Проще простого

Виллем нехотя кивнул.

— Но, мастер, неужели нельзя что-нибудь придумать? — спросил он. — Вы уж придите, помогите нам — а там видно будет.

— Правильно, Виллем. Хороший подход. Сначала ввяжемся в бой, а там — будь что будет. Я к вам приду, свергну Тирана, а потом вы начнете свергать меня. Кого же, интересно, вы призовете для этого?

Магистр ничего не ответил. В ночной тишине он слышал, как бьется сердце. Оно отстукивало ритм, в котором Виллем слышал — тщетно, тщетно, тщетно, все тщетно. Неужели мастер не согласится? Он — последняя надежда, без Дарика все обречено.

— Дайте мне время подумать, — неожиданно сказал мастер. — Если я соглашусь, то приду через семь дней. Но если вы не дождетесь меня до восхода — забудьте дорогу сюда. Да, есть еще некоторые мелочи, но о них я говорить не буду — не к чему забивать вам голову.

Вернувшись в Орлиное Гнездо, магистр Виллем развил бурную деятельность, стараясь использовать отведенное ему мастером Дариком время с максимальной пользой. О том, что случится, если будущий Вождь все же не придет, Кантертайн старался не думать.

— Скажи, — спросила жена, — ты на самом деле размышлял целую неделю?

— Нет, конечно. На самом деле, решение-то я принял почти сразу. Но надо было дать время Виллему.

Мастер Дарик пришел в Орлиное Гнездо тихо, спокойно и буднично. Проскользнув мимо летучих мышей, верных соглядатаев Ночной Стражи, он подошел к воротам, негромко постучал дверным молотком и сказал выглянувшему стражнику:

— Дорогой мой, будьте добры: передайте уважаемым магистрам, что к ним пришел мастер Дарик.

Долго ждать ему не пришлось.

Все уже было готово, ждали лишь, явится он или нет. Теперь же, когда восстание обрело Вождя, почтовые стрижи разнесли эту весть, и по тайным горным тропкам, по неприметным лесным стежкам потянулись к Орлиному Гнезду повстанцы, то поодиночке, а то группами, во главе с суровыми молчаливыми вожаками.

Мастер, вернувшись в свои покои, переоделся из потертого джинсового костюма в привычные тунику и мантию, сменил кроссовки на поскрипывающие кожаные сапоги. Вскоре ему принесли Меч, и мастер надел перевязь с ножнами.

— А где Кузнец? — спросил Дарик.

— Занят, — ответили ему. — Понимаете, мастер, восстание. Нужно ковать много оружия.

— Ну-ну, — понимающе хмыкнул Вождь.

Вечером третьего дня после возвращения Дарика домой армия мятежников окружила Черный Замок.

После военного совета мастер Дарик долго бродил по лагерю. У костров его радостно приветствовали, теснились, освобождая место, предлагая перекусить вместе с ними, чем бог послал, протягивали вино. Дарик пробовал ложку-другую варева, вежливо отхлебывал из простецких оловянных кубков, улыбался шуткам и шутил сам. То тут, то там барды пели Песню, и при ее звуках мгновенно суровели вчерашние крестьяне, принимались подтягивать тетивы луков, проверяли пальцем остроту клинков. Тот, кто сложил Песню, постарался на славу, даже сам Дарик, всегда слывший скептиком и вольнодумцем, любившим подчеркивать свою независимость и отстаивать ее, даже если на нее никто не покушается, принимался отстукивать ритм кончиками пальцев по пряжке ремня. Только порой предводителю восставших казалось, что при его приближении барды замолкают, не всегда допевая до конца. Ну что ж, это их бардовское дело. Не хотят петь — пускай их, мастеру достаточно тихого треньканья струн, ласкаемых умелыми гибкими пальцами.

Виллем подошел сзади, осторожно тронул мастера за плечо. Дарик обернулся.

— Да, Виллем?

— Мастер, негромко сказал магистр, — шли бы спать. Завтра — бой. Не стоит ли отдохнуть?

— Да я еще не устал, — улыбнулся мастер.

Но спорить не стал и отправился в свой шатер, где лег в постель и быстро заснул. Ему снилась жена.

— Что, правда? Врешь ведь! Льстишь! Приукрашиваешь!

— Докажи!

— Как?

— Не знаю. А я про эту вспомню… как ее… презумпцию невиновности. Фу, какое слово придумали — презумпция. Язык сломаешь, пока выговоришь.

— Ладно-ладно, подсудимый, когда-нибудь Вы еще признаетесь в совершении ужаснейшего на свете преступления: обмане жены. А пока — прошу Вас, говорите дальше.

Утро радовало глаз синим небом, желтым солнцем, теплым ветром, вкусным завтраком.

«Не так должна выглядеть война», подумал Дарик, жуя теплую свежую булочку. «Слишком жизнерадостно. Тем мрачнее будет контраст, когда прольется первая кровь. Лучше уж — чтобы небо заволокло тучами, да еще дождь, и ледяной ветер до кучи, и много-много воронов за компанию. А лучше всего — белый флаг над главной башней Черного Замка».

И тут запели трубы, распахнулись ворота Черного Замка, и белый флаг взмыл в небо над выехавшей процессий. Трое рыцарей на огромных черных жеребцах, закованные в глухие вороненые доспехи, в клювастых шлемах с опущенными забралами двинулись к осаждающим. Дарик ожидал этого.

Прибежал Виллем, успевший надеть поверх измятого черно-зеленого камзола серебристую кольчугу и опоясаться мечом.

— Мастер, — еще издалека крикнул он, — мастер, Тиран предлагает перемирие.

— Зачем? — равнодушно спросил мастер.

— Он хочет вести переговоры о сдаче. Но передает, что будет говорить только с Вами.

— Переговоров не будет, — сказал Дарик. — Виллем, дорогой мой, это исключено.

— Но почему? — растерялся Кантертайн. — Если он сдастся… Мы можем сохранить жизнь нашим людям.

— Магистр, — твердо повторил Дарик. — Переговоров не будет. Мы будем штурмовать замок. Вы просили меня прийти и стать Вождем, и я считал, что это значит — вы будете слушать то, что я вам говорю. Если я понял владык Орлиного Гнезда неправильно, то готов вернуть Меч и вернуться домой. С песней, правда, сложнее, из нее, как говорится, слова не выкинешь… Но, думаю, милый мой магистр, вы что-нибудь придумаете.

— Что Вы, что Вы, — смутился Виллем, — я не это имел в виду. Не будет переговоров — значит, не будет. Сейчас передам Ваш ответ парламентерам.

Он убежал обратно, сутулясь, меч путался у него в ногах.

«Зачем он вообще взял оружие», подумал Дарик. «Когда мудрец пытается выглядеть как воин, это порой очень смешно. Хотя… Интересно, а как со стороны выгляжу я?»

Войско строилось для битвы. Двигались полки, специально отобранные воины несли лестницы, другие выкатывали катапульты, бросавшие в Черный Замок тяжелые камни или горшки с горючей смесью, прочерчивавшие небо черными дымными полосами. Тучи стрел взметнулись ввысь, осыпали несокрушимые мрачные стены. Оттуда ответили — тоже стрелами, камнями, горшками с горючей смесью.

Осаждавшие подкатили к воротам таран, осажденные окатили его кипящим маслом. Кто-то истошно кричал, катаясь по земле, а кто-то падал, не успев издать ни звука.

Так начался штурм.

— Страшно было? — спросила жена.

— Не очень. Было как-то тяжело на душе. Я-то знал, что для меня все кончится хорошо. Ну а те, кто шел за нами… Да что там «за нами» — за мной, конечно… Многим из них пришлось умереть.

— Ты так был уверен в себе?

— Ну, ты же знаешь — я не в себе был уверен, а совсем в другом человеке.

— Пока все в порядке, — сказал Виллем. — Только потери… Больше, чем мы ожидали.

— Кровь — это неразменная монета, которой платят за свободу, — отозвался Дарик. — Наверное, нам пора.

Маги Орлиного Гнезда вступили в бой. Сторонний наблюдатель ничего бы не понял, подумал бы просто, что — вот, стоят пожилые люди, некоторые стары настолько, что опираются на высокие резные посохи, и смотрят на разворачивающееся сражение. Но именно в этот момент Желания восставших волшебников столкнулись с Желаниями тех, кто оборонял Замок. Некоторое время Ночной Страже удавалось держаться. А потом в дело вступил мастер Дарик, и сопротивление осажденных стало слабеть. Очередной удар тарана, подкрепленный Желанием Вождя повстанцев, расколол, наконец, ворота. Несколько минут спустя рухнула одна из привратных башен, хороня под обломками воинов обеих армий. Когда осела туча пыли, в стене открылся неровный пролом.