Страница 12 из 12
Дмитрий Алексеевич застыл на месте от охватившего его скверного предчувствия.
Толстяк хлопнул руками, от этого сотрясения слова выскочили у него из горла, и он истошно выкрикнул неожиданно тонким, пронзительным голосом:
– Убили!
– Кого – Никанорыча? – переспросил Старыгин, холодея.
– Никанорыча! – подтвердил толстяк, снова раскидывая руки. – Милицию! Милицию нужно вызвать!
На улице возле дома уже появились зеваки.
Старыгин, подчиняясь какому-то внутреннему голосу, взбежал по крыльцу, миновал сени, открыл дверь комнаты…
Никанорыч сидел на том же венском стуле, что и во время разговора со Старыгиным. Только голова его была неестественно запрокинута назад, рот широко открыт, руки сведены за спиной, а глаза выпучены от невыносимой боли.
Дмитрий Алексеевич по инерции сделал еще один шаг вперед, оказавшись рядом с мертвым стариком. И тут во рту Никанорыча что-то тускло блеснуло.
Старыгин наклонился над мертвецом, чтобы разглядеть источник блеска, хотя что-то внутри удерживало его от этого шага. Видимо, какой-то защитный механизм хотел уберечь его от того, что открылось его глазам.
Во рту старика тускло блестел мутно-серебристый металл, который перекрывал его глотку чудовищной пробкой.
Рассудок Старыгина отказывался понимать то, что он видел.
Это было слишком ужасно для того, чтобы быть правдой. Это не могло быть правдой.
Дмитрий Алексеевич невольно отвел взгляд от Никанорыча, чтобы не смотреть на это… и тут он увидел на столе ковш. Самый обычный ковшик, в каких варят кашу на завтрак или разогревают молоко. Только этот ковшик до сих пор распространял жар, от которого обуглилась старая бархатная скатерть.
И вместо каши на дне ковшика мрачно блестел тускло-серебристый металл.
Старыгин вспомнил оловянные подсвечники на полу в сенях, и ужасная правда постепенно проступила в его сознании. Так на детской переводной картинке постепенно проявляется цветок, или автомобиль, или космическая ракета.
Только на этот раз проявлялось такое, что может породить только ночной кошмар.
После ухода Дмитрия Алексеевича к Никанорычу пришел кто-то еще.
Этот кто-то связал старика (Дмитрий Алексеевич увидел его руки, связанные за спиной обрывком бельевой веревки, глубоко врезавшейся в дряблую старческую плоть). Затем этот кто-то, воспользовавшись газовой плиткой, растопил в ковше оловянный подсвечник… и влил в горло несчастного расплавленный металл!
О таком ужасном способе убийства Старыгин читал только в средневековых манускриптах, посвященных чудовищным пыткам и казням, которым подвергали еретиков.
Старыгин попятился, не сводя широко открытых глаз с мертвого старика.
Комната закружилась перед его глазами, как будто он ехал на карусели. Перед ним плыли выцветшие, порванные обои с квадратными пятнами на месте картин, круглый стол, застеленный истлевшей скатертью, мертвый старик на стуле…
На полу возле правой ножки стула что-то блеснуло.
Старыгин тряхнул головой и глубоко вдохнул, чтобы преодолеть головокружение. Комната постепенно замедлила вращение, потом совсем остановилась, как будто хозяин карусели нажал кнопку выключателя. Дмитрий машинально протянул руку к маленькому блестящему предмету, валявшемуся на полу, спрятал его в карман…
В это время в комнату вошла Лидия.
– Что здесь случилось? – спросила она растерянно. – Это тот самый человек, о котором вы говорили?
– Да… – неохотно проговорил Старыгин и преградил ей дорогу к трупу. – Вам не нужно этого видеть…
– Да что случилось? – повторила женщина, бледнея.
Но Дмитрий Алексеевич уже настойчиво подталкивал ее к выходу из комнаты.
Они миновали сени, вышли на крыльцо.
Старыгин глотнул свежий, душистый сосновый воздух, и ему стало чуть легче. Однако перед глазами его все еще стояла страшная картина – мертвый старик с запрокинутой головой… старик с залитым оловом горлом…
На улице перед калиткой уже собралась приличная по здешним меркам толпа – человек пять-шесть. В центре этой толпы стоял тот самый толстяк, с которым Старыгин столкнулся на пороге. Взмахивая руками, как перепуганная ворона крыльями, он своим неестественно высоким голосом рассказывал окружающим, какой испытал шок, наткнувшись на мертвое тело.
Увидев выходящего из дома Старыгина, толстяк возбужденно воскликнул:
– Вот, молодой человек тоже его видел! Он не даст соврать! Он подтвердит!
В это время к калитке подкатила черная машина с милицейской мигалкой.
Машина затормозила, дверцы распахнулись, и на улицу вывалились четверо парней в потертых кожаных куртках, до боли похожие на героев популярного милицейского сериала.
– Что у нас случилось? – осведомился старший, оглядев присутствующих неодобрительным взглядом.
– Убийство! – выпалил толстяк, выступив вперед и снова раскинув короткие руки.
– Не забегай вперед, папаша! – поучительно проговорил милиционер, мигнув одному из своих спутников, который тут же скрылся в доме. – Насчет убийства мы еще должны разобраться!
Парень в черной куртке вернулся и что-то прошептал на ухо своему шефу. Тот крякнул и почесал затылок.
– Ну что, я же говорил – убийство! – взволнованно повторил толстяк.
– Не спеши с выводами, папаша! Пока можно говорить только о мертвом теле. Кто его обнаружил?
– Я, – честно признался толстяк. – Дело в том, что я зашел к Никанорычу, чтобы узнать…
– Момент! – перебил его милиционер. – Кто такой Никанорыч? Потерпевший? Имя, фамилия!
– Не знаю, – толстяк пожал плечами, – его все только так и называли – Никанорыч…
– Ладно, – смилостивился парень, – разберемся. Выясним. Узнаем. Все в свое время. Так зачем конкретно вы, папаша, зашли к Никанорычу… тьфу, к потерпевшему?
– Я к нему зашел, чтобы узнать, какие сегодня отменены электрички. Никанорыч всегда это знает, хотя почти никогда не выходит из дома… у него все насчет электричек спрашивают…
– Имя, фамилия? – строго осведомился милиционер.
– Да я же говорю – его все называли Никанорыч… а имени и фамилии никто не знает!
– Я про вас спрашиваю!
– А… Якубович Борис Григорьевич.
– Место работы, должность?
– Кинокритик, – смущенно признался толстяк.
– Это еще что за работа?
– Как бы вам объяснить? Статьи пишу про кинофильмы… участвую в обсуждениях нового отечественного и зарубежного кино… в круглых столах, и тому подобное…
Милиционер насмешливо переглянулся со своими коллегами, тяжело вздохнул и проговорил, обращаясь к толстяку, как к непонятливому ребенку:
– Я вас не про это спрашиваю, я сам тоже люблю с приятелями за столом про кино потрендеть. А я вас конкретно спрашиваю: где вы работаете? И на какой должности?
– Ну, молодой человек, как вы не понимаете…
– Я-то все очень хорошо понимаю! – набычился милиционер. – А вот вы никак не хотите понять! Ну, чтобы вам проще было – трудовая книжка у вас где лежит?
– Дома.
– Ну, так бы сразу и сказали – безработный! – Милиционер что-то черкнул в своем блокноте.
– Какой же я безработный! – возмутился толстяк. – Я, между прочим, член Российской академии кино и телевидения!..
– Тьфу! – милиционер покрутил головой. – Я же и забыл, что это, блин, Комарово. Здесь каждый или академик, или уж на худой конец профессор… короче, гражданин академик, что вы можете нам сообщить в качестве свидетеля?
– Я же говорю – пошел я к Никанорычу насчет электричек узнать. В этом году их очень часто отменяют. Особенно в будние дни. В выходные еще ничего, придерживаются расписания, а в будние – это просто кошмар…
– Папаша, не отвлекайтесь! – оборвал его милиционер. – Давайте по делу!
– Значит, так… – продолжил кинокритик. – Сначала возле калитки его окликнул, но он не отозвался. А я знаю, что он плохо слышит. Подошел к дому, поднялся на крыльцо и снова его окликнул. Опять не отвечает. Смотрю – дверь открыта, ну, я и вошел… а там… – Свидетель побледнел, покраснел, снова взмахнул руками от полноты чувств.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.