Комментарии к жизни. Книга первая

Любовь во взаимоотношениях

Дорожка проходила мимо фермы и поднималась на склон, где открывался вид на различные здания, где были видны коровы с их телятами, цыплята, лошади и множество сельхозтехники. Это была славная дорожка, петляющая через лес. Ею часто ходили олени и другие дикие животные, оставлявшие свои следы то здесь, то там в мягкой земле. Когда было очень тихо, голоса, смех и звуки с ферм доносились издалека. Это ферма была ухоженной и создавала о себе впечатление опрятности. Часто в гневе голоса повышались, а за этим следовало молчание детей. Среди деревьев слышалась песня, но сердитые голоса прорывались даже через эту песню. Внезапно из дома вышла женщина, хлопнув дверью. Она вошла в хлев и начала бить корову палкой. Резкий звук ударов достиг холма.

Как легко уничтожать то, что мы любим! Как быстро между нами возникает барьер — одно слово, жест, улыбка! Здоровье, хорошее настроение и желание отбрасывают свои тени, и что было ярко, становится тусклым и обременительным. Из-за использования мы изнашиваемся, и тот, кто был понятен и ясен, становится утомленным и запутанным. Из-за постоянного трения, из-за надежды и расстройств, тот, кто был прекрасен и прост, становится напуганным и выжидающим. Взаимоотношения сложны и трудны, и немногие могут выйти из них без ущерба для себя. Хотя нам бы хотелось, чтобы они были постоянными, длящимися вечно, непрерывными, но взаимоотношения — это движение, процесс, который должен быть глубоко и полностью понят, а не превращен в соответствие внутреннему или внешнему образцу. Соответствие, являющееся составляющей социальной структурой, теряет свое значение и власть только тогда, когда есть любовь. Любовь во взаимоотношениях — это процесс очищения, поскольку она раскрывает пути для нашего «я». Без этого раскрытия, отношения имеют малое значение.

Но как мы боремся против этого раскрытия! Борьба имеет множество форм: господство или подчинение, страх или надежда, ревность или принятие, и так далее и далее. Трудность состоит в том, что мы не любим, а если мы действительно любим, мы хотим, чтобы это происходило специфическим способом, мы не даем этому свободу. Мы любим нашими умами, а не нашими сердцами. Ум может изменяться, но любовь не может. Ум может делать себя неуязвимым, но любовь не может; ум может всегда отступать, быть исключительным, индивидуализироваться или обезличиваться. Любовь нельзя сравнивать, нельзя от нее отгородиться. Наша трудность скрывается не в том, что мы называем любовью, а что в действительности исходит от ума. Мы заполняем наши сердца твореньями ума и поэтому держим наши сердца вечно пустыми и выжидающими. Это ум, который цепляется, завидует, который удерживает и уничтожает. Наша жизнь — во власти материальных основ и ума. Сами мы не любим, и это нас устраивает, но жаждем быть любимыми. Мы даем, чтобы получить, что является щедростью ума, а не сердца. Ум вечно ищет уверенность, безопасность. А можно ли с помощью ума сделать любовь безопасной? Может ли ум, чья сущность временна, уловить любовь, которая является самой вечностью?

Но даже любовь сердца имеет свои собственные уловки из-за того, что мы так сильно развратили наши сердца, что они колеблются и запутываются. Вот это и делает жизнь настолько болезненной и утомительной. В одно мгновение мы думаем, что испытываем любовь, а в следующий миг она уходит. И вот возникает неведомая сила, не исходящая от ума, запасы которого не могут быть поняты. Эта сила снова разрушается умом, поскольку в этом сражении ум кажется неизменным победителем. Этот конфликт внутри нас нельзя решить с помощью хитрого ума или колеблющегося сердца. Нет никакого средства, никакого способа положить конец этому конфликту. Сам поиск средства — еще одно убеждение ума, что он хозяин, что он избавляет нас от противоречия, чтобы быть умиротворенными, иметь любовь, стать кем-то.

Наша самая большая трудная задача состоит в том, чтобы ясно и глубоко осознать, что нет средства для любви, как ни желал бы того ум. Когда мы поймем это по-настоящему и глубоко, тогда есть возможность получить что-то свыше. Без контакта с этим высшим делайте что хотите, а никакого длительного счастья в отношениях не может быть. Если вы получили это благословение, а я нет, естественно, вы и я окажемся в противоречивом положении. Вы можете не быть в конфликте, но я буду, и из-за своей боли и горя я отрываю себя. Горе так же разлучает, как и удовольствие, и пока существует та любовь, которая не является моим собственным творением, отношения приносят боль. Если есть благословение той любви, вам ничего не остается, как любить меня, кем бы я ни был, так как тогда вы не измеряете любовь согласно моему поведению. Неважно, какие уловки ум может применить, вы и я разделены. Хотя мы можем соприкасаться друг с другом в некоторых точках, объединение происходит не с вами, а внутри меня самого. Такое объединение не порождается в любое время умом, оно возникает только тогда, когда ум совершенно замолкает, достигнув конца его собственной развязки. Только тогда отношения не причиняют никакой боли.

Известное и неизвестное

Длинные вечерние тени ложились на неподвижные воды, река становилась тихой в конце дня. Из воды выпрыгивали рыбешки, а грузные птицы прилетали на насест среди больших деревьев. На серебристо-синем небе не было ни облачка. По реке плыла лодка, полная людей, они пели и хлопали в ладоши. Вдалеке мычала корова. В воздухе стоял аромат вечера. Гирлянда из ноготков двигалась по воде, которая искрилась на заходе солнца. Насколько прекрасным и живым это все было: река, птицы, деревья и сельские жители.

Мы сидели под деревом, наблюдая за рекой. Около дерева был маленький храм, и вокруг него бродили несколько тощих коров. Храм был чист и хорошо выметен, а расцветший кустарник был полит и ухожен. Какой-то человек проделывал свои вечерние ритуалы, и его голос был терпелив и печален. Освещенная последними лучами солнца вода была цвета только что распустившихся цветов. Теперь кто-то присоединился к нам и начал говорить о пережитом опыте. Он сказал, что посвятил много лет своей жизни поиску бога, жил строго и отказался от многих вещей, которые были ему дороги. К тому же, он оказал значительную помощь в социальной работе, постройке школы, и так далее. Он интересовался многими вещами, но его всепоглощающим стремлением было найти бога, и теперь, после многих лет, он услышал его голос и руководствовался им как в мелких, так и в значимых делах. У него не было собственной воли, он следовал внутреннему голосу бога. Он никогда не подводил его, хотя его ясность и смысл часто искажались. Его молитва была всегда за очищение сосуда, которое могло бы стать достойным получать.

Может ли то, что неизмеримо, быть найдено вами и мной? Может то, что не имеет времени, быть найденным тем твореньем, которое соткано из времени? Может ли старательная строгость к себе привести нас к неизвестному? Есть ли средство достижения того, что не имеет ни начала и ни конца? Может ли та действительность быть поймана в сети наших желаний? То, что мы можем ухватить, — это проекция известного. Но неизвестное не может быть поймано известным. То, что имеет название, — это не то, что нельзя назвать, а, называя, мы только пробуждаем обусловленные отклики. Эти отклики, хотя благородные и приятные, не имеют отношения к реальности. Мы реагируем на раздражители, но действительность не предполагает никакого раздражителя — она просто есть.

Ум перемещается от известного к известному, и он не может дотянуться до неизвестного. Вы не можете думать о том, чего вы не знаете, это невозможно. То, о чем вы думаете, выходит из известного, прошлого, пусть это давнее прошлое или минувшая секунда. Это прошлое одумывается, сформировывается и поддается многим влияниям, изменяясь согласно обстоятельствам и оказываемому давлению, но вечно оставаясь процессом времени. Мысль может только отрицать или утверждать, она не способна обнаружить или найти новое. Мысль не может натолкнуться на новое, но когда мысль затихает, тогда может появиться новое, которое немедленно преобразовывается мыслью в старое, в пережитое. Согласно образцу опыта мысль вечно формирует, изменяет, окрашивает. Функция мысли связывать одно с другим, но не находиться в состоянии переживания. Когда переживание прекращается, тогда мысль принимает это и дает ему название в пределах категории известного. Мысль не может проникнуть в неизвестное, поэтому она никогда не сможет обнаруживать или переживать действительность.