Монстр сдох

И тут же получил возможность увидеть, как на мгновение прежним блеском осветилось лицо Гурко. О да, этот парень — охотник, и какие бы метаморфозы с ним ни происходили, он всегда будет счастлив выйти на крупную дичь. От этой мысли генералу стало грустно.

С Самариным так. К торговле человеческими органами он напрямую отношения не имел, хотя его правая рука — Шерстобитов (кличка My-My и Иуда) замаран, но тоже косвенно. В спектр коммерческих интересов Иудушки-My-My входила страховая медицина, собственно, он был главным разработчиком гениальной аферы со страховыми полисами, которой позавидовал бы сам рыжий Толян, отец ваучера. С другой стороны, именно Шерстобитов (вероятно, по поручению Самого) разбомбил «донорский» бизнес, снял с игровой доски центральные фигуры и законсервировал проект, неизвестно на какое время. Теперь более конкретно о Самарине. В этой фигуре много загадочного. Стопроцентный теневик, чурающийся всякой публичности, но по масштабу деятельности и по размерам приватизированного капитала стоит безусловно вровень с самыми известными столпами отечественного бизнеса, включая банковскую семерку. За ним — нефть, камни, аллюминий, средства связи, стратегическое сырье, контроль над оффшорными зонами и финансовыми потоками, наркотики, Прибалтика, Кавказ — и еще много всего, хотя нигде Самарин не проявился достаточно четко для того, чтобы указать на него пальцем: вот главарь. В последний год активно устанавливает контакты с Китаем и Ближним Востоком. Опять же трудно, почти невозможно выявить конечную цель его «наездов», переговоры ведутся всегда в обстановке строжайшей секретности и, как правило, через подставных лиц.

Самарину семьдесят один год, он сидит безвылазно в загородной резиденции (вернее, в двух-трех резиденциях), жизнь ведет скромную, малодоступную постороннему глазу.

Загадки начинаются с его прошлого, которое отсечено 1988 годом, дальше — провал. Гурко копнул архивы, брал допуск к центральному компьютеру, разослал множество запросов, — отовсюду туман. Установлено несколько личностей, которые, по всей вероятности, имеют отношение к нынешнему Самарину, а возможно, им и являются, но фигурируют в разных ипостасях одновременно. Эта мистика подтверждена документально. Почти доказанным можно считать, что его предшественниками были: Гоги Модильянец, знаменитый вор в законе, кличка Жаба, три срока по валютной статье, до упомянутого года «пас» архангельскую зону, совершил побег — дальше следы затеряны; Вениамин Панкратов, знаменитый душегуб из Ставрополя, извращенец, специализировался по трех — пятилетним девочкам, Но суду признан невменяемым, спущен в психиатрическую клинику под Саратовом, в восемьдесят шестом году умер; Георгий Иванович Салтыков, махинатор-цеховик, завалил центр России подпольным ширпотребом, хищения в особо крупных размерах, приговорен к высшей мере, в восемьдесят четвертом году приговор якобы приведен в исполнение; Иван Захарович Желудь, диссидент-невозвращенец, самый громкий политический скандал 60-х годов: будучи зав, идеологическим сектором райкома, повез группу ткачих в Париж на праздник газеты «Юманите», попросил политического убежища. До восемьдесят третьего года работал на радиостанции «Свобода». Разоблачал. Однажды по дороге на службу его сбил «опель» — пикап с забрызганными номерами. Полиция составила протокол. С тех пор ни Желудя, ни протокола, ни пикапа; Казбек Киримов, Узбекистан, хлопок, высшая мера, приговор якобы приведен в исполнение…

Генерал слушал Гурко, забыв прихлебывать чай.

Наконец перебил:

— И это все Самарин?

Гурко радостно отозвался.

— Стопроцентно.

— Какая-то чушь… И потом, Олег, есть элементарные способы идентификации. Отпечатки пальцев, к примеру. Сличение на компьютере.

— Помилуйте, Иван Романович! Если он сумел так чудесно расплодиться, то отпечатки пальцев для него — сущий пустяк. Не заслуживает внимания.

После этого генерал решил, что все-таки следует выпить водки. Гурко счастливо улыбался, как именинник. "Кто-то из нас двоих, видимо, сходит с ума", — подумал генерал. Вслух сказал:

— Какие же у тебя предложения?

Гурко достал из кейса тоненькую пачку фотографий.

— Полюбопытствуйте, Иван Романович.

Генерал послушно нацепил на нос очки, перебрал с десяток снимков. На всех одно и то же — изуродованные детские тельца, смерть в самом жутком ее воплощении.

— Это что? Откуда?

— Из дела Вени Панкратова. Ставропольский душегуб. Обратите внимание, насиловал девочек уже мертвыми.

— Где доказательства, что Панкратов и Самарин — одно лицо? Полагаю, их быть не может. Это все сюжет для ужастика, новые похождения Крюгера. Олег, ты меня удивляешь. Зачем все эти страсти? Что ты хочешь доказать?

— Отрубленные головы по всей Москве — тоже забавы Крюгера?

— То есть, старик Самарин их нарубил?

— Не совсем так, но это его рука.

Генерал с облегчением подумал, что сошел с ума скорее всего все-таки не он. Да и потом — что значит, сошел с ума? Гурко обладает редчайшими качествами, в некоторых отношениях он просто гений, никому за ним не поспеть, но как все гении, не умеет расслабляться. Переутомление, колоссальные нервные перегрузки — и вот, пожалуйста, короткое замыкание в правом полушарии головного мозга. Но Гурко молод, он оправится.

— Месяц в деревне, — сказал генерал, — этого недостаточно. Тебе надо хорошенько отдохнуть. Может быть, поехать в круиз, чем ты хуже новых русских?

Гурко отнесся к замечанию наставника с пониманием.

— Я консультировался у опытного психиатра, Иван Романович… В частности, и по делу фигуранта. Авторитетное мнение: случай расслоения личности, множественная материализация — для науки факт не новый.

Вполне доказанный феномен биологической мутации.

Иначе, явление оборотня. Чего далеко ходить, поглядите на ведущих политических программ: разве это не один и тот же человек, хотя фамилии у них разные и обличьем не схожи.

— Олег, дорогой, — попросил генерал, наполняя рюмку, — пожалей старика. Перейди к делу.

— Хорошо.

Гурко поглядел в окно, будто занавешенное белой простыней. Меланхолично подумал: Самуилов начинает сдавать. Старость коснулась его затылка влажной ладонью. Ему страшно покидать реальный мир хотя бы на минуту. Очень жаль. В реальном мире истины нет.

Что ж, опять о Самарине. Это, безусловно, параноик с необратимыми фазовыми сдвигами. Он опаснее для общества, чем целая сотня юрких экономистов-реформаторов. Постепенно его паранойя, поначалу бытовая, переродилась в маниакальную жажду власти, и теперь вряд ли найдется больница, которая решится его приютить. Фокус в том, что время совпало с его параноидальными амбициями, и Самарин поднялся на такую высоту, где бессильны обычные средства, применяемые к подобным больным. Он на несколько голов опередил возможных преследователей и накопил такую мощь, при которой нелепы разговоры о юридической изоляции. По всей вероятности, недалек час, когда он навяжет свою больную волю еще не до конца умерщвленной стране, и тогда нынешние нищета, унижение, мрак и погибель покажутся людям, оставшимся в живых, сладчайшим из воспоминаний.

— Я не сгущаю краски, — сказал Гурко. — Если вы не поверите, генерал, вряд ли поверит кто-нибудь другой.

Полусмежив тяжелые веки, Самуилов произнес слабым голосом:

— Чего ты ждешь от меня? Ведь разрешения на ликвидацию тебе не требуется?

Гурко поймал себя на мысли, что вопрос генерала удивительно точен. Он спрятал фотографии, защелкнул кейс. Отпил остывшего чая.

— Ликвидация — это слишком примитивно, — заговорил устало, будто в подражание генералу. — Важнее прояснить, что с нами происходит, то есть, не только с нами, со всем обществом.

— И что же?

— Мне кажется — вот что. Из нормальной жизни, которой живет большинство людей в мире, мы переместились в смежную реальность, где царствуют не факты, не тенденции, а мифологемы и призраки. Как и почему это произошло — сейчас не суть важно. Чтобы выбраться обратно в мир привычных человеческих понятий, сперва необходимо изучить свойства этой призрачной сказки о новом мире и противопоставить ей иную мифологему, абсолютно понятную и удобоваримую. Они тоже так действовали, когда шли к власти: разрушали старые иллюзии, предлагая взамен новые. И рыбка клюнула, спекся великий народ.