Время крови

Видать, он его уже об стволы деревьев сильно обстучал, потому как голова и всё тело были разбиты. Мне показалось, что он специально так поступил, будто целенаправленно нёс его на рогах именно в наш лагерь. Олень бегал по нашей стоянке, сносил палатки, опрокидывал ящики с оборудованием, а тело Афанасия Поликарповича болталось у него на рогах, как на ветвях деревьев во время страшной бури. Мне почудилось в ту минуту, что гнев Божий обрушился за что-то на него. Затем олень сбросил его возле костра, ударил ногами в грудь и помчался прочь. Я всякого повидал, но ни разу до того не представало перед моими глазами столь ужасное зрелище. Когда я к Афанасию Поликарповичу подбежал, он был настолько истерзан, что смог сказать лишь несколько слов.

– А что же олень? – Эсэ подался вперёд, его глаза вспыхнули тревожным огнём.

– Умчался. Я стрелял в него, Александр стрелял в него, почти все наши сделали по выстрелу, но ни одна пуля не попала в оленя. Это невозможно объяснить. Это не поддаётся никакому разумному объяснению…

По мере того как Белоусов рассказывал, Якут становился все мрачнее.

– Это не был олень!

– А то я не видел его собственными глазами! Конечно олень. Самый настоящий олень.

– То была Мать-Зверь.

– Это уж как угодно говори, – кивнул казак. – У тебя свои понятия. Но для меня то был настоящий олень, здоровенный, рогатый и безумный.

Эсэ медленно поднялся.

– Когда это произошло?

– Три года тому минуло. – Казак удивлённо посмотрел на туземца. – А тебе-то что? Слышь, Медведь? О чём задумался?

– Мне надо уезжать. – Чёрные глаза Эсэ прожгли казака насквозь.

– Что с тобой? Я же поговорить пришёл к тебе, я расспросить тебя хотел.

– Мне надо уезжать, – повторил Эсэ и повернулся к Тунгусам. – Я возьму сани, на лошадях быстро не получится. Скоро я вернусь и тогда уеду совсем.

Раскосые лица кивнули ему в ответ. Белоусов продолжал лежать некоторое время у костра, пытаясь понять поведение Эсэ.

– Что с ним? – спросил он Тунгусов, но они лишь пожали плечами.

Вскоре снаружи послышался скрип полозьев, и Белоусов вышел из чума.

– Медведь, куда ты сорвался?! – крикнул он, увидев Якута на санях.

– Теперь я знаю, кого искать.

– Что ты хочешь сказать?

– Мне нужен сын того, кого убил олень! Его кровь я должен пустить на снег! – Он стегнул оленей, и сани сорвались с места.

– Чёрт возьми, о чём он говорит? – Белоусов оглянулся как бы в поисках ответа. – Чем ему Галкин досадил? Впрочем, какое мне дело до причины? Я должен остановить его, иначе будет беда! Аким! Организуй-ка мне упряжку! Аким, ядрёный корень, где ты там?

***

Эсэ ехал быстро. След от саней Галкина был глубок, и олени бежали без особого труда. Александр успел уехать далеко, но с ним в санях был ещё Селевёрстов, и снег у них на пути лежал девственный, дорогу приходилось прокладывать заново. Эсэ имел все преимущества. Он гнал упряжку без остановок.

– Убью Александра, тогда и дам оленям отдых. Там спешить будет некуда, – рассуждал он.

И вдруг он услышал звук бубенцов позади.

– Кто же это? – Якут обернулся, не сбавляя скорости. Он стремительно нёсся вниз по крутому спуску, и тот, чьи колокольцы услышал, был ещё скрыт от него вершиной холма. Эсэ оглянулся несколько раз и в конце концов увидел погоню. В том, что это была погоня, он не сомневался. Оленями правил казак Белоусов, Эсэ узнал его с первого взгляда.

– Медведь! Остановись, чёрт тебя дери!

Эсэ потянул поводья, и олени стали как вкопанные. Продолжать скачку не имело смысла. Сани Белоусова мчались быстрее, так как скользили по уже хорошо накатанному снегу.

Якут спрыгнул с саней и выпрямился.

– Зачем едешь за мной? – спросил он, едва Белоусов подкатил к нему.

– Поговорить хочу, – ответил казак, громко дыша.

– Мы уже разговаривали. Много слов – много времени. Я спешу. – Эсэ отступил на шаг.

– Подожди, не торопись. Ты хочешь добраться до Александра. Ты намерен убить его, ведь так?

– Да.

– Зачем ты хочешь убить его?

– Он сын своего отца. Он продолжение его плоти, его крови, его жизни. Он несёт в себе вину за убийство! – Глаза Эсэ сверкнули; увидев, что Белоусов двинулся к нему, Эсэ достал нож.

– Какое убийство, Медведь? Остынь! Объяснись! – Белоусов медленно шагал вперёд, в его руке тоже сверкнул длинный нож. – Чем насолил тебе Александр?

– Его отец застрелил моего отца. – Эсэ неподвижно ждал приближавшегося казака. – Я должен отомстить.

– Откуда тебе известно? Почему ты думаешь, что это был Галкин?

– Мне рассказал Чича, он видел. После того как пули попали в моего отца, выбежал олень и насадил убийцу на рога. Три года назад…

– Так вот как ты понял, кто сын убийцы… После моего рассказа… Но ты знаешь не всё, Медведь, ты не знаешь, почему твой отец заманил к себе Афанасия Поликарповича…

Они держались на расстоянии двух шагов друг от друга, медленно передвигаясь по кругу.

– Мне не нужно знать больше ничего, – резко ответил Эсэ, – я чувствую с тех пор вкус крови во рту.

Казалось, они двигались по кругу целую вечность, глядя друг другу в глаза и выставив перед собой ножи. Ни один не сделал лишнего движения, оба мягко переступали влево, выжидая внезапного выпада противника. Они были примерно одного роста, но Белоусов превосходил Якута весом и мог запросто сбить Эсэ с ног, столкнувшись с ним плечами. Дикарь понимал это и не хотел подпускать казака к себе.

Белоусов не выдержал первым, сделал выпад и едва не достал Эсэ лезвием. Он был ловок и на редкость проворен для своих лет, но молодой таёжный житель двигался быстрее. Он отклонился и свободной рукой стиснул руку врага, вооружённую ножом. И тут Белоусов почувствовал всю ужасающую силу противника. Мышцы его мучительно свело, все связки и сухожилия готовы были лопнуть от напряжения, в глазах потемнело. Он попытался оторваться от соперника, увидев кончик ножа совсем близко от себя, но только ослабил свою позицию. Якут дышал носом, сжав губы, и пар из его ноздрей бил Белоусову в лицо.

– Держись, косоглазый! – гаркнул казак и ударил врага головой в лоб. Он вложил в этот удар всю силу своего отчаянья, всю надежду, всю ярость последней в жизни схватки. Где-то глубоко внутри он уже знал, что победа достанется не ему, и в этом знании таилось его поражение. Получив удар в лоб, Эсэ качнулся от неожиданности, потерял равновесие и опрокинулся на спину. Белоусов помедлил секунду, видно, тоже несколько сотрясённый ударом головы.

И это промедление позволило Эсэ приготовиться к следующему рывку казака. Как бы долго ни продолжалась схватка, её исход всегда зависит от одного мгновения, всё остальное время схватка представляет собой танец, повторяющий одни и те же движения. Мгновением, решившим этот бой, была секундная заминка Бориса Алексеевича Белоусова. Когда он бросился, наконец, вперёд, взмахнув ножом, Эсэ ловко откатился в сторону и встретил казака ударом лезвия в бок.

Матёрый вояка, прошедший через все превратности судьбы, охнул. Сжавшись в комок, он попытался закрыться от второго удара, но Эсэ был быстр, как молния, и вонзил нож в грудь. Внезапная опасность и быстрая смерть – как часто казак сталкивался с тем и другим, но в этот раз смерть выбрала его.

– Уходи, – проговорил дикарь, придавив руку Белоусова, всё ещё крепко сжимавшую оружие, – уходи спокойно. Ты хорошо дрался. Ты настоящий воин. Я сохраню о тебе добрую память.

Закрывая глаза, Борис Алексеевич успел заметить на вершине снежной горы очертания оленя. Возможно, это было обычное животное, но Белоусов почему-то подумал, что на его смерть пришла взглянуть Мать-Зверь, взявшая под своё покровительство Эсэ.

– Остынь, – прошептал казак онемевшими губами, – остынь… выслушай… Афанасий Поликарпович успел передать… перед смертью… тот человек… твой отец… хотел отомстить… за сестру…

– Мой отец хотел отомстить за свою сестру?