Белые голуби

Еще решительнее сказано было в высочайшем повелении, объявленном около того же времени министром юстиции князем Лопухиным одесскому генерал-губернатору герцогу де-Ришелье относительно скопцов, появившихся в Одессе. Велено было: «впредь поступать со скопцами, как с врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов духовных и гражданских». Столь важное постановление не было однако же распубликовано и осталось безгласным, хотя впоследствии и делались на него ссылки.

Что было причиной столь быстрой и крутой перемены взгляда правительства на скопцов? Можно предполагать, что виною тому был московский митрополит Платон. Император Александр Павлович поручил ему составить записку о скопцах, и знаменитый Платон дряхлеющею рукой начертал «Разъяснение хлыстовско-скопческого вероучения» в двенадцати главах. Митрополит представил скопцов врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов духовных и гражданских. Это его выражения. Под влиянием Платоновой записки и было объявлено высочайшее повеление герцогу де-Ришелье 25 июля 1806 года. Друзья скопцов успели однако вскоре убедить государя, что Платон написал на скопцов сущую напраслину, легковерно поверив дошедшим до него ложным сведениям об их обрядах и верованиях. Дело пошло по-прежнему.

В указе 8 января 1807 года сказано: «а в случае открытия впредь скопцов, действительно себя оскопивших, поступать с ними на сем же основании», то есть отдавать в солдаты. С этим первым общим о скопцах постановлением возникло и недоумение: как понимать выражение всех, действительно себя оскопивших. Всех ли действительно оскопленных, или одних самооскопителей? Если принять первый смысл, нельзя объяснить последующих узаконений; если же второй, то все скопцы, оскопившие себя не своими руками, не подлежат наказанию, чего нельзя согласовать с высочайшим повелением поступать со скопцами, как с «врагами человечества».

В следующем 1808 году, октября 8-го, последовало пояснение: «всех оскопивших себя, кроме тех, кои имеют от роду менее четырнадцати лет, отдавать в военную службу, а оскопившихся малолетних оставлять у помещиков и в селениях до семнадцатилетнего возраста, по прошествии же оного и их туда же отдавать, зачитая помещикам и селениям тех из них, кои окажутся годными к военной службе, за целых, а малорослых и имеющих более тридцати пяти лет — за половину рекрута; старее же пятидесяти лет совсем не зачитать».

Здесь представляется прежняя неясность или двусмысленность в выражениях: «оскопивших себя» и «оскопленных». Но так как оба эти выражения встречаются на этот раз в одном указе, то это и должно было вести к тому, чтобы распутать дело и вывести истинный смысл буквы закона. Взрослых, «оскопивших себя», отдавать в солдаты, малолетних «оскопленных» подвергать тому же, когда они будут на возрасте — таков буквальный смысл, но, конечно, не разум указа. Быть не может, чтобы малолетний подвергался наказанию за то, что прощается взрослому, и, сверх того, за такое преступление, о котором он, по неразумению, не может еще иметь надлежащего понятия. Следовательно, выражение «оскопившие себя» должно принять в том же смысле, как и «оскопленные», или вообще скопцы; другого объяснения допустить нельзя. Это согласно и с выражениями, употреблявшимися в то время в переписке о скопцах. Дела того времени в заголовках надписывались: «о таких-то людях, самовольно себя оскопивших», между тем как из самого дела видно, что они вовсе не сами оскопились, а были оскоплены другими. Приняв правильный смысл, закон все еще оставался несправедливым: ребенок, не будучи в состоянии понять значения оскопления, к которому его уговорили или приневолили, достигнув совершеннолетия, наказывался наравне с изувером, совершающим заведомо и с полным сознанием столь важное преступление! Как бы то ни было, но указом 1808 года повелено: «всех скопцов, не исключая и малолетних, отдавать в солдаты».

Такое распоряжение было, как мы уже заметили, следствием неосновательного мнения, представленного орловским губернатором Яковлевым, будто оскопляют себя и своих детей ради избежания военной службы. Это мнение, впоследствии вновь возникшее (в 1822 году, вследствие донесения курского вице-губернатора), доказывает, что сущность скопческой ереси тогда не была еще достаточно знакома законодателям, и что они, не зная, по всей вероятности, «Разъяснения» митрополита Платона и позабыв высочайшее повеление герцогу де-Ришелье, впали в ошибку.

С отдачей скопцов в солдаты, законодатели доставили им новое средство распространять свою ересь. И действительно, с этого именно времени начинают встречаться оскопленные солдаты сотнями, и не только солдаты, но даже штаб- и обер-офицеры, обращенные в ересь скопцами, разосланными по полкам, портам и гарнизонам. Военно-судных дел о скопцах разом возникло множество. Все открытые по этим делам скопцы из военных отличались твердостью в своих верованиях, решимостью и изуверством. Так, например, штаб-капитан Созонович, сосланный в 1819 году в Соловецкий монастырь, и там успел соблазнить и оскопить до тридцати человек из тамошней инвалидной команды. Замечателен еще следующий факт: пока скопцов не отдавали в солдаты, пока у скопцов не было единомышленников в армии между офицерами, до тех пор при всяком случае они откровенно говорили, кто был их оскопителем. Теперь они стали упорно скрывать об этом. Такое упорство было повсеместно и вызвало 14 марта 1812 года следующее высочайшее повеление, последовавшее по всеподданнейшему докладу министра внутренних дел о скопцах, обнаруженных в Рязанской губернии «объявить тем скопцам, которые будут скрывать, где они оскоплены, что с ними поступят как с ослушниками, а тех, которые чистосердечно признаются, отнюдь не преследовать»

Только в 1816 году правительство обратило внимание на вышеуказанное обстоятельство, и комитет министров нашел, что закон 1807 года не достигает цели, так как скопцы распространяют ересь в полках и гарнизонах, приобретая там новых последователей. Поэтому комитет полагал: отдавать скопцов на службу в Сибирь и в Грузию, а неспособных ссылать в Иркутскую губернию. Император Александр Павлович повелел (4 августа 1816 года) поступать таким образом лишь с главными скопцами и с оскопителями; из чего следует, что с прочими скопцами должно было поступать на основании прежних постановлений, то есть отдавать в солдаты, с оставлением на местах.

Это положение комитета министров опять не могло соответствовать своей цели, заключая ошибку не менее важную, как постановление о рассылке скопцов по полкам. Восточная Сибирь считается скопцами обетованною землей, там, по их верованию, находится их отец-искупитель, оттуда он должен придти для окончательного утверждения своей ереси. Потому скопцы шли в Иркутскую губернию с радостью, говоря, что промысл божий видимо и явно совершается над ними, что отец-искупитель, верный своему обетованию, собирает вокруг себя своих детушек, и проч. Сверх того петербургские скопцы посылали сибирским значительные суммы денег, собственно для распространения скопчества, о чем неоднократно производились дела. Таким образом, Восточная Сибирь сделалась новым гнездом и притоном скопчества, и эта ересь до того начала там распространяться, что правительство впоследствии принуждено было издавать особые постановления относительно оскопляющихся ссыльных поселенцев и даже каторжных.

В 1816 году (27 октября) последовал указ о том, что оскопление, как преступление, близкое к самоубийству, всемилостивейшим манифестом не прощается, ибо еще в 1806 году (июня 25) скопцов повелено признавать врагами человечества, развратителями нравственности, нарушителями законов божьих и гражданских; почему, за подведение скопцов под милостивый манифест, орловской уголовной палате сделан был выговор.

Между тем отец-искупитель преспокойно жил в доме Ненастьева, принимая божеские почести от детушек, посещая «соборы» в домах других петербургских скопцов и близкие к Петербургу корабли Фроловых. С последователями, жившими в местах отдаленных, он вел обширную переписку. Со всех сторон скопцы приходили к нему просить благословения, милости и покрова. Он раздавал им сухарики, кусочки сахара, ладана, восковой свечи. Все это принималось, как великая святыня. Еще большею святыней почитались остатки пищи от стола Селиванова и части его «святых живых мощей»: обрезанные ногти, оставшиеся в гребне волосы, кусочки его одежды. Их завертывали в бумажках и держали у образов, или зашивали в ладонки и носили на кресте вместе с рублями и полтинниками, чеканенными в непродолжительное царствование Петра III. Из монет Петра III особенно уважались так называемые «крестовики», на которых четыре буквы П. вычеканены были крестообразно. С разных сторон привозили в Петербург к Кондратью Селиванову скопческих учителей, наставников, пророков и пророчиц, которых он благословлял на исполнение их должностей, махая на них платком,[68] давал им по тельному кипарисному кресту, по платку (покров) и по нескольку маленьких образков (финифтевых) и сухариков для раздачи «верным-праведным».[69]

68

Это называлось «подавать покров». Платок отца-искупителя скопцы называли «покровом».

69

Крестьянин Иван Андреянов в донесении, поданном императору Александру Павловичу в 1825 году, говорит: «Когда отец-искупитель благословляет какого-либо скопца на должность учителя, то служащие отцу-искупителю дают благословенному с головы его волосы… Я привез с собой в Петербург несколько волос с головы искупителя, мне дал их учитель мой Алексей Иванов в знак великого подарка. Несколько же волосков с головы учителя моего (Алексея Иванова) дала мне крестьянка, пророчица скопцов. Люди божьи такие волоса принимают с великим уважением и называют таковые «частицами живых мощей» и хранят у себя с бережливостью». В 1827 году возникло в Суздале дело о монахине Паисии. У нее в келье найдены были волосы и обрезки ногтей, тщательно сохраняемые. По производившемуся вследствие дела о Паисии разысканию, в Москве был обыскан дом купчихи Анны Афанасьевны Подкатовой, где бывали скопческие собрания и где перед тем жил наставник, скопец Ларион Подкатов, и цеховая Анна Ивановна пророчица, бывшие в сношениях с монахинею Паисиею. Во время обыска и здесь были найдены обрезки ногтей и волос. Подкатова и Иванова сказали, что волосы и ногти остались у них в воспоминание отца Лариона Андреевича Подкатова, тогда уже умершего. Тут же найдено было шесть гусиных перьев, очиненных без раскепа и загнутых крючком, коих употребление неизвестно, четыре пряжки, особого рода нож, шесть склянок с примочками («Дело департамента общих дел министерства внутренних дел 1829 г., № 26). Дезертир Будылин в своем объявлении показал, что все почти скопцы имеют у себя полученные от отца-искупителя волосы, которые сохраняют на крестах в ладонках и в сундуках, и почитают за великую святыню («Дело того же департамента» 1829 г., № 81). Тамбовской губернии, Усманского уезда, в 1829 году, при обыске дома солдатки Дарьи Григорьевой Чулковой, принадлежавшей к скопческой секте, найдены человеческие волосы, аккуратно завернутые в бумажку и хранившиеся в деревянных небольших складнях. При осмотре же в домах живших в городе Усмани девок, Матрены Чулковой, Надежды Мартемьяновой, Авдотьи и Надежды Трубниковых (из них Надежда Ивановна Трубникова, по показанию Будылина, была наставницею или пророчицею), найден в сундуке кипарисный тельный крест, а при нем привязаны ладонки, к которым были зашиты седые волосы и два маленьких кусочка ладана («Дело того же департамента», 1829 года, № 107). У скопцов Псковской губернии, Опочецкого уезда, в 1829 году найдены были волосы и ногти, которые они носили на шее при крестах. Тамошний скопческий учитель Захар Григорьев показал, что волосы и ногти достались ему в знак памяти от бывшего наставника скопцов Селиванова, жившего в Петербурге, в доме Кострова, а потом сосланного в Суздаль. Чиновник XIV класса скопец Федор Васильев показал, что волосы и ногти дал ему петербургский скопец Андрей Костров, с тем, чтоб их носить на шее, при кресте, ибо, по уверению Кострова, они от мощей Александра Невского («Дело того же департамента», 1829 года, № 148). Воронежского уезда, у солдатки Емельяновой и у других женщин, состоявших в скопческой секте, в 1836 году найдены узелки с ладаном, воском и какими-то корешками («Дело того же департамента», 1836 г., № 270). При осмотре в начале нынешнего года дома моршанского купца Максима Плотицына, «скопца неоскопленного», найдены были завернутые в бумажку седые волосы. Калужский священник Иван Сергеев, бывший в переписке с Кондратьем Селивановым, в своем «Изъяснении раскола, именуемого христовщина или хлыстовщина», говорит: «Есть у них высочайший учитель, а он имени и в письмах своих никому не объявляет. Последователи его зовут «государем», «батюшкою», «богатым гостем», купцом, торгующим бесценным товаром, то есть словом божьим, «рекою Доном». От него происходят все пророки и учителя. Оный «батюшка» всегда пребывает в одном из первых городов, к нему со всех сторон съезжаются просить благословения. Он оделяет крестами и дарит иконами, отсутствующим же посылает сухарики, коими будто сам питается, просфоры, баранки и воду святую. Употребляют все сие как святыню».