Иностранный легион

Письмо донского казачьего офицера А. Макеева атаману А. Богаевскому проясняет вопрос относительно положения Сен-Сирского училища и находившихся в нем русских курсантов. Находится этот источник в ГА РФ. Ф.6461. Оп.1. Д.10. Л.23. «1 июня 1927 г. Многоуважаемый Африкан Петрович! Спешу поделиться краткими сведениями о результате свидания с генералом Колэн. Декрет 20 мая, содержание которого мне сообщил сын, впервые был применен к юнкерам, иностранным подданным, заканчивающим обучение в этом учебном году. Генерал мне откровенно сказал, что новая мера вызвана желанием командования ограничить доступ в офицеры иностранцев и строгим подбором действительно пригодных к военной службе. К тому же штаты военных училищ значительно сокращены. Я же сам вынес впечатление, что, по мягкости своего характера, выпущенные в прошлом году в офицеры русские не совсем удовлетворили местное начальство. Поэтому решено выпускать их в Легион сержантами. При этом стаже им полагается жалованье наравне со штатными унтер-офицерами. Унтер-офицеры имеют свою отдельную столовую. Размер жалованья генерал не припомнит, но говорит, что на карманные расходы у сержанта остается в месяц приблизительно 140–160 франков. Как бы то ни было, но лично я считаю это разжалованьем, пощечиной для наших юношей. Горько, обидно за них. Придется хлопотать насчет их устройства в Сербию. Выпуск состоится 2–3 августа этого года. Для получения аттестата об окончании училища надо пробыть до конца учебного года, т. е. участвовать в лагерном сборе и научной экскурсии по Эльзасу». Очерк легионера Компаниец о жизни русских во Французском иностранном легионе был опубликован в номере 33[526] за 1928 г. журнала «Казачий путь»: «В настоящее время русских в нашем полку,[527] по сравнению с тем, что было до 1925 г., осталось немного. Всего, во всех эскадронах, нас не насчитаешь и сотни. Но можно с гордостью сказать, что если русский и не имеет лычек унтер-офицера или «бригадира», то, во всяком случае, он занимает какое-нибудь привилегированное место, где, кроме всего, требуется честность, а на русских в этом отношении можно положиться. Конечно, есть и исключения, но они так редки, что о них не приходится говорить. Почти во всех магазинах, канцеляриях и мастерских — на всех ответственных местах — русские. То же самое происходит и в отношении ординарцев — попросту денщиков. В Легионе, где состав людей так разнообразен и где, конечно, есть много темных элементов, офицеру найти подходящего ординарца — далеко не легкая задача. Однако русские и в этом случае показали себя прекрасно, и часто случается, что проходящий службу ординарец едет на готовое место в дом своего офицера. Но все это тяготение в настоящее время к нестроевым должностям не значит, что русские зарекомендовали плохо себя в строю. До 1925 г., когда большинство русских, записавшихся в Константинополе в Легион, стало кончать службу, — почти весь полк начиная с унтер-офицеров и кончая рядовыми — состоял из русских. И полк считался, да и теперь считается — по старой памяти 1925 и 1926 гг. — одним из лучших в африканской кавалерии. Во время восстания в Сирии 1-й эскадрон за действительно геройскую защиту одного форта получил право на ношение «фуражиров» — высшая военная награда, в виде аксельбантов. Доски с именами легионеров, получивших Военные Медали и Военные Кресты, а также с именами павших «с честью», занимают всю стену в солдатской читальне и поражают обилием русских имен. Можно с уверенностью сказать, что 90 % всех имен — русские. Во время полковых праздников наши казаки, тряхнув стариной, приспособив французские седла для джигитовки, удивляли французскую и чернокожую публику, не видавших ничего подобного в жизни, своими головокружительными и рискованными номерами. Самым лучшим джигитом у нас считался уже пожилой казак Митя Р. Действительно прекрасный кавалерист и джигит — Митя был, что называется, «любимцем публики» и под конец каждого праздника так «наджигитовывался» подношениями своих поклонников, что, будучи тверд в седле, выделывал самые замысловатые трюки ногами, когда кубарем скатывался с лошади. Прекрасный товарищ — он не мог выпить одного стакана вина, не поделившись со своими друзьями. Начальство, очень любившее «украшение полка», прощало ему все его иногда далеко не безобидные выходки, и Митя был счастлив и доволен. Одно, что никак не давалось Мите — это французский язык, и за семилетнее пребывание в Легионе он только и мог выучить, что «пинар»[528] и «цигарет». Помню, однажды офицер дал ему приказание — вырвать траву вокруг барака, высушенную в сено африканским солнцем. Так как поблизости переводчика не было, то офицер решил объяснить это жестами о том, что Мите нужно было сделать. Офицер очень наглядно показал, как нужно вырвать траву и складывать ее в кучу. Затем, чтобы дать понять, чем вызвано его приказание, он представил кого-то в лицах, как тот, проходя мимо, зажег папиросу и горящую спичку бросил в траву — от чего мог бы произойти пожар. Митя радостно кивал головой и заявил, что он понял. Довольный своим умением разговаривать с легионерами, офицер ушел, а Митя с живостью принялся за дело. Повыдрав огромную кучу травы, он… поджег ее. Благо вовремя спохватились и затушили ее… Пожар бы наделал нам много бедствий. Но в строю, повторяю, русские показали себя такими солдатами, каких еще не видела французская кавалерия. Один характерный случай боеспособности наших кавалеристов имел место на одном из ежегодных маневров. Однажды генерал решил посмотреть малоприменимую во французской кавалерии конную атаку — бросил эскадрон Легиона на эскадрон спаисов. Неудержимой лавиной, с саблями наголо, с дикими криками «ура!» понеслись казаки на спаисов. Последние двинулись было рысью навстречу Легиону, но, увидев бешено несущихся конных, разъяренных своих «противников», — ими овладела паника, и они показали тыл. Быстро стали уходить от погони спаисы, а за ними по пятам неслись легионеры. Напрасны были крики и приказания командиров — вошедших в азарт людей, в жилах которых текла казачья кровь, не так-то легко было остановить… И бешеная погоня продолжилась. Один легионер-осетин, избрав себе жертвой спаисского бригадира, упорно его преследовал. Несчастный с ужасом оглядывался и каждый раз, видя страшное лицо «врага», не внушающее ему никакого доверия, все немилосерднее шпорил выбивающуюся из сил лошадь. «Стой, тэбэ гавару!» — кричал по-русски не на шутку рассерженный осетин, но араб, не понимая ни слова по-русски, бешено мчался дальше. Отчаянная скачка продолжалась до той поры, пока спаис на взмыленном коне не очутился прямо перед генералом. Соединившись со своими после хорошей полученной нахлобучки за чрезмерное усердие, осетин рассказывал: «Хотэл его шашком рубит — как рубит — не достанэшь, хотэл пулэм стрелать — как стрелять — пулэм нэту!» На другой день, во время вечерней поверки, полковник громко ругал осетин за «так близко принятое к сердцу задание», но не мог скрыть своей улыбки, и легионеры, участвовавшие в «бою», получили по добавочных пол-литра вина. Кончая краткий очерк, я могу смело сказать, что, несмотря на тяжелую дисциплину, отношение к русским со стороны начальства постепенно стало прекрасным. То же самое можно сказать и по отношению к своим сослуживцам-иностранцам. Мягкость и отзывчивость русской натуры, самоотверженная преданность общему делу завоевали сердца наших командиров, и не так плоха и тяжела была бы жизнь здесь, если бы душевный голод был бы хотя бы частично удовлетворен. Каждое печатное слово здесь такая большая радость, и так редки те счастливые дни, когда кто-нибудь из нас получает книги или старые газеты из Европы. Читаются они гуртом, и как жадно и внимательно, боясь проронить лишнее слово, слушают русские люди русское слово! Присылают изредка добрые люди литературу, но ее не хватает для всех. А сколько выбрасывается прочитанных журналов, газет — там, в Европе, здесь бы они сослужили бы великую службу. Город Сус, Северная Африка. Легионер Компаниец». Заявление представителя Алжирской казачьей станицы Николая Быкодорова было опубликовано в журнале «За казачество», вышедшем в Ницце в № 2 за октябрь 1933 года, потому что в то время казаки отказывались принимать предложение атамана этой станицы и переселяться в эту французскую колонию. «…Последнее время усиленно распространяются слухи, что якобы казаки-алжирцы, приехав в Африку, попадают сразу же на положение солдат Иностранного легиона и что никакой земли им там дано для обработки не будет, а в Марокко вообще невозможно заниматься сельским хозяйством. Считаю своим долгом напомнить всем интересующимся вопросом поселения с нами, что с самого начала всего нашего дела мной было заявлено, что станица никого и никуда не повезет до тех пор, пока выбранные земли не будут осмотрены ходоками, посланными от групп. Таким образом, голословные заявления провокаторов не надо принимать за чистую монету, а пусть сами казачьи группы посылают ходоков, чтобы те своими глазами увидели даваемые им земли, дабы убедиться в их пригодности к использованию и в том, что климат благоприятствует земледелию. После этого ходоки сообщают в группы об увиденном, и там принимают решение и начинают перевозку их с мест сюда».

526

126

527

1-й Кавалерийский полк Иностранного легиона

528

простое вино