Иностранный легион

— Скажите, — говорит майор, — это было в Тениэт-Эль-Хаде. Это верно? Человек быстро смекнул и решил, что из-за этой подробности спорить не стоит. Да, кажется. Вот видите, мы отлично понимаем друг друга; вы были капитаном, я — майор; вы — доктор философии, я — лиценциат словесности. Ведь вы же доктор философии? Карл Хейле встретил удар улыбкой. Должно быть, это звание и помогло вам устроиться бухгалтером в колониальной торговле? Но продолжайте. Вы были управляющим фермой в Тениэт-Эль-Хаде. Я поссорился с этой дамой. Я ушел с фермы. В кармане у меня было 200 франков. Я отправился пешком на поиски нового места работы. Ничего не нашел. Я начал бродить по дорогам. Тут меня в первый раз арестовали за бродяжничество. И посадили в гражданскую тюрьму в Алжире? В Барбруссе. В Барбруссе, совершенно верно. А так как через месяц вас выпустили, то это придало вам смелости. «Если бы вы открыли, кто я, меня бы не выпустили…» Вы так думали, не правда ли? Да нет же, господин майор! Итак, покинув Барбруссу, вы очутились без всяких средств в Алжире. Как вы там жили? Скверно, как все несчастные. И вы нашли службу в фирме Моралли совсем случайно? Более или менее. И это все, что вы делали в Алжире? И это все, что я здесь делал. Хорошо. Теперь, сержант Валларино, расскажите нам, как вы разыскали и арестовали человека, который стоит перед вами. Сержант Валларино — итальянец; рассказать он не прочь, он даже очень этому рад. Сижу я это, значит, в ресторане на Баб-Эль-Уэде, с сержантом Диало, сенегальцем. Как вдруг вижу, входит, — он оборачивается в сторону Карла Хейле, — этот человек. Я его узнал, но имени вспомнить не мог. Я подошел к нему. Ну, как дела? — говорю я ему. А! Валларино! — говорит он мне. Он вам так и сказал: «А! Валларино?» Сержант, подражая на этот раз акценту Хейле, повторяет: А! Валларино! Тогда я ему говорю: Ты на свободе? Это мы потом увидим, — отвечает он мне. Тут он пригласил меня выпить стакан вина. Тогда я ему говорю: Ты «обрезал веревку»?[670] Не будем говорить об этом здесь, — отвечает он. Вы так и сказали: «Ты обрезал веревку»? Да, я ему сказал: «Так ты, значит, «обрезал веревку»?» — Я сидел в Барбрусской тюрьме, господин майор! В тюрьме многому научишься.

— Ловко, очень ловко. Продолжайте, сержант.

— Мы выпили вина и сразу вышли. Он хотел от меня улизнуть. Я пошел за ним и велел первым двум встречным полицейским арестовать его.

— Хорошо. Подождите. Карл Хейле, потому что сейчас вы — Карл Хейле, признаете ли вы изложенное сержантом правильным? Поистине, это какая-то загадка. Я никогда не встречал этого господина. Вы никогда его не встречали, и вы угощаете его стаканом вина. Как случайного соседа в кафе. А ваше восклицание: «А! Валларино?» О, этого я не мог сказать, раз я не знал этого господина.

Но выражение «обрезать веревку»? Вы, однако же, только что подтвердили, что знаете это выражение? Я подтвердил, что знаю это выражение; но я не подтверждал, что будто бы отвечал на якобы заданный мне этим господином вопрос. Очень ловко! Очень ловко. Сразу видно, что вы — доктор философии. Вас арестовывают и приводят на Баб-Эль-Уэдский пост. Там вы заявляете: «Я Карл Хейле». Вас там держат полтора суток. Тем временем оттуда звонят в 1-й Иностранный полк в Сиди-Бель-Аббес. Из 1-го Иностранного отвечают, что Карл Хейле в списках не значится. Тогда вас отпускают. Так?

— Так.

— И, разыгрывая партию до конца, потому что вы — человек мужественный, капитан Хейле, вы не стараетесь скрыться, вы хладнокровно возвращаетесь на ваше бухгалтерское место. «Дважды арестован и дважды освобожден», — думаете вы, испытание произведено, мой след потерян». Но я следил за вами давно, Карл Хейле. Послушайте, что сейчас важно. Находится ли передо мной бывший легионер Леон Шарль?

— Да нет же, господин майор!

— Сегодня утром вы подверглись осмотру. На теле у вас были обнаружены 4 шрама. У вас протокол, унтер-офицер?

— Вот.

— Шрам на правом предплечье, начинающийся в 4 с половиной сантиметрах от сгиба руки, шрам в начале плеча; шрам в 3 сантиметрах под левой грудью, шрам на мизинце правой руки. Вот что доктор обнаружил у вас на теле. Это правильно? Хорошо!

— Но при чем здесь мои шрамы?

— Я как раз собирался об этом сказать. Майор извлекает из дела бумагу.

— Знаете, что здесь написано? Здесь значится, что у легионера Леона Шарля, 1-го Иностранного полка, имелись точно такие же 4 шрама, как у вас, Карл Хейле. Если искать шрамы, которые нужно, то их всегда можно найти. Я не позволяю вам заподазривать мою добросовестность.

— Прошу извинения, я хотел сказать, что при бесчисленном количестве людей 2 тела вполне могут обладать теми же особенностями, даже если это случайные особенности.

— Вот уж действительно язык скромного служащего колониальной торговли! Понемногу проступала личность арестованного. Под французским экс-легионером просвечивал германский экс-капитан, герой 32 воздушных побед. Его ум не только не спасал его, он, напротив, его изобличал. Я посмотрел на руку, которая убивала. Эта рука была изящной. Подобно тому, как, собрав жатву, человек без имени бежал из 1-го Иностранного полка Легиона, так и в ту, другую ночь, он, чего бы то ни стоило, должен был уйти из дисциплинарного лагеря. Он был в Алжире для того, «чтобы служить». Это был действительно Леон Шарль, это был действительно Карл Хейле, а между тем это был и не Леон Шарль и не Карл Хейле. У людей его тяжелого ремесла нет имени. Подобно таким же людям его Родины, он был всего только «буквой» и номером У-33, и-18, там, в секретном отделении военного министерства в Берлине… Но что вы делали с 1919 по 1921 год, Карл Хейле? Я был журналистом, господин майор. Может быть, в Индии? Нет, не в Индии, а в «Фолькиш Цайтунг». И что вы делали в газете? Я был помощником дипломатического редактора. Человек обернулся в мою сторону. Я записывал несколько слов. Этого для него было достаточно.

— Я понимаю, — обратился он ко мне, — вы, вероятно, журналист. Могу я вас просить, как собрата, в том случае, если вам станет известно имя той дамы, о которой здесь шла речь, не печатать этого имени? Здесь у нас дело мужское.

— Вы женаты? — спросил майор. Хейле ответил «нет», но с горькой улыбкой, которая говорила: «Разве в моей профессии женятся?» Так, значит, в 1919 г. вы работали в «Фолькиш Цайтунг» и не были в Индии? Нет… Вы не были в Индии с вашим отцом, которого расстреляли англичане? Я… я, очевидно, жертва сходства! Дети тюремных сторожей играли в мяч на дворе, и их свежий смех ворвался в комнату. Дети!.. — промолвил Карл Хейле. Я вас арестую, — сказал майор. Однако… Мне очень жаль, но всякий служит своей Родине, не правда ли?»

Как вербовали во Французский иностранный легион во время Алжирской войны и подробности об участии в ней легионеров

Статья «Легион смерти» немецкого журналиста Клауса Вайзе, непосредственно общавшегося с вербовщиками из Французского иностранного легиона, посвящена «немцам». Поскольку «немцами» записывались в легионеры десятки и сотни русских, описание легионной жизни будет очень полезно в данной книге, тем более что легионные порядки, описанные К. Вайзе, были одинаковы как для немцев, так и для выходцев из СССР, в ту пору имевших значительный процент среди легионеров. «Хорошенькая продавщица на Курт-Шумахер-плац, что в Западном Берлине, улыбаясь, протягивает мне сосиски. Я быстро уничтожаю их, во рту остается острый горчичный привкус. «Может быть, у вас найдется что-нибудь выпить?» — спрашиваю я. «Загляните в соседнюю пивную», — советует девушка. В сколоченной из досок пивной, на фасаде которой красуются огромные буквы «Вейн-Шульце», меня встретили дикие вопли, несущиеся из музыкального ящика. Беспрерывно хлопает дверь, «Вейн-Шульце» популярна у солдат французских оккупационных войск. Я заказываю кружку пива. Некий господин, лет 30, подходит к моему столику:

— Свободно? Я киваю головой. Господин удобно устраивается на стуле, многозначительно подмигивает: — Сюда надо приходить вдвоем… Мужчина с залихватской щеточкой усов на верхней губе обращается со мной, как со своим старым знакомым:

670

сбежал?