Страница 31 из 92
Его нельзя отыскать, оно приходит незванно. Желание этого заставляет ум накапливать знания и практиковать дисциплину как средство получения его, что опять же означает соответствовать образцу, чтобы быть успешным. Знание — это препятствие к переживанию того состояния.
«Как знание может быть препятствием?» — спросил он довольно потрясенным голосом.
Проблема знания сложна, не так ли? Знание — это движение прошлого. Знать — означает утверждать то, что было. Тот, кто утверждает, что он знает, прекращает понимать действительность. В конце концов, сэр, что является тем, что мы знаем?
«Я знаю некоторые научные и этические факты. Без такого знания цивилизованный мир возвратился бы к дикости, и, надеюсь, вы не защищаете это. Кроме этих фактов, что я знаю? Я знаю, что есть бесконечно сострадательное, Высшее».
Это не факт, это психологическое предположение со стороны ума, которого вынудили определенные условности поверить в существование Высшего. Тот, кто оказался под влиянием других условностей, будет утверждать, что Высшего нет. Оба зависимы от традиций и знаний, так что ни один истину этого не обнаружит. Снова, что является тем, что мы знаем? Мы знаем только то, что мы читали или испытали, чему нас учили древние учителя и современными гуру и вещатели.
«И снова я вынужден согласиться с вами. Мы — это продукты прошлого в соединении с настоящим. Настоящее формируется согласно прошлому».
А будущее — это видоизмененное продолжение настоящего. Но это не вопрос согласия, сэр. Или вы видите факт или нет. Когда факт замечен обоими из нас, согласие ненужно. Согласие существует только там, где есть мнения.
«Вы говорите, сэр, что мы знаем только то, чему нас учили, что мы являемся просто повторением того, что было, что наши опыты, виденья и стремления — это отклики нами созданных условностей и ничего больше. Но это полностью так? Является ли Атман нашим творением? Может это быть всего лишь проекцией наших собственных желаний и надежд? Это не изобретение, а потребность».
То, что является необходимым, вскоре вылепляется умом, и затем ум учат принимать то, что он вылепил. Умы целого народа могут быть обучены принимать данную веру или ее противоположность, и оба — это результат потребности, надежды, страха, желания комфорта или власти.
«Самим вашим рассуждением вы вынуждаете меня понять некоторые факты, ни один из которых не относится к моему собственному состоянию смятения. Но остается вопрос, что должен делать ум, который пойман в запутывающие его сети?»
Пусть он просто, не оценивая, осознает факт, что он запутался, так как любое действие, рожденное из того смятения, может только привести к дальнейшему смятению. Сэр, не должен ли ум умирать по отношению к всему знанию, если уму нужно обнаружить суть Высшего?
«То, о чем вы просите, очень трудно. Могу ли я умереть по отношению ко всему, что я изучил, прочитал, пережил? Я на самом деле не знаю».
Но действительно ли это не необходимо уму спонтанно, без какого-либо повода или принуждения — умереть по отношению к прошлому? Ум, который является результатом времени, ум, который читал, учился, который медитировал над тем, чему его учили, и сам по себе являющийся продолжением прошлого, как такой ум может переживать действительность, бесконечное, вечно новое? Как он вообще когда-либо может постичь неизвестное? Естественно, что знать, быть уверенным — это путь тщеславия и высокомерия. Пока вы знаете, нет смерти, а лишь продолжение, а то, что имеет продолжение, никогда не сможет быть в том состоянии творчества, которое является бесконечным. Когда прошлое прекращает продолжаться, есть реальность. Тогда нет никакой нужды отыскивать ее.
Одной частью себя ум знает, что нет никакого постоянства, никакого уголка, в котором он может передохнуть, но другой частью он вечно дисциплинирует себя, стремясь открыто или тайно установить местонахождение уверенности, постоянства, взаимоотношений без спора. Таким образом существует бесконечное противоречие, борьба, чтобы быть и в то же самое время не быть, и мы проводим наши дни в конфликте и печали, как узники в пределах стен наших собственных умов. Стены могут быть разрушены, но знание и умения — это не инструменты для этой свободы.
«Для чего вся эта жизнь?»
Солнце пробивалось на грубую, покрытую галькой дорогу, и в тени большого мангового дерева было приятно. Люди из деревень шли вдоль дороги, неся на своих головах большие корзины, нагруженные овощами, фруктами и другим продовольствием для города. Главным образом это были женщины, идущие босиком, с непринужденностью болтая и смеясь, а их темные лица были открыты для солнца. Они, бывало, ставили свои ноши на край дороги и отдыхали в прохладной тени мангового дерева, сидя на земле и не слишком много разговаривая. Корзины были довольно тяжелы, и теперь каждая женщина поможет другой поставить ее корзину на голову, а последняя справлялась сама, почти становясь на колени на землю. Тогда они отправятся в путь, с постоянным темпом и необычайным изяществом движения, которое пришло из-за многих лет тяжелого труда. Это не было тем, чему учатся по выбору, это возникло из-за определенной потребности. Среди них была маленькая девочка, не больше десяти лет или около того, и у нее на голове была также корзина, хотя намного меньше, чем у других. Она все время улыбалась, играла и не смотрела прямо вперед, как делали старшие женщины, а постоянно оборачивалась, чтобы посмотреть, следовал ли я за ними, и мы улыбались друг другу. Она также была босая и тоже была на долгом пути жизни.
Это была прекрасная местность, богатая и очаровывающая. Тут были манговые рощи и холмистая местность, а вода, которая все еще бежала в узких, песчаных руслах, создавала приятный шум, когда пробегала по земле. Пальмы казались возвышающимися над манго, которые были в цветах и преследуемые жужжанием диких пчел. Старые индийские смоковницы также росли по обеим сторонам дороги, которая была теперь оживлена движением ленивых волов запряженных в телеги и болтающими людьми, которые шли от одной деревни к другой по какому-нибудь пустяковому делу. Они не спешили и собирались на беседу о событиях, во всякой глубокой тени, попадающейся на их пути. Немногие имели что-нибудь на своих тощих, натоптанных ногах, и еще меньше из них имели велосипеды. Время от времени они съедали несколько орехов или какие-нибудь жареные зерна. Их окружала атмосфера нежной доброты, и они очевидно не заразились инфекцией города. На этой дороге царило умиротворение, хотя иногда проносился мимо случайный грузовик, возможно, везущий мешки с древесным углем, так ужасно уложенные, что некоторые, казалось, вот-вот свалятся в любой момент. Но они никогда не падали. Автобус, набитый людьми, приезжал мимо, сигналя угрожающе своим рожком. Но он тоже вскоре скрылся, оставляя дорогу сельским жителям и коричневым обезьянам старым и молодым, которых были дюжины. Когда грузовик или автобус проезжали с грохотом, малыши цеплялись за своих матерей. Они держались, пока все снова не стихало, и затем бросались в разные стороны по дороге, но никогда очень далеко не отходили от матерей. На их больших головах поблескивали любопытством глаза, они почесывая себя и наблюдая за другими. Наполовину взрослые обезьяны бегали всюду, гоняясь друг за другом через дороги и по деревьям, всегда избегая старших, но также не забредая слишком далеко от них. В стае был очень большой самец, старый, но активный, который сидел спокойно около дороги, присматривая за всем происходящим. Другие держались от него подальше, но когда он поднялся и пошел, все неторопливо последовали за ним, убегая и рассыпаясь в стороны, но всегда двигаясь в том же общем направлении. Это была дорога тысячи происшествий.
Это был молодой человек, пришедший в сопровождении двух мужчин примерно такого же возраста. Довольно нервный, с большим лбом и длинными, беспокойными руками, он объяснил, что был всего лишь клерком с небольшим жалованьем и бесперспективным будущим. Даже при том, что он довольно хорошо сдал экзамены в колледже, он нашел только эту работу и то с большим трудом и был доволен, что она у него есть. Он еще не был женат, и не знал, женится ли вообще когда-либо, так как жизнь была трудна, и чтобы содержать семью, нужны были деньги. Однако, он был доволен тем немногим, что зарабатывал, поскольку он и его мать могли жить на это и покупать необходимые для жизни вещи. В любом случае, пришел не из-за этого, добавил он, а совсем по другой причине. Оба его товарищи, один из них был женат, имели проблему, как у него, и он убедил их прийти с ним. Они также окончили колледж и, как он, занимали незначительные должности в офисах. Они были все опрятны, серьезны и несколько веселы, с яркими глазами и выразительными улыбками.