Страница 7 из 92
«Привычка — это часто повторяемый акт».
Это механический импульс к движению в некотором направлении, либо приятном, либо неприятном, он может сработать сознательно или подсознательно, обдуманно или бездумно. Так ли это?
«Да, сэр, правильно».
Некоторые чувствуют потребность в кофе по утрам, а без него у них болит голова. Поначалу тело, возможно, требовало этого, но постепенно оно привыкло к приятному вкусу и возбуждению из-за кофе, и теперь оно страдает, когда лишено его.
«Но действительно ли кофе — это необходимость?»
Что вы подразумеваете под необходимостью?
«Хорошая пища необходима для хорошего здоровья».
Естественно, но язык привыкает к пище определенного типа или вкуса, и тогда тело чувствует себя обделенным и беспокоится, когда не получает то, к чему оно привыкло. Это настойчивое требование пищи особого типа указывает, что привычка была сформирована, а привычка основана на удовольствии и памяти о нем, ведь так?
«Но как можно покончить с привычкой, доставляющей удовольствие? Избавиться от неприятной привычки сравнительно легко, но моя проблема в том, как избавиться от приятных привычек».
Как я сказал, мы не рассматриваем приятные и неприятные привычки или как покончить с любой из них, а пытаемся понять саму привычку. Мы видим, что привычка формируется, когда имеется удовольствие и требование продолжения удовольствия. Привычка основана на удовольствии и воспоминании о нем. Изначально неприятный опыт может постепенно стать приятной и «необходимой» привычкой.
А теперь, давайте, немного продвинемся в теме. В чем ваша проблема?
«Среди других привычек сексуальное удовлетворение стало мощной и всепоглощающей привычкой для меня. Я пробовал держать ее под контролем, дисциплинируя себя по отношению к этому, сидел на диете, занимался различным опытами и так далее, но несмотря на все мое сопротивление привычка продолжается».
Возможно, в вашей жизни нет другого способа выхода энергии, нет другого зажигающего интереса. Вероятно, вам надоела ваша работа, и вы этого не осознаете. А религия для вас может быть только скучным ритуалом, набором догм и верований вообще без всякого значения. Если вы внутри разбиты, расстроены, тогда секс становится для вас единственным выходом. Надо быть внимательным внутренне, подумать заново о вашей работе, о нелепости общества, выяснять для самого себя истинное значение религии, вот это то, что освободит ум от порабощения любой привычкой.
«Я имел обыкновение увлекаться религией и литературой, но сейчас у меня нет свободного досуга для чего-либо, потому что все мое время занято работой. На самом деле я не несчастен из-за этого, но понимаю, что добыча средств к существованию — это не все. И, может быть, это так, как вы говорите, если мне удастся найти повод для более широких и более глубоких интересов, это поможет сломать привычку, которая беспокоит меня».
Как мы сказали, привычка — это повторение поступка, приносящего радость, вызванного стимулирующими воспоминаниями и образами, которые пробуждает ум. Выделения желез и их результаты, как в случае голода, это не привычка, они нормальный процесс физического организма, но когда ум увлекается ощущениями, стимулируемыми мыслями и изображениями, тогда естественно запускается механизм формирования привычки. Пища необходима, требование особого вкуса пищи основано на привычке. Находя удовольствие в неких мыслях — действиях, тонких или грубых, ум настаивает на их продолжении, таким образом порождая привычку. Повторяющийся акт, как, например, чистка зубов по утрам, становится привычкой, когда ему не придается внимание. Внимание освобождает ум от привычки.
«Вы подразумеваете, что мы должны избавиться от всех удовольствий?»
Нет, сэр. Мы не пытаемся избавляться от чего-нибудь или приобретать что-нибудь. Мы стараемся понять полное значение привычки, а также мы должны понять проблемы удовольствия. Многие саньясины, йоги, святые отказывали себе в удовольствии, они истязали себя и вынуждали ум сопротивляться, быть нечувствительным к удовольствию в любой его форме. Это удовольствие видеть красоту дерева, облака, лунного света на воде или человека, а отрицать это удовольствие значит отрицать красоту.
С другой стороны, есть люди, которые отклоняются от уродливого и цепляются за прекрасное. Они хотят остаться в прекрасном саду их собственного творения и закрыться от шума, вони и зверства, которые существуют за стеной. Очень часто это им удается, но вы не можете закрываться от уродливого и придерживаться красивого без того, чтобы не стать тупым, нечувствительным. Вы должны быть чувствительны к печали, также как к радости, а не сторониться одного и стремиться к другому. Жизнь является и смертью, и любовью. Любить значит быть уязвимым, чувствительным, а привычка порождает нечувствительность, она уничтожает любовь.
«Я начинаю чувствовать красоту того, что вы говорите. Это правда, что я сделал себя тупым и глупым. Раньше я любил ходить в лес, слушать птиц, наблюдать лица людей на улицах, а я теперь вижу, что позволил привычке сделать со мной. Но что такое любовь?»
Любовь — это не простое удовольствие, воспоминание, это состояние интенсивной ранимости и красоты, которое отклоняется, когда ум строит стены из эгоцентричной деятельности. Любовь — это жизнь, и поэтому она также смерть. Отрицать смерть и цепляться за жизнь означает отрицать любовь.
«Я действительно начинаю проникать во все это и в самого себя. Без любви жизнь на самом деле становится механической и во власти привычки. Работа, которую я выполняю в офисе, в значительной степени механическая, как в действительности и остальная часть моей жизни. Я пойман в обширном колесе рутины и скуки. Я спал, а теперь я должен пробудиться».
Само осознание, что вы спали, — это уже пробужденное состояние. Не никакой потребности в воле.
Теперь, давайте продвинемся в вопросе немного далее. Нет никакой красоты без простоты, верно?
«Это то, что я не понимаю, сэр».
Простота не заключается в каком-то внешнем символе или поступке: носить набедренную повязку или одежду монаха, питаться только один раз в день или жить жизнью отшельника. Такая дисциплинированная простота, пусть даже строгая, это не простота, это просто внешний показ, не имеющий внутренней реальности. Простота — это простота внутреннего уединения, простота ума, который очищен от всякого конфликта, который не в ловушке пожаре желания, даже наивысшего желания. Без этой простоты не будет никакой любви, а красота исходит от любви.
«Вы не присоединитесь к нашему обществу защиты животных?»
Солнце в небе было очень ярким, и от моря дул прохладный бриз. Это было еще довольно-таки раннее утро, на улицах было очень мало людей, и интенсивное движение транспорта еще не началось. К счастью, сегодня день не будет слишком жарким, но пыль была всюду, мелкая и везде проникающая, поскольку дождя не было в течение долгого жаркого лета. В маленьком, ухоженном парке пыль толстым слоем лежала на деревьях, но под деревьями и среди кустарников тек ручеек с прохладной, свежей водой, приносимой от озера в отдаленных горах. На скамейке рядом с ручьем было приятно и мирно, и было много тени. Позже днем парк будет переполнен детьми и их няньками, и людьми, которые работали в офисах. Звук журчащей воды среди кустарников был дружественным и приветливым, и у края ручья порхало множество птиц, купаясь и счастливо щебеча. Большие павлины блуждали по кустарникам, величественные и незапуганные. В глубоких водоемах с прозрачной водой плавали большие золотые рыбки, и дети каждый день приходили, чтобы наблюдать за ними и кормить их и чтобы восхищаться множеством белых гусей, которые плавали в мелком водоеме.
Покидая небольшой парк, мы поехали по шумной, пыльной дороге к подножию скалистой горы и пошли пешком по крутой дорожке ко входу, который вел в священные окрестности древнего храма. На западе можно было заметить простор синего моря, известного за его историческое военно-морское сражение, и на востоке расположились низменные холмы, бесплодные и неприятные из-за осеннего воздуха, но наполненные тихими и счастливыми воспоминаниями. К северу возвышались более высокие горы, с которых открывался вид на холмы и жаркую долину. Древний храм на скалистом холме стоял в руинах, разрушенный зверским насилием человека. Его сломанные мраморные колонны, вымытые дождями многих столетий, казались почти прозрачными — легкими, выцветшими и величественными. Храм представлял собой все еще совершенное творение, к которому можно прикасаться и тихо, пристально глядеть. Маленький желтый цветок, яркий в утреннем свете, рос в щели у подножия роскошной колонны. Сидеть в тени одной из тех колонн, смотря на тихие холмы и отдаленное море, было переживанием чего-то вне расчетливого ума.