Страница 22 из 37
РАБОТА
Что нам надо уметь? Дрова колоть?
Исколол я их сто поленниц.
Еловые, как бы из янтаря,
Пронзенные черными сучьями
До сердцевины наискосок;
Осина — синенькая древесина
Распадается с легким щелчком
И опрокидывается на желтый песок.
Клен — хорош. Сосна — неплоха.
Царские дровишки — сама ольха
(Горячи изразцы с мороза!).
Но лучше всех, конечно, береза.
Плохо колется — только клинится,
А как в печь-то она подкинется:
Уголь мелкий, да не угарный.
Все березе мы благодарны.
Что нам надо уметь? Железо резать?
Обучал меня мастер обращенью с железом.
Сопротивленье металла преодолевая
(Умеет сопротивляться металл),
Вгрызаешься понемногу зубилом,
Напильником лишнее убираешь,
Керном бьешь его,
И сверлишь, и строгаешь,
Зажав покрепче, чтоб не убежал.
Ну а если сталь, что так крепка, —
Не останется даже и метки,
Вхолостую напильник скользнет, соскочит зубило
И в сторону отлетит?
Учил меня мастер: на каждую крепость
Найдется другая крепость,
Ступай в кладовку — выпиши «победит».
Что мы делали с ней, со сталью крепчайшей!
В сущности, делали все, что хотели,
Вернее, все, что нам было нужно, —
И ласкали ее наждаком, и калили в огне…
Были искры, жара, цвета побежалости,
Но не было робости,
Не было жалости,
Ах, как эта работа нравилась мне!
Что нам надо уметь? Слово схватить
Из тысячи самое точное?
И кинуть в огонь, и зажать в тиски
Или положить его на наковальню?
И делать с ним все, что я захочу,
Вернее, все, что мне только нужно,
Чтоб оно, граненное, заблистало?
Я уж вам говорил: не похлопывая по плечу,
Обучал меня мастер обращенью с металлом.
Главное в жизни — не щадить ладоней,
Не воспитывать жалости
К чувствительной, ласковой коже их.
Смотрите,
Меняет цвета побежалости
Мой
Постепенно раскаляемый стих.
Дрова ли колоть, стога ли метать,
За другое ли браться дело,
В каждой работе должна прилипать
Рубаха к горячему телу
От первого пота,
От третьего пота,
От седьмого пота…
А иначе… какая же это работа!
1960
И ВЕЧНЫЙ БОЙ…
Все было в жизни в первый раз.
Вкус молока (грудного мы не помним)
Коровьего
Из белой доброй чашки,
Парного,
С легким милым запахом коровы,
Ледяного,
Из погреба, из запотевшей кринки
В июне, в сенокосную жару.
И вкус воды. Сначала из стакана.
Из чайника (тянуть ее сквозь носик),
Потом в припадке жажды из ручья.
И это тоже было в первый раз —
Дурная,
Отчаянная огненная горечь.
Огонь и смрад из горлышка бутылки
Украдкой, за углом (ведь мы подростки),
А после легкость — море по колено:
Хотите, дуб сейчас с корнями вырву?
Хотите, дом кирпичный сворочу?
И в первый раз расплата за веселье —
Рассветное, холодное похмелье,
Угар, свинец, осадок в голове.
Все было в жизни в первый раз.
Однажды
Впервые я сорвал земной цветок.
То был всего скорее одуванчик,
А может быть, ромашка,
А может быть,
Во ржи крестьянской сирый василек.
Однажды
Впервые я да звезды загляделся,
И беспредельность бездны над собою,
Таинственной, бездонной и манящей
Вселенской бездны, звездами горящей,
Впервые я сознанием постиг,
Так, что восторгом захлебнулось сердце.
И море…
Дело в том, что было время,
Когда я (странно!) моря не видал.
И, значит, в жизни было суждено
Мне счастье несравненное —
Увидеть
Стихию моря в самый первый раз.
В конце корявой улочки приморской,
Над черными домами, над забором,
Над проволокою ржавой и колючей,
Оно стояло — синяя стена.
Так мой дальнейший путь земной по жизни
Коснулся моря, морем окропился,
Чья голубая бездна солона.
О первая прочитанная книга!
О первые прочитанные книги —
Окошко в мир,
Ворота в мир,
Пролом в стене в огромный мир
Из темной
Избы крестьянской,
В мир, где острова
Туманятся в далеких океанах,
Где города из камня громоздятся.
Где люди ищут правду, бьются насмерть
И умирают, правды не найдя.
И любят женщин…
Поздно или рано
Я должен был узнать тебя, волненье,
При виде одноклассницы-девчонки,
Вчера обычной, даже некрасивой
(Другим-то ведь казалась же она
Совсем обычной, вовсе не красивой),
А сегодня…
Ее лицо волшебно и прекрасно.
Как бы кругом и тьма, и пустота,
И лишь лицо волшебницы-девчонки
Горит во тьме и затмевает все.
Все было в жизни в первый раз когда-то:
И первая, наивная любовь.
И первое к любимой прикасанье.
И первая, огромная, святая
Ночь брака,
Ночь зачатья новой жизни.
И первый детский лепет, и впервые
Два слога «па-па» — это про меня.
Работа.
Да, и первая работа.
Допустим, сноп овса или пшеницы,
Который кинул я отцу на дроги.
Или охапка дров, которую я внес
С мороза в избу.
И первый пот труда
(Копали землю, дерево пилили, косили клевер,
Молотили хлеб…).
Рубаха стала волглой и горячей,
А мышцы разогрелись, расходились,
В азартную, веселую, хмельную,
В неистовую ярость приходя.
Пусть будет больше дров!
Пусть будет больше хлеба!
Я все могу (пьянеют сладко мышцы).
Всю землю я один перекопаю,
Весь хлеб земной один обмолочу!
Но там, где труд, — усталость неизбежна.
Я помню в жизни первую усталость.
Раскинешь руки в стороны и ляжешь
На ласковую летнюю траву.
И смотришь вверх. На облако. На птицу,
Что плавно кружит около него.
А тело ноет, тело натрудилось
И льнет к земле.
Теперь всего дороже
Не двигаться,
Пусть тело льнет к земле.
Все было в жизни в первый раз…
Но как же
Нам быть теперь?
Из радостей житейских,
Из радостей великих не осталось,
Пожалуй, ни одной, чтоб не встречалась,
Которая была бы в первый раз.
Конечно, есть леса, где не бродил я,
Но Лес я знаю, с ним встречаюсь вновь.
Есть женщины, которых не любил я,
Но не нова мне к Женщине любовь.
Я все моря увидеть не успею,
Но Море, безусловно, знаю я.
Вино то золотистей, то краснее,
Но суть Вина известна нам, друзья!
А если так, то что же нам осталось:
Твердить зады?
Приятная усталость?
Сомнительная радость повторенья?
Гниенье нам осталось иль горенье?
Барахтанье во прахе иль паренье?
Вопрос наивен, — отвечаю я.
И радость не сомнительна ни капли.
Мои глаза и руки не ослабли.
И знаю я, что в Мире повторенья
Приходит к людям радость предвкушенья.
Я предвкушаю:
Завтра будет солнце.
И теплый дождь.
А вечером от речки
Парной туман потянется над лугом.
Я предвкушаю:
Скоро будет встреча.
Мы с ним зажжем костер. Иль просто будем
Лежать в траве. Молчать. Смотреть на звезды.
Почти что год не виделся я с другом!