Стихотворения

* Греми, вдохновенная лира *

Греми, вдохновенная лира,

О том сокровенном звеня,

Что лучшая женщина мира

Три года любила меня.

Она подошла, молодая,

В глаза посмотрела, светла,

И тихо сказала: «Я знаю,

Зачем я к тебе подошла.

Я буду единственной милой,

Отняв, уведя, заслоня…»

О, лучшая женщина мира

Три года любила меня.

Сияли от неба до моря

То золото, то синева,

Леса в листопадном уборе,

Цветущая летом трава.

Мне жизнь кладовые открыла,

Сокровища блещут маня,

Ведь лучшая женщина мира

Три года любила меня.

И время от ласки до ласки

Рекой полноводной текло,

И бремя от сказки до сказки

Нести было не тяжело.

В разгаре обильного пира

Мы пьем, о расплате не мня…

Так лучшая женщина мира

Три года любила меня.

Меня ощущением силы

Всегда наполняла она,

И столько тепла приносила —

Ни ночь, ни зима не страшна.

— Не бойся, — она говорила, —

Ты самого черного дня… —

Да, лучшая женщина мира

Три года любила меня.

И радость моя и победа

Как перед падением взлет…

Ударили грозы и беды,

Похмелье, увы, настает.

Бреду я понуро и сиро,

Вокруг ни былья, ни огня…

Но лучшая женщина мира

Три года любила меня!

Не три сумасшедшие ночи,

Не три золотые денька…

Так пусть не бросается в очи

Ни звездочки, ни огонька,

Замкнулась душа, схоронила,

До слова, до жеста храня,

Как лучшая женщина мира

Три года любила меня.

1976

ГОЛОС

(Из П. Боцу)

За горем горе, словно злые птицы,

А за напастью — новая напасть…

Что было делать, чтобы защититься?

За что держаться, чтобы не упасть?

Все неудачи, беды, невезенья

Со всех сторон валились на меня.

Когда летят тяжелые каменья,

Слаба моя сердечная броня.

И я, закрывши голову руками,

Уже смирился с тем, что сокрушен.

И упаду. И самый главный камень

Уже летел, последним будет он.

Вдруг голос твой средь грохота и треска —

Струна, волна, росинка и кристалл…

Я встрепенулся, выпрямился резко,

И страшный камень мимо просвистал.

1974

ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ

Сыплется песок в часах песочных.

Струйка, право, тоньше волоска.

Над ее мерцаньем худосочным

Масса,

Толща плотного песка.

Я бы счел задачей невозможной

Счет песку, как мелкая пыльца.

Этой струйкой, право же, ничтожной,

Век ему не вытечь до конца.

Он еще пока незыблем явно

За стеклом в футляре и в руке.

Но уже ворончатая ямка

Появилась сверху на песке.

Сыплются песчинки — вот причина,

Льются в бездну нижнего стекла.

Только это вовсе не песчинки,

Глядь-поглядь, минута утекла!

Исчезают, падают мгновенья,

Что бы ты ни делал, все равно.

Жутко — беспрерывного теченья

Никому замедлить не дано.

Ты в кино, на пляже, на охоте,

В шахматы играешь, пиво пьешь,

Спишь и ешь… Они всегда в работе.

Ни одно обратно не вернешь.

Жизнь течет. То лег, а то проснулся.

Пишешь. Любишь. Голоден и сыт.

Чуть забылся, только отвернулся —

Года нет!

Работают часы.

Остановишь? Спрячешь? Черта в стуле!

Плачь не плачь, не сделать ничего.

Бездной вниз часы перевернули

В день и час рожденья твоего.

Поезду кажется, что земные пейзажи

Мчатся мимо него,

Скользят за окнами,

Плывут, содрогаются и летят.

Убегают в безвозвратное прошлое,

Так что кустик каждый

Никакими силами не вернешь назад.

Песчинкам в песочных часах представляется,

Что стеклянные стенки

Все время несутся куда-то вверх,

Словно ткется бесконечная нить.

Утекают,

Ускользают,

И никакими силами

Их невозможно остановить.

Нам, на земле живущим, кажется,

Что движется время.

Иногда ползет,

Плетется,

Тянется,

Едва ли не останавливается,

Иногда летит на всех парусах.

В зависимости от того,

Что мы делаем сами,

Мы —

Поезда, идущие через земные пейзажи,

Мы —

Песчинки, сыплющиеся в песочных часах

1975

СУДЬБЫ

ОНА ЕЩЕ О ХИМИИ СВОЕЙ…

— Чем вы занимаетесь?

— Химией.

— Как ваша фамилия?

— Муромцева.

На следующий день, 13 ноября, я, как обычно, работала над чем-то по органической химии. Стояла у вытяжного шкафа. Меня вызвали к телефону… Я услышала голос Бунина.

В пятницу 1 декабря, возвратившись из лаборатории раньше обыкновенного, я нашла у себя на письменном столе несколько книг Бунина.

В. Н. Бунина. Беседы с памятью

Она еще о химии своей…

Не ведает (о, милая наивность!),

Что в звездах все уже переменилось —

Он ей звонит, он книги носит ей.

Он в моде, в славе. Принят и обласкан

И вхож во все московские дома.

Им угощают. Только мать с опаской

Глядит на дочкин с Буниным роман.

Жуир. Красавчик. Донжуан. Сластена.

Уж был женат и брошена жена.

Перчатки, трость. Небрежно и влюбленно.

Свежайших устриц! Белого вина!

Она еще куда-то в длинном платье

Спешит, походкой девичьей скользя.

О женщина, оставь свои занятья —

Иная уготована стезя.

Она еще о химии лепечет.

Шкаф вытяжной. Пробирки. Кислота.

Но крест чугунный лег уже на плечи…

Ну, хорошо. Пока что — тень креста.

Пока еще святая Палестина,

Борт корабля, каюта, зеркала.

Свободный брак. Пускай смеются в спину.

Над Средиземным морем ночи мгла.

Как все легко, доступно. Мать смирилась.

А он красив, талантлив и умен,

Чтоб это длилось, длилось, длилось, длилось,

Чтоб только он, навеки только он!

Что ж, так и будет. То есть даже ближе

И дольше, чем дерзала бы мечта.

В голодном и нетопленном Париже —

Вот где любовь воистину свята!

Париж-то сыт, да проголодь в Париже

Растянется на много, много лет,

Где друг ее уж тем одним унижен,

Что Бунин он — прозаик и поэт.

Ну а пока — извозчик, стерлядь, вина.