Случайный попутчик

Око Империи неторопливо разобрался в комнате, он уважал порядок. И только когда он начал развешивать в шкафу оставшиеся одежды, обнаружил, что воры унесли его повседневный рабочий кафтан. С письмом Императора в секретном внутреннем кармашке. По въевшейся в его характер привычке, Око отложил размышления на потом, а прежде всего поднял решетку, загнав собак-людоедов в конуру, и со свечой спустился в комнату-ловушку. Вонь в этом подземелье ему не мешала. Три трупа, уже сильно попорченных собаками. Еще один явный гиль – волосы обрезаны второпях, так цирюльники не стригут. Но кафтана не было. Отвалив каменный блок в стене комнаты-ловушки, перетаскивая трупы из спальни и бросая их в яму под ней, Око Империи хладнокровно рассуждал: сообщать в посольство о потере письма, о котором там никто не знает – не надо. Воры читать не умеют. Письмо бросят в огонь. Это один путь письма. Второй путь письма – воры покажут письмо грамотному человеку. Тот поймет содержание письма и попробует продать его – и гилям и чугам. Будет поднимать цену до Светила, бегая из одного посольства в другое. Так и попадется. Третий путь письма: воры отнесут письмо книготорговцам или писарям с Площади. Значит надо приказать своим людям среди воров в порту и в Гавани лучше слушать разговоры, подкупить книготорговцев и писарей с Площади. И перехватить письмо. Наверное, есть и другие Судьбы у письма Императора, но эти три – самые вероятные. Труп молодого гиля, помешавшего собакам полностью выполнить свою работу, он им и оставит на ночь. Пусть полакомятся свежатиной. Рабов сейчас мало, они еще мало умирают, кормить собак нечем, рыбу они едят плохо. Вот и славно, пусть им этот гиль будет наградой за труды.

Око гнал от себя навязчивую мысль, что нападавшие работали по заданию гилей. Или сами были воинами гилей. С этим ничего поделать было уже нельзя. Но он отомстит гилям: его люди уже добрались до Срединных и Зеленых Земель. Месть настигнет гилей позже, но зато это будет сокрушительная месть.

Он вернул каменный блок на его место в стене, поворотом рычага из спальни вновь выпустил собак-охранниц в комнату-ловушку, съел лепешку, выпил полстакана вина, положил полупики рядом с ложем и задул свечу. Сегодня у него был трудный день. Но впереди – гораздо более трудные. Два-три глубоких медленных вздоха и сон до утра освободит его от оков Долга.

А карманник Блоха в это время все еще прятался на Торговом Рынке, работающем даже ночью, в пустой лавке молодого кожевенника, того самого, который его нанял на легкую, как он сказал, работу: порыться в доме Управляющего Невольничьим Рынком, поискать тайники после того, как его молодцы прикончат Управляющего. И Блоху он на эту работу нанял только потому, что страшила Душитель знал и кожевеннику пересказал, что Блоха уже лазил в дом к Управляющему и прятался в нем и подсматривал и про подземную комнату-ловушку знает. Только не знал Блоха про пики, что замелькали в руках Управляющего. И про двух страшных чугских собак-людоедов, которые чуть не схватили его, когда полегли налетчики вместе с молодым кожевенником, он тоже не знал. Все тогда бросил Блоха, только кафтан Управляющего с собой унес. Дурак, чуть жизнь не потерял, а нашел в карманах кафтана всего только десяток серебрячков, да еще в потайном кармане письмо небольшое, на бумаге дешевой, толстой, из такой только бумажный змей клеить. Хорошо, что темно было, и Управляющий никак его не узнал и не запомнил. Раз Управляющий живой остался, кафтан надо с пирса в воду бросить, а письмо в костер бросить, когда ночная стража бодрящий напиток варить будет. А, может, сбегать в известный ему воруй-городок, да и продать там кафтан?- подумал Блоха. И тут же выбросил эту мысль на пол, и еще ногой ее растер – он предупреждение получил, шепоток в голове, которому верил как никому: «Выгадаешь серебрячок, потеряешь жизнь». Ладно, пора идти, кафтан топить и бабку домой проводить, ночью плохо видеть стала, спотыкается. Или дать ей письмо посмотреть? Она хоть и неграмотная, а иной раз положит руку на письмо и будто читает, и все верно читает, люди сами потом приходят и говорят спасибо. А иной раз ничего в письме не видит и говорит: пустое это все. Бабка всю семью кормит, конечно, одна на весь порт Дикка хорошая гадалка.

– Бабка, пошли? – Блоха взял под руку бабку и повел домой. Люди на Площади расступались из уважения к бабке, ходить с ней было не зазорно. И вдруг бабка остановилась и спросила:

– Что за гадость ты в дом собрался нести? Что у тебя в мешочке твоем воровском за пазухой? Сколько раз тебе говорила – ничего ворованного и чужого не держи на груди, вредно это для здоровья. Что за Судьба несчастная у этого парнишки!… Ни к чему не способен, только воровать! Ну-ка покажи!

Блоха дал ей в руки сложенное во много раз письмо. Бабка положила письмо на ладонь и нахмурилась. Приложила письмо ко лбу и опять нахмурилась.

– Где ты это взял? – бабка тряхнула его так, что Блоха чуть себе язык не откусил зубами. Отвел глаза, пошаркал ногой – мол, сама понимаешь… – Тут очень плохое написано. Это надо либо Главе отдать, либо другому важному человеку. Стой, не тащи меня! – Бабка подумала. – Нет, тащи обратно на Площадь!

– Бабка, да ведь ночь уже, кто за гаданием придет?

– Тащи! Я позову одного человека… – Пришлось обратно на Площадь волочиться.

На Площади в любое время народу много, но бабкино место около масляного фонаря все обходят и низкую ее скамеечку не трогают – бояться. – На! – бабка дала внуку серебрячок. – Купи себе пирожок!

Блоха пошел, но, конечно, не за пирожком – что он, сопливый, что ли? – а в Игорный Дом поставить на кон в кости, проигрался тут же, а после загляделся на фокусников, что приехали с торговым караваном из Стерры: молодые ребята, ловкие, ножи мечут, из лука стреляют, стеклянные шары и факелы бросают. Работать в ночной толпе возможности не было никакой – ушлый ночной народ все свои кошели в руках держал. А когда вернулся, бабка на него накинулась:

– Я тебя жду-жду, ты что, повозку пирожков купил и все съел? Тащи меня домой! Вот! – подмигнув, кивнула на свой кошель. И тем непонятным чувством, которое постепенно делало Блоху хорошим карманником, только пальцем дотронувшись до бабкиного кошеля, он понял, что в нем среди серебряной и даже медной мелочи лежит большой тяжелый Империал.

– Чужак что ль дал? – угадал Блоха. Не трудно угадать: Империалами только Чужак за все хорошее для себя платит. А их у него – ну, как сейчас звезд на небе.

В своей комнате в гостинице Кадет несколько раз перечитал письмо Императора к Оку Империи. Повертел лист бумаги в руках, посмотрел его на просвет. Вгляделся в четко нарисованные буквы убористого текста. Жаль, что он оказался бесталанным и беспомощным графологом – так и не освоил эту древнюю увлекательную профессию, хотя от скуки дважды приступал к ее изучению в томительной экспедиции много лет назад. Было бы интересным и полезным понять характер Императора чугов. А важность и достоверность случайно полученной информации не оставляла сомнений. Осталось решить: дождаться утра или передать ее немедленно. Жизнь научила его двум совершенно диаметральным правилам: не откладывай и – не торопись. Случалось, что он не торопился – и проигрывал. Бывало и наоборот. Статистику он не вел, но предполагал, что она – пятьдесят на пятьдесят.

– Прочти! – передал он письмо Монаху. Тот торжественно водрузил на нос приобретенные накануне очки в серебряной оправе, взял лист, повертел его и только потом прочел. И ахнул:

– Да этому же цены нет!…

– Лень идти. Может быть, кого-нибудь послать? Я путаю соглядатаев – какие от нас, а какие от чугов. А ты?

– Я их вообще не вижу! Даже в очках,- хмыкнул Монах.

– Что у тебя с глазами, старина?

– Один лекарь говорит: «Темная вода». Я ему опять хорошо заплатил. «Это не лечится», – говорит. Другой сказал – «Желтая вода». Я ему снова заплатил. Нет, говорит, у тебя «Желтая вода», еще долго видеть будешь. Дал склянку с отваром, промывать надо каждый день. Кому верить?