Страница 32 из 169
– Значит надо сильно ударить по ноге около колена и голова перестанет болеть, мастер Каддет? – он никогда не слышал такой ее голос, мелодичный и глубокий.
– Надо знать точное место. Ведь тот человек только узнал, первым узнал, что боль, короткая боль в одном месте убивает длинную, сильную и повторную боль в другом. Так научились лечить разные боли.
– В твоей стране, мастер Каддет?
– Да, принцесса. А потом узнали много таких мест на теле… А есть еще лучше способ… Но он годится только для тех, кто готов довериться…
– Откуда ты, мастер Каддет? Если ты ответишь – это не важно, что мы не одни? – Кадет услышал усмешку в ее голосе.
– Я – с Холодных Земель, принцесса. Это не секрет. Там я многому научился. И на других Землях тоже. Я знаю свою вину перед тобой, принцесса: ведь это я ударил тебя тогда, в бою, в голову. Поэтому она болит. Я хочу вылечить тебя. Я сумею.
– Лучше бы ты меня тогда убил… – прошептала принцесса. Глаза у нее были открыты.
– Я чужой человек на ваших Землях,- мягко произнес Кадет. – Я не знаю, во что ты веришь. Я верю в Судьбу. Я верю, что раз тогда в бою я не убил тебя, значит, у тебя есть другая Судьба.
Принцесса ему не ответила, она лежала молча, смотря в потолок навеса повозки. Потом она заснула. А Кадет заснул не сразу. Сначала его беспокоили тревожные мысли, а позже, впервые, он принял восторженную и, наверно, случайную ментограмму Монаха: «Какую книгу я нашел, Каддет!…», похоже, с Монахом все было в порядке, потому что ментограмма была серебряного цвета и звонкая.
Весь следующий день и еще два дня прошли как обычно, принцесса опять словно не замечала Кадета и не разговаривала ни с кем. Настроение у лорда Барк падало по мере приближения порта. Он ничего не говорил Кадету, ни единым жестом не проявлял своих чувств, и такая выдержка вызывала уважение.
Но вот сегодня днем Кадет надел на лицо маску и выглянул из повозки, окинул взглядом небо и горизонт и сказал, словно в никуда:
– Сегодня будет сильная гроза, принцесса. – Он был уверен, что она, сидевшая к нему спиной, а лицом к грязноватой коже навеса, услышала его.- Ты, наверное, чувствуешь ее приближение. Разреши мне помочь тебе!
Спина пленницы вздрогнула, она повернула к нему голову, и он увидел дрожащие губы и светлые большие глаза, в которых стояли слезы. И еще слезы висели на ресницах. Такие же слезы боли в глазах он видел уже – у матери, ее единственные в его жизни слезы. Это ее человеческая часть откликнулась на их последнее прощание: племя отвергло его, мать отказалась следовать за ним, и он уходил дальним рейсом и, наверное, навсегда, в Синюю галактику, к новангам.
– Почему ты тогда не убил меня!? – принцесса качала головой из стороны в сторону, глаза у нее плыли, слезы бежали по горячим щекам, губы были искусаны.
У Кадета дрогнуло сердце. Дитя, девочка…Ладно, будь что будет, древние говорили: поступай как должно, а потом будет так, как будет. Дальше он действовал на автомате: шагнул вперед вглубь повозки, мягкой рукой, но сильно и властно толкнул принцессу в лоб, чтобы она упала на свое ложе – она упала на спину. Сел рядом, вынул из кармана плаща бутылочку с бальзамом, намочил тряпицу, дезинфицировал нужные зоны, левой рукой прикрыл стекленеющие от приступающей боли глаза девушки, а правой рукой – одну за другой безошибочно-точно ввел девять игл в лицевые и височные точки по схеме «Горячая голова». Конечно, если бы у него был под рукой сканер-томограф из медицинского отсека «Робинзона», он бы для полной гарантии провел еще пару игл в края костной трещины…
– Спи!- шепнул он не сопротивляющейся принцессе. – Я разбужу тебя! – Посмотрев ему в глаза, она послушно опустила веки. – Не бойся, девочка, – шептал он у нее над головой.- Спи!…
Он удобно сел, привалился спиной к деревянному борту повозки, несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул воздух… Одно сомнение тревожило его – он не мог знать заранее, что он инициирует в подсознании и сознании принцессы.
Кадет не знал, в каком возрасте нованги обучили его этой высочайшей биотехнике. Эту тайну нованги тщательно прятали от своих воспитанников. Никто из них не помнит этот час – всего лишь один час обучающего, инициирующего транса, который изменяет их Судьбу и способности, открывает новые возможности и таланты. Кадет не знал, забыл себя прежнего, неинициированного, не мог оценить, как глубоко они изменили его Судьбу, но он понимал, почему они это сделали – слишком большие потери от несовместимых с жизнью болезней и травм несли их работающие по одиночке наемники-изыскатели на неистовых диких планетах, даже располагая самыми современными лекарствами. Ибо ни одно лекарство не поможет, как должно, если сам организм не встроит его в свою систему самовосстановления в трансе медитации.
Полузакрыв глаза, Кадет сосредоточился, сконцентрировался на грудной чакре. Она, воспитанная всей длинной его жизни и тренировками, как шестнадцатилепестковая чаша, возлежала в центре его груди, сейчас – сапфировая, наполненная мерцающей густой синей субстанцией, синим огнем, которому ученые так и не дали название. Субстанция чуть волновалась в чаше, заполненной до краев. Последний раз Кадет медитировал достаточно давно, еще у Пограничных Ворот, и сейчас в чаше накопилась чистая и горячая энергия. Ее синь была редкостно чиста.
На разных планетах и в разные времена этой чаше и этой энергии даются разные названия. Тысячелетия проходят, а объяснения божественной силы субстанции как не было, так и нет. И в примитивных цивилизациях, Кадет это видел, и в самых развитых планетарных системах, где он работал и учился, о том, что творит эта сила известно одно и то же: перелитая от одного человека другому, эта сила немного, но безраздельно изменяет способности человека получившего ее. Изменяет непредсказуемо. Эта сила есть в любом человеке, иногда ее немного, редко – ее очень много. Она всегда присутствует у горячо любящих матерей и истинных целителей, в расцвете их талантов, потому что приносит человеку способность инстинктивно, бессознательно чувствовать радости и печали других. И видеть суть. Вещей, событий и людей. У одних людей она пробуждает к жизни интуицию, третий глаз, Неспящий охранитель, у других – обучает уже существующего Неспящего охранителя до высот глубокого и безошибочного предвидения, превращая таких, несчастных, в оракулов, провидцев и пророков. И это делает жизнь таких людей сложней и драматичней. И еще и всегда – эта субстанция излечивает многие болезни тела, своего и чужих тел.
Эту силу можно передать всего лишь двумя путями, но самый верный способ – контактом одноименных мизинцев рук в трансе медитации.
Кадет взглянул на принцессу – подступающая боль лишила ее сил сопротивляться, сейчас она в медитации подавленного сознания, готова… Он сомкнул свои и послушные руки девушки крест накрест: левую ладонь – к левой, правую – к правой, поднял голову…
Осторожно наклоняя чашу, сначала по каплям, а затем мощной струей по белому меридиану своей левой руки из кончика отчаянно затрепетавшего мизинца, он стал переливать в холодный мизинец хрупкой левой руки принцессы жар и обжигающий огонь, колючий лед и холод, туман плазмы, ослепительный свет и черный каменный мрак смерти, все богатство цвета и звука – все, из чего состоит субстанция, а из правой тонкой ладони вбирать в себя холод, грязь, мертвое…Это было очень трудно – вливать, проталкивать свою субстанцию сквозь узкий, спавшийся канал белого меридиана принцессы. Раз за разом субстанция Кадета с силой заполняла и согревала канал, и в теле девушки субстанция разделялась на двенадцать разноцветных струй – и они находили свое место, каждая – свой меридиан в ее теле, заполняли и исцеляли его… И изменяли девушку, на короткое время превращая ее в подобие ее целителя.
Тело принцессы начало откликаться – напрягалось и расслаблялось, поднимались и опускались веки ее глаз, морщился лоб, губы бормотали какие-то невнятные слова… Шло время, шло для тех, кто подсматривал за этим пугающем таинством, но там, где были принцесса и Кадет, времени не было, а была словно пауза, вневременное внепространство. Переход.