Иностранный легион

Э.Н. Гиацинтов. «Белые рабы»

Российское бедствие разбросало русских людей по всем уголкам земного шара. Кажется, нет такого, даже самого захолустного города, где бы ни звучала русская речь. Всем изгнанникам, за малым исключением, живется тяжело. Большей части пришлось взяться за непривычный, тяжелый труд. Однако есть среди эмигрантов такая часть, которой живется тяжелее, чем всем остальным. Это — легионеры. Мне хочется хотя бы немного познакомить интересующихся с положением этих несчастных людей, попавших в полное рабство благодаря своей доверчивости и желанию заработать кусок хлеба своим собственным трудом. После 8 дней нашего плавания в направлении Константинополя, уже поднявши французские флаги на судах, мы прибыли в Константинополь.[420] Пароходы наши все были тотчас окружены шлюпками, в которых находились спекулянты всех наций. Опускали на веревке, например, обручальное золотое кольцо, и взамен этого лодочник поднимал на пароход простую булку. Это шел совершенно откровенный и ничем не прикрытый грабеж изголодавшихся людей, измученных отступлением и плаванием по морю. В Константинополе наш пароход[421] сгрузил гражданских беженцев и желающих военнослужащих, которые уходили из армии для того, чтобы соединиться со своими семьями, уже находящимися за границей. Таких было довольно много и на пароходе «Владимир», на котором я был, стало просторно и немножко сытнее. Нам доставляли продукты французы. Простояв в Константинополе около 8 дней, мы двинулись дальше и вышли в Средиземное море. Кутеповский корпус[422] был высажен на полуострове Галлиполи, а нас, т. к. я в это время был в Кубанской казачьей батарее, повезли на остров Лемнос. Это — каменный остров, весьма малонаселенный: голые скалы, берег моря, и это все, что можно было там видеть. Высадили нас вечером, дали свернутые палатки, и мы кое-как, на камнях, расставили их и провели первую ночь. Дальше мы так жили и питались необычайно скудным пайком, который нам выдавали французы. Выдавали на палатку[423] 1 банку сгущенного сладкого молока, так что приходилось приблизительно по одной ложке на брата, очень незначительное количество мясных консервов, фасоль, чечевицу или что-нибудь в этом роде и немного хлеба. Приходилось заниматься распределением этих скудных продуктов, так, чтобы никого не обидеть. Обычно один из нас раскладывал по кучкам мясо, фасоль или чечевицу, кусок хлеба и так далее и потом, накладывая руки по очереди, спрашивал: «Кому?»[424] Сидящий спиной к этому человеку говорил: «Такому-то, такому-то…» — и прочее. И таким образом, распределялись эти скудные продукты. Ужасный ветер. На скалистых берегах Лемноса это было сущее наказание. Ничем не защищенные, жилья почти никакого не было даже в окрестностях. Для того, чтобы попасть в жилую часть Лемноса, надо было переходить вброд по мелкому заливу моря на другой берег. Охраняли нас французские войска — главным образом, негры-сенегальцы. Это очень добродушный и, по-моему, хороший народ, они никаких препятствий нам не чинили. Но ходить в жилые места не имело смысла, потому что у нас не было никаких денег и нечего было обменять — вещей никаких не было. Но все-таки обменивали[425] часы, некоторые обменивали золотые ордена и все, что осталось. Скука невыразимая! Читать было нечего. В скором времени я заболел воспалением легких и попал в палаточный госпиталь. Довольно быстро я стал поправляться — лечили хорошо. Помню приезд в лазарет генерала Врангеля. Он, как всегда, был одет в черкеску и старался внушить нам бодрость и спокойствие. Но я и мои офицеры, бывшие марковцы, решили, что это совершенно бесполезное препровождение времени и постановили записаться в Иностранный легион. Я, как владеющий французским языком, вступил в переговоры с одним французским офицером, и в конце концов мы записались в этот легион на 5 лет… За время пребывания остатков русской армии, эвакуированных из Крыма, на берегах Босфора, Дарданелл и на острове Лемносе несколько тысяч человек, прельстившись широковещательными анонсами французского командования, записались во Французский иностранный легион. Никто из записавшихся не имел представления о том, что такое Легион, и руководствовались, главным образом, тем, что было написано в анонсах. Условия были таковы: 1} каждый подписавшийся становился на положение французского солдата с момента подписания контракта; 2} жалованье 100 франков в месяц; 3} служба во французских колониях; 4} при заключении контракта выдается 500 франков; 5} срок службы — 5 лет. Многие из находившихся на Лемносе и владеющих французским языком ходили за справками в штаб генерала Бруссо, где их отменно вежливо встречали и охотно давали разъяснения. При штабе же находился один русский, служивший в Легионе, к которому, главным образом, и обращались за справками. По его словам, служба в Легионе — нетрудная, а отношение к легионерам — хорошее. Не знаю, из каких побуждений так немилосердно врал этот человек, но его слова для многих были решающими. Мне лично удалось даже поговорить с самим генералом Бруссо, который заверил меня, что если в России произойдет переворот до истечения контракта, то, конечно, все русские будут немедленно отпущены. Кроме этого, генерал советовал всем офицерам, владеющим французским языком, взять с собой послужные списки, так как им будет облегчено продвижение по службе, вплоть до офицерского чина. Окончил он свою речь тем, что высказал уверенность в том, что ни один из записавшихся не пожалеет о своем решении. После его ухода всех волонтеров разбили на четыре роты, назначили в каждой из них старшего и, предупредив, что о дне отъезда все будут оповещены телефонограммой, отпустили обратно, в части. Ввиду большого наплыва волонтеров на Лемнос была устроена врачебная комиссия, производившая медицинский осмотр. Осмотр был чисто формальный, так как все без исключения были признаны годными. Когда записавшихся набралось четыреста человек, им был устроен смотр генералом Бруссо, который произнес длинную речь, тут же переведенную на русский язык лейтенантом Шмидтом. Не скрывая тяжелых сторон службы, а именно: непривычные климатические условия и опасности, ввиду частых стычек с арабами, он обрисовал Легион как лучшую школу для военного человека. Затем он подтвердил все напечатанное в анонсах, добавив, что сто франков в месяц — более чем достаточно, тем более что все необходимое получается из казны. По прошествии нескольких дней телефонограмма была получена, и все волонтеры поротно прибыли на пристань. Пришлось сейчас же разочароваться тем, кто ожидал совершить переезд в Константинополь с комфортом, свойственным французскому солдату, так как для четырехсот человек был подан маленький греческий пароход, привозивший на Лемнос продукты из Константинополя. Французский капитан, который должен был сопровождать нас до Константинополя, через переводчика извинился за тесноту и затем приступил к погрузке. При посадке строго контролировали число грузившихся, но, несмотря на это, двадцать человек оказались лишними. Это сейчас же вызвало недоразумения с пищевыми продуктами, так как запас их был строго рассчитан на четыреста человек. Этому горю помогли сами русские, поделившись провизией с незаконно проскочившими. Сопровождавший нас капитан перед отходом парохода приказал собрать все имеющееся на руках оружие, как огнестрельное, так и холодное, пообещав, что по приезде в Константинополь все будет возвращено собственникам. Оружие было собрано и передано, но никогда больше его никто не видел. Если принять во внимание, что там было около двадцати шашек и кинжалов в серебре и столько же револьверов разных систем, становится понятным, почему капитан не решился расстаться с таким сувениром. Должен, впрочем, оговориться, что мне шашку он оставил, не то из уважения ко мне, как к переводчику, не то потому, что она была самая простая, без всяких украшений, кубанка. Путешествие до Константинополя пришлось совершить в невероятной тесноте, и длилось оно необычайно долго — около двух суток. По приезде нас высадили и, предупредив, что запись на Лемнос была только предварительная, отправили в лагерь Серкиджи. Разместили нас опять очень тесно, но снова извинились за тесноту, пообещав, что после подписания контракта все изменится к лучшему.

420

Конец ноября 1920 г.

421

я думаю, и другие тоже

422

в котором раньше служил Гиацинтов

423

8 человек офицеров или солдат

424

Значит — кому эта порция будет принадлежать.

425

у кого сохранились!