Неумолимый

Они стояли в каком-то помещении с земляным полом. Барт протянул руку к полкам, висевшим на стене, и достал длинную картонную коробку.

– Свечи.

Пламя перекочевало с зажигалки на полдюжины свечей, которые Бараклоу и Барт воткнули в перекрестья стропил.

– Взгляни – ты сможешь раскочегарить эту печку, Стив?

Это была старая пузатая печь на ножках, с черной каминной трубой, выведенной вверх по стене. За ней в углу высился штабель наколотых дров.

Уолкер схватился рукой за седло и повис на лошади.

– Следи за свечами. Еще не хватало нам спалить дом.

Барт, повинуясь приказу, отправился в обход. Миссис Лэнсфорд стояла, опустив голову и проводя пальцами по волосам, пыталась извлечь из них льдинки. Хэнратти и Бараклоу разожгли печку и уселись подле нее. Ветер бил в стены и завывал снаружи. Ледышки свисали с боков и бабок лошадей, шерсть их заиндевела, в хвостах застряли комья снега.

Все и вся начало оттаивать, запахло сыростью. Дыхание из лошадиных ноздрей больше уже не превращалось в пар. Уолкер стащил перчатки и протянул ладони к печке. Он следил, как майор пробрался между лошадей к подножию лестницы, поднимавшейся по боковой стене к люку в потолке. Это и было, наверное, лесничество, а лестница вела к наблюдательной вышке.

– Стив! – окликнул майор.

– Ладно. Я проверю, что там.

Бараклоу даже не снял пока верхней одежды. Он подошел, взобрался по лестнице и толкнул дверь люка. Порыв ветра тут же задул все свечи, но Бараклоу произнес умиротворяюще:

– Ладно, ладно. Сейчас закрою.

Ветер гулял по всему помещению, что могло означать одно – крышка люка откинута совсем. Затем ее вновь захлопнули, и Уолкер подумал, что Бараклоу пробрался в люк, но, к своему удивлению, услышал его голос:

– Забудь о вышке. Если лесники тут и бывают, они не поднимались по этой лестнице вот уже черт знает сколько времени.

– Тогда слезай, – отозвался майор.

Барт прошелся по комнате, зажигая свечи. Майор подошел к печке и начал стаскивать куртку.

– Снимайте обувь и ставьте к печке! Хэнратти, приготовь нам поесть. Мы можем не только подкрепиться, но и поспать. Сержант, тебе первым стоять на часах. Будьте все готовы по-быстрому собраться и уходить отсюда тотчас же, как только ветер стихнет!

Уолкер проснулся – и первое, что он почувствовал, была ноющая боль во всех суставах. Долгая поездка в седле давала о себе знать. И ему все еще было холодно. На смену мертвящему оцепенению пришел мучительный озноб, от которого стучали зубы.

Уолкер лежал на спине, замотавшись в два одеяла и протянув гудящие ноги к печке. Всю комнату наполнили влажные испарения от высыхающих лошадиных тел, неприятно пахло конским потом.

Возможно, было немало вещей, о которых следовало подумать, но его мозги работали плохо. Уолкер лежал на спине и тяжело ворочал головой из стороны в сторону, пытаясь осмотреться. Изнутри на стенах не было никакого покрытия, но ветер сюда не проникал – видимо, бревна плотно подогнали снаружи. Уолкер мог слышать сквозь шум ветра потрескивание льдинок, разбивающихся о стены.

На пузатой печке с плоским верхом лесники, видимо, готовили себе еду. В стену была вделана узкая койка – на ней сейчас спал майор, укутавшись в одеяла до самого подбородка. Огороженное металлическими листами место в углу – это, должно быть, туалет, с раковиной и душем, доставленный сюда, скорее всего, вертолетом. Снаружи наверняка есть цистерна с водой. Такие домики не оборудуют для зимы: следить за лесными пожарами – работа для лета и осени.

Был здесь и удобный стул, легкий, но прочный: на нем сейчас крепко спал Эдди Барт, уронив подбородок на грудь.

Над плитой – с полдюжины полок с банками консервов. Небольшой холодильник за стулом с Бартом. Возможно, где-то снаружи есть дизельный генератор, раз с балок свисают лампочки, но сейчас напряжение не подается. Окна забиты досками: возможно, лесники заколотили их на зиму.

На полу возле входной двери валялся сломанный засов – это объясняло, как майор попал внутрь.

Кто-то – не иначе Бараклоу – обвязал нейлоновую веревку вокруг двух столбиков, подпиравших крышу, а концы накрепко привязал к крюкам для одежды, вбитым в подоконники, создав таким образом импровизированный загон для лошадей. Хэнратти лежал, похрапывая, возле койки. Бараклоу сидел на полу с ружьем на коленях. Миссис Лэнсфорд прислонилась спиной к металлическому щиту, отгораживающему туалет, обхватив руками колени и задумчиво глядя в печку.

Уолкер повернул голову, все еще не вставая, и посмотрел на лошадей. Подпруги на них ослабили, но расседлывать не стали: кормить коней здесь было нечем. Лошади вели себя смирно и спали стоя, слишком измученные, чтобы ощущать голод.

Он перевел взгляд на миссис Лэнсфорд, а затем на Бараклоу. Тот повернул голову и пристально смотрел на женщину маслеными похотливыми глазами – он явно забавлялся, но нетрудно было прочесть, какие у него гнусные мысли в голове. Его взор словно гипнотизировал.

Миссис Лэнсфорд, если и чувствовала на себе пристальный взгляд Бараклоу, ничем не выдавала этого. Она сидела, уронив голову на колени, волосы тяжело рассыпались по щекам, скрывая лицо.

Бараклоу вынул сигарету изо рта, зевнул и похлопал себя по губам.

Снежный ураган оглушительно барабанил по стенам: его шум поглощал все прочие звуки, включая и возню лошадей, изредка переступавших ногами. Уолкер прикрыл глаза и притворился спящим, но не упускал из виду Бараклоу и женщину, и сейчас его голова начала работать.

Есть охотники и есть убийцы. Иногда один человек может быть и тем, и другим, но это скорее исключение, чем правило. Бараклоу – убийца, он находит в убийстве удовольствие – Уолкер сам прочел это на его лице, когда тот вышел из дома на ранчо, где задушил полицейского.

В целом картина складывалась хуже некуда. Уолкер облизал больной зуб и, взглянув на руки Бараклоу, сжимающие лежащее на его коленях ружье, вдруг понял ясно, что, когда придет время убить миссис Лэнсфорд, именно Бараклоу сделает это с превеликим удовольствием.

У Уолкера даже сомнения не было, что ее собираются убить. Возможно, копы уже нашли какие-то зацепки, которые позволят им опознать дерзких преступников, но члены шайки всеми силами старались не оставлять улик, и более чем вероятно, что полицейские все еще не знают толком, кого же они преследуют. Именно это обстоятельство и делало возможным для них разделиться в Юте и раствориться в потоке всякого рода чужаков, хлынувшем в Калифорнию. Поэтому остаться неизвестными – для них вопрос жизни и смерти, а миссис Лэнсфорд единственная могла опознать беглецов. Ясно, что майор ни за что не отпустит ее.

Он и Хэнратти не оставит в живых. Хэнратти – человек сломанный, а умом никогда не отличался: надо лишь найти нужную кнопку и надавить, и он, как компьютер, выдаст все, что хранится в его памяти.

Ну а сам он, Уолкер? Он не из их компании. Эти трое – майор, Бараклоу и сержант Барт – желают отправиться куда-нибудь в Южную Африку или Латинскую Америку и на свою часть награбленных денег набрать личную армию, с которой можно будет заявиться потом в одну из малых стран и принять участие в войне. Все это, конечно, прекрасно, да вот только не сработает, если в тылу останется кто-то, кто может ткнуть в них пальцем, ибо в мире осталось не так много стран, которые откажутся выдать убийц и грабителей. Харгит и Бараклоу расчетливые и осторожные ребята – они не станут рисковать понапрасну, не оставят кончик ниточки, ведущей к ним, за который можно будет потянуть, и в глубине души давно уже никому, кроме себя, не доверяют.

Они убьют и его, Уолкера. Он старался разубедить себя в этом, пытаясь приписать свои страхи паранойе и дурным предчувствиям, охватившим его из-за всех зловещих событий, происшедших в последние двадцать четыре часа, но логика однозначно подсказывала: они не оставят его у себя в тылу, потому что он может сделать неверный шаг, а попавшись, по той или иной причине выложит копам все, что знает.