Страница 216 из 456
В то время, когда русские армии теснили на фронте немецкие войска, разбогатевшему в Турции Гельфанду-Парвусу, уже «большому человеку», пришла в голову идея заварить глобальную авантюру — используя немцев, — и денег заработать и попробовать осуществить в России государственный переворот. И он начал усердно искать контактов с высокопоставленными немецкими чиновниками.
7 января 1915 г. Парвуса в Турции принял германский посол фон Вангенхайм, который отправил в Германию руководству телеграмму —
«Интересы германского правительства целиком совпадают с интересами русских революционеров. Российские демократы могут добиться осуществления своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдёт революции».
И в феврале 1915 г. когда дела немецких армий на фронте были совсем плохи, немецкое руководство вспомнило Гельфанда-Парвуса и вызвало его из Турции в Германию для встречи с государственным секретарём МИДа Германии — фон Ягов.
В результате этих переговоров германское правительство пообещало Парвусу дать деньги на поддержку радикальных партий в России, на мощную антимонархическую и антивоенную пропаганду, на очернение и дискредитацию России в Европейской и Американской прессе.
В марте 1915 г. Парвус получил первый миллион марок и направил по назначению, не забыв и про себя любимого. Летом 1916 г. получил ещё 11 миллионов, а в апреля 1917 г., как раз во время рассматриваемых нами событий, — очередные 5 миллионов. В начальный период Февральской революции Парвус уговорил немцев не активизировать действия на фронтах, чтобы не возбудить патриотических чувств в обществе, подождать — когда начнётся анархия, и только после этого что-либо предпринимать.
Особые надежды возлагал Парвус на большие петроградские заводы — Путиловский, Балтийский и Обуховский, — Парвус: «усиление политической агитации поставят царское правительство в сложное положение. Если оно прибегнет к репрессиям, это приведёт к росту сопротивления, если же проявит снисходительность, это будет воспринято как признак слабости и пламя революционного движения разгорится ярче».
27 октября 1917 г., через два дня после захвата власти группировкой Ленина Германское правительство выделило ему в поддержку его Советской власти (для закрепления успеха) — 11 млн. марок. Эти факты в настоящее время, после вскрытия немецких архивов являются неоспоримыми.
Раньше советские идеологи — коммунисты эти факты замалчивали или отрицали. Теперь же, в 2005 г., модный историк и писатель-фантаст А. Бушков оправдывает и хвалит за это Ленина — Ленину нужны были деньги для захвата власти в России, поэтому он их взял у якобы глупых немцев, а потом их «кинул». Я пущей убедительности А. Бушков проводит параллель, якобы аналогичный случай:
«Аналогичная картина — в Польше. Юзеф Пилсудский, будущий маршал, создавал свои легионы при серьёзной немецкой, австрийской и даже японской финансовой помощи… Пилсудский получил независимое польское государство, а немцы в купе с остальными компаньонами по инвестициям в Пилсудского — шиш с маслом… По большому счёту Ленин поступил с немцами гениальнейшее. Кинул их грандиознейше».
Лукавый А. Бушков «забывает» рассказать читателям как за эти деньги Ленин дорого расплачивался с немцами, сколько отдал им золота, сколько отдал им российской территории после подписания Брестского мира. А главное А. Бушков, всё прекрасно понимая, «случайно» не указывает на огромную разницу между целями и действиями Ю. Пилсудского и В. Ленина — Ленину деньги были нужны для захвата России, для удовлетворения своих чудовищных амбиций и для ужасных экспериментов, а Пилсудскому для освобождения своей Родины и для возрождения суверенной, свободной Польши; при этом Пилсудский не устроил кровавый террор и не пролил и капли польской крови, не развязал Гражданскую войну и не погубил, как Ленин, многие миллионы русских, и, в отличие от Ленина и в самом деле немцам долги не отдавал.
Вернёмся в Россию, в июнь—июль 1917 г. Фактически после демонстрации 18 июня инициативу должно было перехватить Временное правительство и что-то активно предпринять, — ведь было уже две попытки свергнуть Временное правительство. Но умных и тем более — решительных людей там не было. Там были все сплошь Розановы или Николаи II. И глава Временного правительства в этот период — князь Львов был самой правдоподобной копией Николая II. Как отмечал свидетель тех событий Вырубов — Львов был слишком хорошим человеком, честным и порядочным чтобы успешно противостоять Ленину и ему подобным. Князь Львов был якобы компромиссной нейтральной фигурой, пожалуй, — он был единственным не масоном во Временном правительстве, — Н. В. Вырубов:
«Я доподлинно знаю по семейным обстоятельствам, что князь Львов не был масоном. Об этом говорил мой отец — сам масон…»
Но английская сторона сделала Львова главой правительства в роли свадебного генерала, чтобы фактически самим править.
«Мы можем гордиться среди народов мира тем, что русской душой владеет не гордость, а любовь. И да не смущаются робкие сердца перед русской свободой!» — вот такую чепуху нёс Львов.
Керенский по этому поводу очень язвительно, но верно заметил: «Весь князь в этих словах. «Дон — Кихот, фантаст» — воскликнули многие».
«Горе Львова в том, что он, в дни помешательства народного, верил в добрую сердцевину русской души, искал спасения в путях разума…», — отмечал Ф. Родичев.
Керенский: «Чужим он стал скоро и «своим». Там, в совещаниях Государственной Думы, князя правителя скоро стали тяготиться. Потом «игнорировать», пренебрегать за «бессилие». Наконец, почти ненавидеть за «попустительство левым»«.
Основатель Всероссийского Земского Союза, депутат Государственной Думы, впоследствии один из лидеров русской эмиграции Н. В. Вырубов объяснял неспособность Львова справиться с ленинцами:
«следует учитывать сознательное нежелание изменять демократическим принципам правления, которые исключали применение насильственных мер в борьбе с политическими противниками. Князь Львов следовал своим моральным установкам и оказался в неравном положении…».
В результате всего этого — через несколько недель, к началу июля, ситуация в столице была уже более критической — Ленин фактически уже имел превосходство в силе.
В июле рабочий и солдатский Петроград был уже на стороне Ленина. В июле французский журналист Клод Анэ показывал через Неву на Выборгский район и говорил:
«Ленин и Троцкий царят там, как господа», «Если Ленин и Троцкий захотят взять Петроград, кто им помешает в этом?» К тому же теперь у Ленина появился достойный и такой же агрессивный соратник — Бронштейн-Троцкий, с которым теперь на равных можно было обсуждать многое и получить от него дельные советы. Ленин и сам понимал, что теперь ему навряд ли помешают захватить власть и стал опять готовиться к захвату.
Тем более, что в правительстве опять начался кризис, на этот раз искусственный, — англичане в правительстве хотели пугнуть-потеснить представителей Советов и 2 июля вывели несколько своих министров из состава правительства. Ленин верно «раскусил» ситуацию:
«Уход кадетов может быть понят лишь как результат расчёта… Мы-де их пугаем. Без кадетов это-де значит без «помощи» всемирного англо-американского капитала… Они-де нам уступят!» (Н).
И тут же Ленин решил сделать контр-выпад, чтобы использовать этот кризис —
«3 июля вечером Ленин уже занял свой знаменитый балкон в доме Кшесинской и приветствовал солдат, давая им указания. Здесь размещалась вся военная разведка ЦК партии большевиков; сюда направлялись и отсюда рассылались приходившие военные части. Словом, военный штаб восстания был налицо», — вспоминал Милюков.
«В итоге дебатов 3 июля было принято решение выступать в 5 (17) часов, избрать вместо полкового комитета временный революционный комитет (по два-три человека от роты) и послать представителей в другие части гарнизона и на заводы столицы», — отмечает Ненароков.