у сержанта было особенно паршивое настроение. Подойдя к человеку без имени, он ударил его, спящего, дубинкой по икрам.
— Подъем. На зарядку, на свежий воздух.
Бомж сел на скамейке, поправил темные очки.
— Кому сказано? Больше повторять не буду.
Но человек и так уже вставал. Виктор, а это был именно он, послушно направился к дверям. По пути больно стукнулся о решетку, за которой стояли покерные игральные автоматы.