Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 30

— Кисса, ты что, обиделась? — не понял незнакомец. — Я вообще-то человек простой. Вдруг тебе там скучно? Может, пообщаемся?

— Это… я не уверена, что это хорошая идея, — осторожно сказала Кисса, — но, по крайней мере, это оригинально…

В этот момент она услышала шорох. Осторожный шорох откуда-то из-за стены.

В её доме кто-то был. Кто-то вошёл, пока она разговаривала.

Кисса не испугалась. Скорее всего, это был какой-нибудь пациент, мучимый острым приступом когнитивного диссонанса или утратой доверия. Таким она обычно давала ключи от дома, чтобы они не тратили времени зря: даже самый обычный кризис идентичности может развиваться непредсказуемо и каждая минута может сыграть свою роковую, решающую роль. Доктор Кукис была ответственным специалистом.

Поэтому она просто сказала в трубку:

— Подожди. Кажется, у меня гости. Пойду посмотрю.

Она успела дойти до середины комнаты, когда откуда-то слева раздался негромкий хлопок, какой бывает, когда открывается бутылка шампанского.

Женщина успела вскрикнуть. Потом упала на колени. Тело завалилось на ярко-жёлтый ковёр, постепенно становящийся красным.

Щупленький тинейждер, осторожно держа перед собой тяжёлый пистолет с глушителем, прошёл по ковру, аккуратно обойдя неподвижное тело. Обмотал руку носовый платком и взял лежащий на кровати мобильник.

— Poka do sviazy nifigassebe! — выругался он в трубку.

— Na zdorovie v zjoppu, — ответил голос на том конце. — Сделано?

— Да. Всё получилось просто отлично, — тень улыбки пробежала по лицу юного убийцы. Она была страшна, как усыпальница Сталина сибирской ночью. Улыбка ребёнка, которого духовно искалечили, лишив доверия к горошку "Зелёный Великан", чувства ответственности и любви. Окончательно свет в его душе погасили сочинения Ростроповича и краткий курс отборной русской брани.

— Я хочу её, — сказал юный убийца. — Теперь, когда она мёртвая. Я всегда хотел взрослую белую женщину, которая не сопротивляется. Если уж я ел органическую пищу и читал "Нерегулярные самоотчёты киллера животных", я могу больше не стыдиться своих желаний, правда?

— Кхм… Кажется, это всё-таки лишнее, — озабоченно сказал голос в трубке. — Нет, сюда могут прийти полицейские. Возвращайся. Не забыл главное?

— Оставил прямо в замке, — разочарованно сказал мальчик.

— Хорошо, — констатировал голос в трубке, — жду. S legkhim parrom, — попрощался он по-русски.

ГЛАВА 20

— Ничего, — разочарованно констатировал Рой Бексайд. — Абсолютно ничего.

Стены убогой закусочной, в которой они встречались, откликнулись на эти слова коротким печальным эхом.

Люси ещё раз перелистала распечатку. В самом деле, пусто. Гениальная догадка, посетившая её в ресторанчике, оказалось пустышкой, золотом для дураков. Интуиция её обманула, поманив призрачным светом.

Детективу Уисли пришло в голову, что одиночество — ещё не самое худшее из лекарств, которыми нас пичкает жизнь. Одинокий остаётся наедине с собой. Но когда лучшая часть тебя, твой талант, не оправдывает возложенной на него ответственности, и ты перестаёшь доверять себе — это, пожалуй, страшнее.

Она сказала об этом Рою. Тот тяжело вздохнул: он понимал, о чём говорит Люси. Он сам переживал кризис доверия к себе, ибо в последнее время усомнился в своей ориентации, которую скрывал из-за Люси, но в которой раньше был твёрдо уверен. Увы, маска приросла к лицу. Ему и в самом деле начали нравиться порножурналы. Иногда ему приходили в голову фантазии о сексе с женщиной, и даже не всегда анальном.

Рой был расстроен, дезориентирован, но его поддерживала мысль о Люси. Так или иначе, он должен быть рядом и помогать ей справляться с комплексами и проблемами.

— Смотри, — повторил он. — Вот полные сведения по пострадавшим от сексуального насилия в том монастыре.

— Знаю. Семеро мужчин, восемнадцать женщин, сорок восемь детей разного пола, три кошки и хомячок, — повторила Люси. Она уже выучила эти данные наизусть.

— И вот данные из роддомов. Через девять месяцев никто из них даже близко не подходил к родильному отделению. Включая мужчин и кошек.

— Постой, — детектив Уисли сжала голову руками. — Тут что-то не так, но я никак не пойму, что именно. Вот что: посмотри, попадал ли хоть кто-нибудь из них в больницу на протяжении всего года.

— Зачем? — спросил Бэксайд, смотря на упругую грудь напарника. Ему пришло в голову, что сиськи могут быть не столь уж и противными.





— Не знаю. Но я чувствую, что здесь скрыто что-то важное.

— Один раз тебе уже казалось, что… — начал было Бексайд, но Люси его перебила. Она тоже в последнее время чувствовала смутное томление, которое должно было во что-то разрешиться.

— Рой, — очень быстро сказала она, опасаясь, что передумает. — Мы ведь сейчас не напарники, не так ли? Так вот, я давно хотела тебе сказать: ты очень напоминаешь мне покойного маму, пока он ещё была папой.

— Это то, о чём я думаю? — не веря себе, переспросил Рой.

— Да, — ещё быстрее сказала Люси. — Поэтому если ты сейчас же не поедешь ко мне на чашку кофе, я трахну тебя прямо здесь.

В этот момент над головой Уисли взорвалась лампочка и осыпала её мелким осколками стекла.

ГЛАВА 21

Владимирильич Лермонтов подтягивался на обрезке водопроводной трубы.

Его мышцы, окрепшие от тренировок и органической пищи, были тверды как сталь. Руки сжимали металл мощным хватом. Лермонтов был уверен, что сегодня он, наконец, сделает это сто раз и тем самым заработает входной билет в безумный мир неограниченного насилия.

Он сделал девяноста семь подъёмов, когда зазвонил мобильный телефон. В воздухе зазвенела зловещая мелодия "Майн Кампф".

Процедив сквозь зубы страшное русское проклятье "do svida

Сначала в трубке раздался треск, потом гудение. Это включился скремблер, шифрующий разговор. Человек на том конце трубке позаботился о том, чтобы его не услышали люди, исполненные любви (из ФБР) и ответственности (из ЦРУ).

— Что там? — раздался голос в трубке.

— Уже, — ответил Лермонтов. — Я послал туда мальчика. Он всё сделал как надо.

— Он не забыл оставить там ту вещь?

— Он всё сделал как надо, — повторил Лермонтов.

— А потом?

— А потом я всё сделал как надо, — сказал Лермонтов, глядя на тихо синеющий труп несчастного отрока.

Он напоил мальчика органической водой с экологически чистым крысиным ядом. Яд придавал воде горечь, но ребёнка было легко обмануть — как и все нормальные американские дети, он никогда не пробовал органическую воду… Мальчик умер в ужасающих муках, которые доставили Владимирильичу несколько приятных минут.

— Хорошо, — ответил голос в трубке. — Теперь слушай. Больше никаких коробок не будет. Вчера они ввели в действие систему радиационного контроля.

— Они что-то подозревают? — уточнил Владимирильич.

Под кодовым словом «они» собеседники подразумевали федеральные власти. Это был приём маскировки коммунистических разведчиков, которому Лермонтова научила мать.

— Не думаю, — после небольшой заминки ответил собеседник. — Кажется, они получили финансирование, вот и всё. Но мы не можем рисковать. План надо реализовывать немедленно.

— Если у меня будет последний сегмент, я готов… — начал было Лермонтов, но собеседник его перебил:

— Ты привезёшь то, что нужно, по тому адресу, который я тебе дам. Там же ты получишь сегмент. Ты должен будешь обработать его вручную и вмонтировать его… увидишь, куда.

— Я уже наметил место, где оно будет размещено, — недовольно сказал Владимирильич.

— Нет. Мы сделаем иначе. Запомни или запиши, — голос продиктовал адрес, который не сказал Лермонтову ничего, кроме того факта, что это был самый центр города.

— И что я должен делать? — уточнил Лермонтов.