Гипноз для Марии

Кто-то должен был выбрать стать Чарльзом Линдбергом, который принимал собственные установки, гипнотизировал себя, чтобы сделать то, что он хотел сделать, и, между прочим, войти в историю. Из всех людей на свете тот, кто принял такое решение, был парень внутри ума Чарльза Линдберга.

Какие установки я выбираю принять, думал он, что я решил изменить? Кем я решил стать?

Глава восемнадцатая

На юге верхняя кромка облаков становится все выше, двадцать пять тысяч футов, прикинул Джейми.

Можно подняться еще тысяч на пять, если надо, подумал он. Если между облаками будут просветы, можно нырнуть под нижнюю кромку. Если придется, можно лететь по приборам.

Накануне ночью он приготовил запасной план. Один радиовызов – и он может лететь не куда захочет, а в соответствии с зарегистрированным планом по согласию с центром управления полетами: полетит по оси авиатрассы в Марианну, штат Флорида, не огибая облака, прямо сквозь мглу.

Это был план «Б». А пока он летел на высоте двенадцать пять в ясном небе, увертываясь от верхней кромки облаков.

Великий Блэксмит разгипнотизировал себя до того, что вышел из тела. Мне это не нужно. Мне слишком нравится здешняя Игра, нравится работать инструктором, водить самолеты.

И когда Сэм обессмертил себя, расторгнув соглашение с одной из всеобщих установок-соглашений, не угодил он тут же в другую установку – некую установку об Играх по ту сторону?

Тогда появляется целый новый набор возможностей, которые можно принять или отклонить: верить, например, что теперь мы духи, на которых не распространяются ограничения для смертных – законы, которые были незыблемы час назад.

Убеждения других не влияют на мою жизнь, подумал он, пока не становятся и моими убеждениями.

Убедившись, что мы духи, мы сможем проникать сквозь стены, перестаем бояться внезапной грозы, болезни, старости, войны. Нас нельзя похоронить, застрелить, утопить, раздавить, взорвать, замучить, отравить, одурманить, приковать цепями, сломать, задушить, переехать, заразить, поймать в ловушку, посадить на цепь, убить электрическим током, посадить в тюрьму, разорвать, избить, повесить, казнить на гильотине, заморить голодом, оперировать, нами нельзя манипулировать и с нами больше ничего не сможет сделать никакой отдельный человек, организация или правительство на земле, или галактика, или вселенная, или даже закон пространства и времени.

Однако есть обратная сторона: бестелесные духи не принимают наших установок, они не играют на нашем игровом поле. Конечно, они могут по нему передвигаться.

Использовать его как смертные, для обучения? Не разрешается.

Сэм это сделал, а другим духам предстоит выбрать верить, что они стали выпускниками школы пространства-времени, поразмыслить о том ценном, чему они научились, и об уроках, которые не усвоили в прошедшей жизни.

Успею сделать выбор, когда туда попаду, подумал пилот. А пока есть задачи попроще.

Вот высотомер, к примеру: чистой воды фантом, и его несуществующая стрелка в несуществующем, внушенном мне приборе показывает двенадцать тысяч шесть. Моя вера в него материализовалась круглым стеклышком, черным циферблатом, диском с черточками. Он не то, чем кажется. Это имаджоны сгруппировались, чтобы выглядеть высотомером.

Прибор не существует, а кабина, а самолет, а мое тело, а планета, да и вся физическая вселенная? Установки. Перемещаю облака мыслечастиц, думаю о том, что считаю настоящим.

Что же реально?

Он посмеялся над собой, две мили в воздухе. Еще вчера он был счастлив зарабатывать на жизнь, занимаясь любимым делом. Установки, и гипноз, и частицы мысли делают мир твердым, подобно тому, как частицы камня делают твердым камень, – все это было для философов, которые смахивают пыль в башнях из слоновой кости метелками из перьев.

Теперь я считаю, что камень – это гипнотическое внушение, и задаюсь вопросом: если камень нереален, что же реально?

Что ты сделал со мной, Блэксмит? Все шло гладко и нормально в течение пятидесяти лет, потом сталкиваешься с невинной установкой, что мир не такой, как ты думаешь, и – БАЦ! – все меняется!

Выше носа и впереди он увидел, что облачность уже не сплошная, а рваная. Просветы. Хорошо.

Все правильно, подумал он, все меняется. Живи с этим.

Он опустил немного нос, скорость воздушного потока увеличилась со 185 узлов до 200.

Реально то, что не меняется. Чтобы это понять, не надо быть конструктором космических кораблей; достаточно быть простым пилотом самолета. Если что-то было реальным, но сейчас нет, значит, это больше не реально, и снова возвращаешься к тому же вопросу: «Что реально и остается реальным всегда?»

Он обогнул верхушку облака, водяная пыль С шипением сорвалась с конца крыла.

Что-то ведь реально. Бог, чем бы Он ни был. Любовь?

Нет нужды знать, что вечно, в эту минуту. Придет время, и я это узнаю.

Что важно сейчас? Если не надо выводить себя из гипноза и покидать эту планету в стиле Сэма Блэка, может, перегипнотизировать себя? Я могу выбирать, в каком трансе я хочу жить. Со временем могу поместить себя в любой рай или ад, в который захочу верить, прямо здесь, на земле.

Топлива осталось на час сорок. Облака раздвинулись, обнажив внизу аэропорт Марианны. Джейми еще больше наклонил нос машины, скорость возросла до 210.

Интересно, как это будет, как я захочу жить? Пока это будет благополучная посадка в конце полета, еще один перелет до дома, а затем…

А что затем?

Долгая тишина в его уме.

Чего бы я ни захотел, что бы я ни наимаджонил, жить будет интересно.

А что самое лучшее, самое счастливое?

У меня и сейчас все это есть. Прекрасный брак, отличные ученики, самолеты, чтобы летать, никаких аварий, приличный заработок. Да достаточно уже одного неба!

Все скоро изменится, и вдруг я думаю, что знаю, как устроен мир, что все это меняет во мне?

Он поднял солнцезащитный щиток на шлеме, заглянул в зеркало на перемычке фонаря кабины и увидел себя, не слишком изменившегося по сравнению с утром.

Знание – это изменение. Кто-то проводит жизнь на земле, однажды отправляется в летную школу, получает лицензию пилота. Что изменилось? Заглянув в зеркало, сказать трудно, но теперь этот кто-то способен творить то, что раньше считал чудом.

И я тоже, подумал Джейми Форбс. И я тоже.

Глава девятнадцатая

В аэропорту Марианны он купил сэндвич и пинту[15] молока. После того как баки аэроплана были залиты и заправщик уехал, он сел под крылом и развернул сэндвич.

Итак, я знаю, как это работает. Я могу изменить все, что кажется существующим, когда захочу. Но что именно следует изменить? Какие установки я должен дать самому себе? Должен ли я принять их, признать реальными в своем трансе и просто наблюдать за сдвигом мира вокруг меня?

Он развернул аэронавигационную карту Джексонвилла, зеленым цветом со штрихами обозначены небольшие возвышенности, просто голубым – Мексиканский залив. Он достал из кармашка на рукаве ручку и занес ее над голубым.

Если бы я себя гипнотизировал, какие установки мне хотелось бы осуществить? Он написал на карте аккуратными печатными буквами:

♦ Пусть все, что будет происходить вокруг меня, будет всем во благо.

♦ Пусть люди будут так же добры ко мне, как и я к ним.

♦ Пусть совпадение поможет мне встретиться с теми, у кого есть урок для меня и для кого у меня есть урок тоже.

♦ Пусть у меня будет все необходимое, чтобы стать тем, кем я выберу стать.

♦ Я буду помнить, что создал этот мир и что могу изменить и улучшить его, изменив свою установку, когда пожелаю.

♦ Пусть снова и снова буду я видеть подтверждение тому, что мир меняется согласно моим планам, и эти перемены даже лучше, чем я представлял.

♦ Пусть ответы на любой вопрос приходят ко мне изнутри по возможности в ясной форме, быстро и без задержек.

15

Американская пинта – 0,473 л. – Прим. ред