Страница 20 из 125
— А что, если султан невзначай помрет в дороге?
— Не помрет.
— А если это случится все-таки?
Тулипан, пожав плечами, ответил:
— Он всегда возит с собой сыновей.
— Стало быть, он семиглавый дракон?
— Что вы сказали?
— Как вы думаете, за сколько времени доберутся они до Буды?
Тулипан опять пожал плечами.
Гергей глядел на него с беспокойством.
— А все-таки, как вы думаете?
— Если дождь пойдет — сделают привал дня на два, на три, а то и на неделю.
— А если дождя не будет?
— Тогда из-за жары остановятся на отдых.
Гергей взволнованно почесал в затылке и молвил:
— Стало быть, я их опережу.
— Что вы изволили сказать?
— Если они идут на Буду, я должен поехать за семьей Цецеи и привезти их сюда или же остаться вместе с ними.
Слова его заглушил грохот нового оркестра. Прошли последние ряды длинной колонны янычар, и под желтым стягом проследовал еще один блестящий отряд роскошно одетых воинов — тюрбаны у них были украшены страусовыми перьями. Особенно выделялся среди них могучий седой великан с багровым от жары лицом; перед ним несли два красных бунчука, и древки этих хвостатых стягов сверкали золотом.
Гергей содрогнулся, будто ему бросили за ворот ледяшку.
— Это султан!
— Да нет, — махнул рукой Тулипан. — Это только янычар-ага. А люди в пестрых одеждах вокруг него — яя-баши.
— Что это еще за яя-баши, черт бы их драл?
— Янычарские офицеры.
Далее следовали сверкающими шеренгами воины с позолоченными алебардами. Среди них веером на серых скакунах ехали два молодых человека. Лица их выражали безмятежный покой.
— Сыновья султана, — почтительно объяснил Тулипан, — Мохамед и Селим. — Но тут же добавил: — Чтоб их джинны унесли.
Сыновья султана оба были молоды и смуглы, но внешне совершенно не похожи друг на друга. Однако по всему было видно, что они под стать друг дружке.
— Глядите-ка, вон едет Яхья Оглу Мохамед!
— Знаменитый паша?
— Да.
Вслед за сыновьями султана мелкой рысцой трусил седобородый паша с величественным видом. На голове у него белел огромный тюрбан. Перед ним несли семь бунчуков.
— Отец Юмурджака, — сказал Тулипан.
— Не может быть!
— Правда. Только что проехал и другой его сын — Арслан-бей.
— А что за имя — Юмурджак?
— Это прозвище.
Тулипан улыбнулся, сорвал травинку и от скуки начал ее жевать.
Подъехали ратники в устрашающе высоких тюрбанах и с золотыми и серебряными булавами в руках. Юношу охватил трепет. Он почувствовал, что сейчас проедет султан.
— Всемогущий боже, покровитель венгров, — взмолился он, — не покинь ты нас!
Перед ним все смешалось: золотое, серебряное оружие, сверкающие кунтуши. Он даже руки прижал к глазам и закрыл их на минуту, чтобы потом лучше видеть.
Тулипан толкнул его в бок.
— Смотрите, смотрите! — Голос его задрожал. — Вон он едет…
— Который?
— А тот, перед кем кружится дервиш.
По дороге ехал одинокий всадник в простом сером кунтуше. Перед ним быстро кружился дервиш. На голове дервиша торчал колпак из верблюжьей шерсти вышиной в полтора локтя. Руки его были раскинуты: одна поднята к небу, другая опущена к земле. Он кружился не останавливаясь, а юбка его раздувалась колоколом.
— Кружащийся дервиш, — пояснил Тулипан.
— Как же ни у него, ни у коня голова не закружится?
— Они привыкли.
А конь дервиша и в самом деле ступал вольно и непринужденно. По обе стороны от всадника ехало еще шесть дервишей в белых юбках. Они ждали, когда наступит их черед заменить кружащегося дервиша.
— Эти семь дервишей кружатся перед султаном от Константинополя и так будут кружиться до самой Буды! — крикнул Тулипан в самое ухо школяру, так как грохот труб, рожков, барабанов и медных тарелок мешал им разговаривать.
Султан сидел на чистокровном арабском гнедом коне. Позади ехали два полуголых сарацина и защищали его саженными опахалами из павлиньих перьев от жгучих лучей солнца. В ущелье было душно, и султан дышал тою же пылью и так же раскраснелся от жары, как самый ободранный его солдат.
Когда султан проезжал мимо скалы, можно было разглядеть, что под кунтушом у него алый атласный доломан, такого же цвета шаровары, а на голове зеленый тюрбан. Лицо у него худое, щеки впалые. Под длинным, тонким вислым носом — жидкие седые усы. Курчавая седая борода коротко подстрижена. Глаза навыкате.
Только Гергей собрался разглядеть его получше, как громыхнуло: тррах! Казалось, и небо и земля сотряслись от грома. Скала дрогнула.
Кони шарахнулись. Султан упал на шею своего коня… Музыка оборвалась. Поднялась невообразимая суматоха. С неба градом посыпался песок, обломки камней, клочья растерзанных людских тел, осколки оружия и капли крови. Кругом смятение и крики, обращенные к войскам, уже проходившим по долине.
— Мы погибли! — воскликнул Гергей и, всплеснув руками, устремил к долине полные ужаса глаза.
Там взвился к небу черный столб дыма.
Воздух сразу пропитался тяжелым запахом пороха.
— Что случилось? — спросил обомлевший от ужаса Тулипан.
Голова Гергея поникла.
— Горе! Янычар-агу приняли за султана!
4
Вслед за взрывом на мгновение наступила мертвая тишина: и люди и кони точно окаменели. Музыка, трубный вой, шум, конский топот, бряцанье оружия смолкли одновременно, словно в этот миг онемела вся вселенная.
Но мгновение спустя крики и брань тысяч людей слились в неистовый ураган звуков. Турецкая рать заметалась, как встревоженный муравейник. Люди устремились туда, где взвился огненный столб.
Вся земля была устлана мертвыми телами и ранеными.
Поднялся переполох и в дальних шеренгах. Там люди не могли понять, что случилось — выстрелила ли пушка венгерских войск, притаившихся в засаде, или взорвалась в обозе телега с порохом.
Но янычары сообразили, что на дороге подложили мину и что покушались на них. Как вспугнутый осиный рой, рассыпались они по лесу в поисках неприятеля.
Но в лесу не нашли никого, кроме священника, школяра и Тулипана.
Священника поддерживали под руки два янычара. Казалось, насильственно поставили на ноги труп. Глаза его были закрыты, на губах выступила кровавая пена. Оттого что он прятался в дупле трухлявого дерева, вся его одежда была словно осыпана опилками. Взрывом повалило дерево, и отца Габора выбросило из дупла.
Султан велел привести к себе всех троих.
Он сошел с коня. Вместо стула солдаты поставили на землю большой медный барабан. За неимением ковра один из старших офицеров покрыл его своим синим шелковым кафтаном.
Но султан не сел.
— Кто вы такие? — спросил он Тулипана, глядя на него в упор.
И по лицу и по оковам султан признал в нем попавшего в рабство турка.
— Я раб, — ответил Тулипан, стоя на коленях. — Видишь сам, отец правоверных: вот они, оковы на моих ногах. Не то я был бы уже янычаром. Зовут меня Тулипан. Я прах твоих высочайших ног.
— А кто этот щенок?
Гергей, сбитый с толку всем происшедшим, стоял, уставившись на султана. Он впервые видел перед собой карие глаза, размалеванное лицо и горбатый нос владыки миллионов людей, который лишь случайно не взлетел в турецкий рай.
— Приемный сын Балинта Терека, — ответил Тулипан подобострастно.
— Энингского пса?[20]
— Его самого, ваше величество.
Султан бросил взгляд на священника.
— А это кто?
Священника держали под руки два янычара. Голова его низко свесилась, струившаяся изо рта кровь залила ему грудь. Нельзя было понять, в беспамятстве он или умер.
Тулипан взглянул на священника.
Один из старших офицеров схватил отца Габора сзади за волосы и вздернул его голову, чтобы Тулипану было виднее.
С подбородка полумертвого человека капала кровь. Грудь его часто вздымалась.
— Этот проклятый мне неизвестен, — ответил Тулипан.
20
Энинг — в прошлом родовое поместье семьи Тереков.