Страница 6 из 99
Волосы цвета золотистого песка придавали гиганту сходство с серфингистом, но, наверное, подобрать доску по росту ему было бы очень непросто. Он радостно стиснул Мэри, и та потонула в его объятиях: великан, нежно ласкающий голубку.
— Наконец пирушку можно официально считать начавшейся, — прорычал гигант.
Освободив Мэри из своих огромных лапищ, хозяин дома обернулся и обнял Майкла, слегка придушив его.
— Как всегда, опоздали, — прорычал он.
— Мы ходили в церковь, — оправдываясь, произнесла Мэри.
Заглянув Майклу в глаза, великан спросил:
— Правда, что ли?
— Я молился за твою широкую, пропитанную виски душу. Лицо гиганта стало серьезным.
— Прошу прощения, прошу прощения. — Схватив голову Майкла своими здоровенными лапами, он привлек его к себе. — Все они похожи на задницы — у каждого есть по одной, и от них воняет. — Он шумно чмокнул Майкла в лоб и лишь после этого отпустил. — Рад, что вы приехали.
Только теперь Майкл смог наконец расслабиться.
Поль Буш пил сверх меры только тогда, когда у него появлялись на то более чем веские причины — что случалось крайне редко, не курил, а наркотики и вовсе были его заклятыми врагами. И вообще, если не считать слабости к жирному и мучному, Поль вел самый здоровый образ жизни, о каком только можно мечтать. За исключением одного раза в году. Каждый год приблизительно в одно и то же время Буш устраивал свой «День воспоминаний» — загул, продолжающийся целые выходные. Все, с кем он когда-либо встречался, разговаривал, дрался, целовался, знакомился в дороге, обнимался и состоял в браке, приглашались в гости, для того чтобы помочь ему надлежащим образом встретить приход лета. Это был праздник наслаждения жизнью и благодарности всему живому, и Поль, поскольку оплачивал все расходы, считал себя обязанным отведать все, в том числе и спиртное. Этим и объяснялось его нынешнее состояние: сбивчивая речь и глуповатая улыбка.
Ритмическое буханье музыки, парящее над толпой, внезапно потонуло в веселых детских криках и хохоте, которые приближались с каждым мгновением. И вот они уже были здесь, словно материализовавшись из воздуха, — мальчик и девочка лет шести, парочка юных ирландцев. Робби, старше на одиннадцать месяцев, и Крисси Буш, парочка очаровательных белокурых ангелочков с улыбками, способными согреть океанские глубины. Пробившись сквозь толпу гостей, дети бросились в объятия Майкла.
— Пошли на трамплин!.. — закричал Робби, ухватившись Майклу за левую руку.
— Нет! В песчаные замки! — вцепилась в правую руку Кристи.
— Эй, ребятки, а как насчет того, чтобы поздороваться? — с укором произнес Буш.
— Все в порядке, — остановил его Майкл, наслаждаясь вниманием.
— Оставьте же дядю Майкла в покое, дайте ему хотя бы пропустить штрафную, — попытался оттащить детей Буш.
— Но, папа… из всех гостей он единственный, кто будет играть с нами, — взмолился Робби.
Буш посмотрел сыну в глаза.
— Это потому, что он здесь единственный, достигший вашего уровня зрелости.
— Все в порядке, — повторил Майкл, опускаясь на корточки перед детьми.
— Папочка, ну пожалуйста…
Поль Буш был человек сильный, наверное, самый сильный среди собравшихся, однако во всем, что касалось его малышей, становился не просто слабым, а самой настоящей размазней. Он вскинул руки, признавая поражение, и повернулся к Майклу.
— Как тебе будет угодно, но если они тебя убьют, не жалуйся. — Ухмыльнувшись, Буш обхватил Мэри за плечи. — Красавица, не желаешь поразвлечься?
И они скрылись в толпе.
Майкл и малыши сидели на корточках прямо среди гостей так, словно это была отдельная комната. Подняв руки, Майкл помахал ладонями, показывая, что в них ничего нет. Дети недоуменно переглянулись. И вдруг он потянулся к ним и достал у каждого из-за уха по маленькому плюшевому слоненку. Более восторженных улыбок нельзя было представить.
Сидя за кофейным столиком вместе с другими женщинами, Мэри слушала обычную пустую болтовню. Все потягивали коктейли, закусывая чипсами и орешками. Разговоры крутились вокруг свежих сплетен, переходили на неудачные замужества и снова возвращались к сплетням. Мэри все это было совершенно неинтересно. Рядом с ней сидела женщина, которая также терпеть не могла этих претенциозных особ. Откинувшись назад, Дженни Буш, с трудом скрывая презрение, наблюдала за тем, как пестрая толпа друзей ее супруга и их жен общаются, болтают и пьют. Дженни ненавидела шумные попойки. Все эти лживые улыбки и неискренние жесты растворялись по мере того, как алкоголь смывал тщательно возведенные фасады, оставляя одну правду. Нельзя сказать, что Дженни не получала удовольствие в обществе подруг, однако сейчас был праздник ее мужа, и она предпочла не звать своих друзей, не желая обрекать их на этот разгул, — всех своих друзей, за исключением Мэри. Для Дженни Мэри была якорем, незыблемой скалой. Благодаря ей Дженни следила за своим языком; в противном случае уже давно бы взорвалась, жестко, в духе «пленных не брать», обрушив свой гнев на кого-нибудь из набравшихся приятелей или начальников Буша — или, что еще хуже, на жену начальника. Как правило, спиртное обнажало истинную натуру человека, и в большинстве случаев открывающаяся картина не нравилась Дженни, но она каждый год стоически терпела «День воспоминаний», надев на лицо улыбку и потягивая минеральную воду, — потому что миссис Буш терпеть не могла пьянки, но любила своего мужа.
— Как новая школа, тебя встретили хорошо? — пробился сквозь общий гомон ее хрипловатый голос.
Мэри кивнула, и в лучах полуденного солнца ее волосы сверкнули янтарем.
— У меня двадцать шесть самых толковых на свете ребятишек.
— Я с таким количеством не справилась бы, — заметила Дженни, забирая свои золотисто-каштановые волосы в хвостик. — Я сыта по горло своими двумя сорванцами.
Мэри улыбнулась.
— Я с радостью освобожу тебя от них.
— Подожди, вот появятся собственные, тогда посмотрим. — Дженни умолкла, увидев макушки своих детей, на мгновение мелькнувшие в толпе и снова исчезнувшие. — Тебе они кажутся такими милыми, но как только зайдет солнце… знаешь, они ведь ночные жители, активны всю ночь напролет. Оживают как раз тогда, когда ты готова рухнуть от изнеможения. О, при этом они могут лезть обниматься и целоваться, но это все напускное, детский заговор. А на самом деле они готовы в любой момент наброситься на тебя словно дикие звери.
Мэри усмехнулась, однако ее мысли уже были в другом месте. Взгляд ее изумрудно-зеленых глаз устремился в сторону пляжа, где играли в футбол. Дженни, заметив, что подруга отвлеклась, проследила за ее взглядом и увидела Майкла. Улыбнувшись, она подалась вперед и помахала рукой перед самым лицом у Мэри.
— Алло! Земля вызывает Мэри…
Непроизвольно отпрянув назад, Мэри смущенно улыбнулась, возвращаясь к действительности.
— Извини, — сказала она, украдкой бросив на мужа еще один взгляд.
— Дорогая, никогда не извиняйся за то, что испытываешь вожделение.
Футбольный матч был б самом разгаре; босые ноги воодушевленно месили горячий белый песок. Подвыпившие спортсмены переживали мечты и устремления далекой юности. Но Майклу казалось, что все они, судорожно дышащие, с пылающими лицами, вот-вот взорвутся. Разумеется, это были настоящие мужчины, которые ни за что не показали бы, что им больно, — по крайней мере, своим друзьям.
Получив подачу, Майкл отбежал назад, а затем сделал мощный бросок, отправив мяч по дуге высоко в чистое голубое небо. Поль Буш, несмотря на свои внушительные размеры, легко проплыл по песку к линии ворот, оставив преследователей далеко позади. Мяч опустился прямо ему в руки. Гол. Буш торжествующе подскочил вверх, подбрасывая мяч в воздух и ударяя себя кулаком в грудь. После чего неспешно побежал назад, принимая поздравления от игроков своей команды так, словно это очко приблизило к победе за Суперкубок.
— Персик, радоваться еще рано! — окликнул его Майкл, радуясь сыгранности.