Страница 69 из 95
Сегодня придумали конец: Германн отпущен на волю, «Фрейд» расположился в кресле и зазывает новых посетителей: «Думаю, всегда найдутся люди, для которых новое в познании имеет свою привлекательность. И если кто-то из вас из их числа и, несмотря на мои предостережения, придет снова, — я буду рад приветствовать его».
Собираю материалы о Сен-Жермене — в связи с той характеристикой, которую дает Пушкин: Вечный жид, изобретатель жизненного эликсира и философского камня, шпион и т.д.
Он говорил на английском, итальянском, немецком, греческом (всего на шестнадцати языках, только не на русском!). Имел привычку входить и исчезать незамеченным, словно сквозь двери, не ел мясо, не пил вино. Обладал секретом философского камня, рекомендовал каждому бедняку включиться в процесс его создания. Выпишу для нас с Женей Саенко[ 111 ] этот рецепт, здесь, в Ильинке, можно на досуге заняться. На первый взгляд ничего сложного: «Во имя Бога бери чистейшую соль — морскую. (Мы ее даже в еду употребляем. — О.Я) Поставь на медленный огонь, истолкни ее камнем до пудры, чтобы она легко растворялась в воде из росы майской или июньской. Росу надо собирать при полнолунии и при юго-восточном ветре. Врой в землю палки и поставь на них тарелки из стекла, куда будет роса скапливаться...»
Какой он был на вид, Сен-Жермен? Существуют два мнения. Первое — что невысокого роста, много морщин, ноги не идеальной стройности. Это несколько расходится с Пушкиным, который утверждает, что тот имел «очень почтенную наружность».
Роль антрепренера — все-таки самая трудная. С В. Ефимовым организовали некий Центр[ 112 ], который, как мне казалось, даст спокойно работать. Свобода так свобода. Поначалу — за счет имени, связей — так и получалось. Арендовали помещение для репетиций, записали фонограмму, смогли даже в Ленинград выехать, чтобы не прерывать репетиций. С. Вихареву нужно было срочно выпускать спектакль в своем театре, и мы сорвались с места. Расходы по гостинице, по помещениям в Ленинграде он великодушно принял на себя. Но в какой-то момент наш бухгалтер сообщил, что деньги кончились. За декорации нечем было расплачиваться. То, в каком виде их все увидели, заслуживает отдельного описания. Пол вздыбился — его надо было переделывать, времени на это не было, потому как за аренду Таганки было заплачено. Можно отменить спектакль, но тогда скажут, что Антреприза лопнула. Пошли на компромисс: в Театре Маяковского нашелся линолеум, который мог бы заменить пол. Я показал там свое лицо, и нам его выписали. Тем временем все стали смотреть в рот: артисты Независимой труппы в первую очередь и еще постановочная бригада... Выручил наш родственник И. Мочалов, у которого оказались лишние деньги. Он оплатил долги — всего 50 тысяч рэ — и мы поставили его имя в афише. Деньги получили все, кроме антрепренера. Стало понятно, что спектакль, как ни странно, может состояться. У каждого при этом свой корпоративный интерес — все каждый день возвеличивают ставки, ссылаясь на инфляцию. Невзирая на это, сочинил текст к программке: «Поначалу мысль о создании собственной антрепризы казалась мне чересчур смелой. Однако, открыв Толковый словарь В. Даля, я нашел в нем точное определение слову «антрепренер»: устроитель, хозяин, основатель, владелец зрелищного мероприятия. Не претендуя на роль мецената искусств, я мечтаю только о той свободе, которая бы позволила мне сыграть еще что-то из несыгранного, участвовать в таком спектакле, который был бы невозможен в традиционном театре... Я рад, что работаю со звездой балета Сергеем Вихаревым, артистами Независимой труппы Аллы Сигаловой, художником Александром Боровским. Даст Бог, в новой работе мы встретимся снова, а может, найдется еще кто-то, кто бы захотел к нам присоединиться...» И подпись — О.Б.
Никто не ожидал такого бурного успеха. Билеты распроданы на все спектакли. Прежде всего не ожидали, что Борисов способен что-нибудь открыть. На премьеру пришел брат и произнес запомнившуюся фразу: «Спасибо тебе за труд». Взял плащ, который неосмотрительно оставил в моей гримуборной, и скрипнул дверью...
декабрь 8 У каждого свой ад!
Сильнейшее впечатление от формановского «Амадея». Когда сделал две такие картины, как «Гнездо кукушки» и «Амадей», можно больше ничего не снимать. На следующий день посмотрел еще раз. Если к фильму не хочется вернуться, то вряд ли это хороший фильм. Мне кажется, «Амадей» нужно смотреть как минимум три раза, с трех точек зрения — ведь и развитие в нем идет по трем направлениям. Наши фильмы этим не отличаются — в них в лучшем случае один срез, и тот не всегда глубокий. (Точнее сказал Копелян — одно яйцо.) Но я не о нашем кино.
Первое направление, по которому пошел Форман, — исповедь Сальери. Прием избитый, сколь сильный, столь и опасный. Это даже больше театральный прием. Любая фальшь увеличилась бы во сто крат, если бы имела тут место. Удивительно, что в этом статичном приеме Форман находит действие. Все идет к отпущению грехов, обычному исходу любой исповеди. Но в глазах Сальери я читаю: «Все грехи останутся при мне! Я вместе с ними пришел в этот мир, вместе с ними предстану перед Создателем и отвечу за них!» Говорят, у каждого свой ад, не Бог нас туда посылает, а сам человек создает его для себя. Возможно, что так...
Второе направление — собственно сюжет. Сделан с точностью биографа и обладает одной особенностью, о которой стоит поговорить. Я не о фантастическом бюджете, не о костюмах и гриме, не о редкой музыкальности. Я о самом простом — о том, что было когда-то сильной стороной русских актеров и в чем мы теперь безнадежно отстали. О точности интонации и умении донести мысль. Монтаж и сжатые сроки съемок не дают их актерам играть неопределенно, размыто. Большинство наших играют сейчас именно так — рассчитывая на озвучание, следующий дубль и что-то еще... «После тебя никому не должно захотеться произносить твой текст, — говорил мне Б.И. Вершилов. — Пусть это даже роль Гамлета. Вложи в нее свой уникальный смысл и сумей им воздействовать — вот и все!» Именно так я и воспринял игру двух актеров в «Амадее». Сцена, когда смертельно больной Моцарт диктует реквием Сальери, — одна из ярчайших в кинематографе. Она длится почти целую часть, но состоит лишь из музыковедческих терминов; возникает желание, чтобы так, «при нас», был написан весь реквием.
' Третье направление — сугубо постановочное: то, как сняты оперные спектакли Моцарта, как он ими дирижирует (я для картины «Перед самим собой» брал даже уроки у дирижера, но так и остался на самодеятельном уровне — скованный цепью). Это маленькие фильмы в фильме, словно пародии на традиционные оперные спектакли.
декабрь 19
Разговор. (На тему известной сценки)
— Вот и встретились... Не таким себя представлял?
— Что-то непривычно. Другой человек... Сколько тебе сейчас?
— Шестьдесят два стукнуло... (Долго рассматривают друг-друга.) Скажи, а зачем эти усики? Сбрей совсем или уж отрасти бороду, как у меня. Трагикам без бороды нельзя. Хотя где они сейчас, трагики?
— Что, нет совсем?
— Представь себе. Все свой талант разменяли.
— Хорошо тебе... У тебя что ни слово, то мысль умная. И все это не спеша, без суеты. Ведь и в деньгах, наверное, не нуждаешься? На хорошие сигареты хватает...
— С этим завязано. Здоровье не позволяет. (Достает из внутреннего кармана пачку «Мальборо».) Угощайся, ты таких отродясь не видел. Несколько затяжек себе позволяю, но это в минуты расстройства.
— Отчего ж так?
— Характер, братец. Ты ж меня знаешь — самогрызством занимался, другим спокойно жить не давал. Один скоморох так и вылепил: «Как ты надоел со своими вопросами! Вот придет режиссер и все сделает». Я потом еще со многими режиссерами ссорился. Неуважение, братец, интриги, искусства не ценят, все копеечники...
111
Е.Г. Саенко — строитель, «умелые руки» на даче Борисовых в Ильинской.
112
В.Ю. Ефимов был учредителем и директором Центра частной инициативы в искусстве.