Страница 114 из 122
— Ты не думал, что можно этому помешать?
— Ну, об этом раньше надо было думать.
— А за оружие взяться тебе не приходило в голову?
— Против кого? — удивился я.
— Против Тетли.
— Вы хотите сказать…
— Нет, только затем, чтобы заставить его увезти их в город и отдать под суд.
— Не приходило. Пожалуй, нет. Все было решено. В какой-то момент мне взбрело в башку, что можно бы, но это просто шальная мысль была, я на ней не задержался. Вообще-то такие мыслишки появляются иной раз ни с того ни с сего, когда делаешь что-то без большой охоты. Нет, это мне в голову не приходило…
— А было у тебя чувство, что в тот момент ты мог все в корне изменить? А не ты, так другой?
Я подумал.
— Нет. Пожалуй, я просто считал, что решение принято и точка. Я этого решения не одобрял, но никуда не денешься, коль все решено.
— Надо было это остановить. Хотя бы с оружием в руках.
— Теперь-то я вижу.
— А я и тогда видел.
— У вас и револьвера-то не было.
— Да, не было, — сказал он. Так, словно осудил себя окончательно и бесповоротно.
Чуть помолчав, я признал:
— Пожалуй, вы тут не передергиваете, скорее передергиваю я. Но не могу взять в толк, чего вы так казнитесь.
— Я все обдумал. Видишь ли, я знал, что Тетли можно воспрепятствовать, что всех вас можно повернуть, достаточно одному кому-то пригрозить Тетли револьвером. Да и револьвера не понадобилось бы, но я решил, что без оружия к нему не подступишь. Тетли не привык уступать, вдобавок во что бы то ни стало хотел видеть этих людей на виселице, да еще заставить Джералда повесить одного из них. Я решил, что остановить его можно, только основательно припугнув, как любого зверя, преследующего дичь…
— И вы были правы.
— Какая разница, прав или нет? Знаешь, Крофт, что я испытал, придя к такому решению?
Я думал, он сам ответит на свой вопрос, и потому промолчал. Однако он не ответил.
— Ну попробуй догадайся, Крофт, — почти умолял он.
— Нет, — сказал я. — Не могу. Что?
— Я порадовался, что у меня нет при себе револьвера.
Я не поднял глаз. Что-то омерзительное почудилось мне в его словах или, может, в том, что он вообще произнес их.
— Ну вот, теперь ты понимаешь, — сказал он торжествующе.
Но он не успокоился, ему обязательно было расставить все точки над «и».
— Понимаешь теперь? — понизил он голос — На моей стороне было все: справедливость, сострадание, поддержка даже — я был в ней уверен, — и я допустил, чтобы этих троих повесили, оттого что струсил. Мне не хватило одной простейшей добродетели, качества, которое в нужный момент проявляет собака, единственного, которым может похвастаться Тетли. Обыкновенного мужества — вот чего мне не хватило!
— Больно уж болезненно вы воспринимаете, — сказал я, по-прежнему глядя в пол. — Зачем все на себя валить? Почему, например…
— Прости меня, Арт.
— Бросьте, — сказал я. — Вам надо было выговориться. Теперь можете отдыхать.
Он кивнул.
У меня, по-видимому, вылетело из головы, что надо прислушиваться к голосам в баре, стихшим сейчас, с приближением ужина; во всяком случае, я пропустил момент, когда среди других голосов возник голос Джила, и услышал его только тогда, когда кто-то пробежал по мосткам под галерейкой и, ворвавшись в помещение прямо под нашим окном, так хлопнул дверью, что разговор смолк. Я быстро вскочил, продолжая прислушиваться, но доносился до нас все тот же единственный голос, молодой и возбужденный, принадлежащий, вероятно, какому-то парнишке, а затем послышались возгласы, но не негодующие, и затем приглушенный гул. Я опять убрал руку с ремня с револьверами. Для душевного равновесия мне необходимо было иметь Джила в поле зрения.
Дэвис сказал так, будто теперь это не имело значения:
— Я даже подумывал… — и замолчал так надолго, что я спросил:
— О чем?
— Я даже подумывал, — сказал он, — может, револьвер мне и не понадобится, в последний момент Тетли сам почувствует, что не прав, и тогда уговорить его будет нетрудно.
Я покачал головой:
— Нет, вы правы были. Он слишком разохотился вешать. Его в чувство привести можно было, разве что палкой по голове огрев.
— Я только этим и держусь, — сказал он так, словно и вправду держался за что-то из последних сил. — Этим только и держусь. — И прибавил погодя: — Стараюсь убедить себя, что его было не сдвинуть, что для него не существует понятия греха…
— Не существует. Его бы пришлось раньше убить.
Голоса в баре тем временем стихли, и я услышал, что кто-то поднимается по лестнице.
— Я б не смог, — медленно сказал Дэвис — И хотя так было бы лучше, то, что я не смог, говорит не только об отсутствии воли…
— Никто б не смог, — ответил я, радуясь, что он вернулся к этой спасительной мысли.
— Да, — сказал он устало и кивнул головой. — Если бы я не был убежден, что…
— Никак иначе вы его остановить не могли, — заверил я.
— Ты прав.
Дверь отворилась, в комнату вошли Кэнби и Джил.
— Приветствую вас, — сказал Кэнби, обращаясь к нам обоим, и потом мне: — Ты давно проснулся? Я зашел узнать, не хочешь ли ты поесть?
— Я спущусь вниз, — сказал я. — Спасибо, Кэнби. Теперь уже мое плечо гораздо лучше.
Джил был, естественно, пьян.
— Извиняюсь, — сказал он, — не знал, что ты не один, — как будто застал меня с женщиной.
— Ничего, ничего, — проговорил Дэвис, — я как раз собирался уходить.
— Он что, тебя разбудил? — спросил Джил воинственным тоном, глядя на нас в упор, чтоб собрать глаза в фокус.
— Я не спал, — сказал я. — Где это ты сумел так напиться, что ни шума, ни скандала слышно не было?
— Да вот, повел лошадей к Уайндеру, а ему выпить надо было. Очень уж он расстроился из-за всех этих дел.
— Это он-то? — удивился я.
— Билл неплохой парень, когда его получше узнаешь, — настаивал Джил. — Туповатый, правда. Ну, хоть вешать нам больше никого не придется, и на том спасибо, — сказал он жизнерадостно. — Тетли сам о себе позаботился!
Я был пойман врасплох.
— Ты о Джералде? — сказал я после неоправданно длинной паузы. — Да, слыхал. — И сделал ему знак замолчать. Он моей сигнализации не понял.
— Да нет, и папаша его туда же! Как услышал про парня, заперся в библиотеке и бросился на саблю. Пришлось дверь взламывать. Сам видел, как он лежит там вниз лицом, а из спины конец его длиннющей кавалерийской сабли торчит.
Кэнби заметил, как я глянул на Дэвиса, и, видимо, на лице у меня отразились все мои чувства — он быстро повернулся и тоже посмотрел на Дэвиса.
— Кто бы мог подумать, что старый прохвост таким чувствительным окажется? — сказал Джил.
Дэвис так и застыл на месте, вперив глаза в Джила. Потом в горле у него возник какой-то жалобный звук, будто щенок заскулил. Я подумал, он сейчас рухнет. Однако, устоял. Опять он издал этот звук, а потом вдруг вышел из комнаты, затворив за собой дверь. Мы слышали, как он идет по лестнице, все громче и громче поскуливая. Раз, судя по звуку, оступился и упал…
— Что это на нашего провидца накатило? — спросил Джил.
— Задержи его, — сказал я Кэнби и, поскольку он продолжал стоять на месте, не понимая, чего от него хотят, прибавил: — Нельзя его одного оставлять, понимаешь? — И уже сам было пошел, но тут Кэнби сообразил, в чем дело, и, проскочив мимо меня, кинулся вниз по лестнице, прыгая через две ступени.
Я подошел к окну и увидел Дэвиса уже на улице. У него подгибались колени, но тем не менее он пытался бежать, будто спеша уйти от чего-то. Я увидел, как Кэнби нагнал его и как он сперва вырвался, а потом смирился. Они пошли назад вместе, Дэвис — понурив голову, беспомощно мотавшуюся их стороны в сторону, Кэнби — поддерживая его, не давая упасть.
— Что с ним? — снова спросил Джил, глядя через мое плечо.
Я услышал, как Кэнби тащит его вверх по лестнице, и пошел закрыть дверь. Но нам все равно было слышно шарканье ног и теперь не прерывающееся ни на секунду Дэвисово поскуливание. Словно плакала женщина, потерявшая голову от горя. Мы прислушивались, пока шарканье и всхлипыванья не проследовали мимо нашей двери дальше по коридору и не затихли наконец, отгороженные от нас еще одной дверью.