Страница 196 из 456
«17 марта… Выселение из военных районов докатилось и до нас: запрещено евреям селиться на дачах в приморской полосе в Выборгской губернии…
24 марта… Здешних евреев наконец пробрало запрещение селиться на дачах на всём побережье Финского залива… Ныне все проводят праздные каникулы узниками города…
Гнусный навет шпионажа отравляет души тёмных масс и даже многих интеллигентов. Князь Е. Трубецкой (либеральный профессор, — С. М. Д.) в Москве согласился подписать воззвание русских писателей о равноправии с дикой оговоркой: чтобы евреям запрещалось жить в пограничной полосе.
Некоторые радикалы против допущения еврея в деревню во избежание «эксплуатации». Вчера обо всём этом докладывали в собрании «Лиги борьбы с антисемитизмом», учреждённой Горьким, Л. Андреевым и Сологубом. Говорил Горький о задачах Лиги (читал по бумажке – С. М. Д.), подробно докладывали о первых её шагах Кускова (член общества по изучению еврейской жизни) и Калмыкова, в прениях — депутат Керенский».
В последней цитате есть важный момент для понимания личности Горького и последующего понимания роли Керенского в смерти Николая Второго, в упорном нежелании отпустить его за границу.
О чём беспокоился во время войны М. Горький в 1915 г.—
«…Евреи люди, такие же как все. И — как все люди, — евреи должны быть свободны… В интересах разума, справедливости, культуры — нельзя допускать, чтобы среди нас жили люди бесправные…
Но не брезгуя и не возмущаясь, мы носим на совести нашей позорное пятно еврейского бесправия. В этом пятне — грязный яд клеветы, слёзы и кровь бесчисленных погромов… Кроме народа есть ещё и «чернь» — нечто внесословное, внекультурное… «Чернь» и является главным образом выразительницею зоологических начал таких, как юдофобство», — это процитировал Горького Семён Резник, и далее он прокомментировал —
«это понимал, но позднее забыл Максим Горький», «Горький и в молодости не отличался большой нравственной чистоплотностью. Став редактором провинциальной газеты, он — на потребу не лучшей части публики (черни) — печатал залихватские статейки с пошлыми антисемитскими колкостями — пока не получил вежливый, но настоятельный выговор от своего наставника в литературе В. Г. Короленко:
«При нашем положении прессы, когда многое говорить нельзя, нужно быть особенно осторожным в том. О чём говорить не следует». Этот урок Горький усвоил надолго. Но не навсегда».
Получается — М. Горький, как и Розанов, — зря старался.
Проследим далее за событиями по дневниковым записям С.М.Дубнова:
«3 мая (1915 г.)… Евреи изгнаны из всей Курляндии с жёнами и детьми…
5 мая. Ужасы продолжаются. Евреев изгоняют из Ковны и Поневежа…
6 мая… Вчера был обыск в здешней главной синагоге: искали — аппарат для сношений с неприятелем по беспроволочному телеграфу.
7 мая… Сейчас прочёл сообщение из военной газеты «Наш вестник», органа штаба Северо-западной армии, что в местечке (Кужи) близ Шавли евреи предали русский отряд в руки немцев, спрятав последних в подвале и затем сигналами вызвав их оттуда… В результате сотни повешенных и сосланных невинных людей…
10 мая… Из Ковны и губернии выселены в один день несколько десятков тысяч евреев…
27 мая… В ставке орудует генерал Янушкевич, гнуснейший черносотенец, который до весны вдохновлял «Русское собрание» и «Союз объединённых дворян» и сочинял проекты об изгнании евреев из армии…»
В то время корреспондент «Таймс» Стивен Грэм сообщал, что как только на море появляется немецкий дымок, так еврейское население Либавы «забывало русский язык» и начинало говорить по-немецки (С). Солженицын приводит воспоминания участников войны — о перебегании евреев к неприятелю, которое приняло «угрожающие размеры».
«Не могла не казаться подозрительной и поразительная осведомлённость евреев о ходе дел на фронте. «Пантофельная почта» (пантофель — туфель с польского) действовала иногда быстрее и точнее всяких штабных телефонов…
В еврейском (белорусском) местечке Барановичах, рядом со ставкой, события на фронте подчас становились известными раньше, чем узнал о них сам Верховный со своим начальником Штаба», — приводит воспоминания офицера Георгия Шавельского А. Солженицын.
Соответственно был и ответ — повальное и поголовное выселение с прифронтовой зоны — около 250 тысяч, и — «Издевательства над евреями, избиения, и даже погромы, которые особенно часто устраивали казачьи части, стали в Галиции обычным явлением», — вспоминал Георгий Шавельский, —
«В Галиции ненависть к евреям подогревалась ещё теми притеснениями, какие терпело в период австрийского владычества местное русское население от евреев-панов».
Военные операции по выселению евреев стараниями того же «спеца» по информационным войнам Браудо и компании получило всемирную огласку и возмущение. Опять резко возросли антирусские настроения. «…из Дании уже слышим от русского военного агента в декабре 1915, что успеху антирусской пропаганды «способствуют и евреи, которые открыто заявляют о том, что не желают победы России и, как результат её, — обещанной автономии Польши, ибо знают, что последняя примет энергичные меры для изгнания евреев из её пределов», — отмечает в своём исследовании Солженицын.
Российские власти отвечали контрмерами против прессы. Дневниковые записи С. М. Дубнова:
«9 июня… Закрыли «Рассвет» здесь, «Национальные проблемы» в Москве. Не прихлопнут ли скоро и «Еврейскую неделю»? Тогда останемся в полном египетском мраке…
7 августа… Вчера посетил приют беженцев из Малкина (польского городка) в богадельне здесь, на Васильевском острове… Населению посада было приказано уйти в определённый срок, а когда к сроку несчастные не выбрались, казаки оцепили местечко и подожгли его со всех сторон. Поляков выпустили, а многие евреи замкнутые в этом костре, погибли».
Как видим — интересные взаимоотношения в этой войне сложились между русскими и евреями и между русскими и поляками, хотя для поляков русские были ненавистными оккупантами.
В связи с переселение сотен тысяч евреев из прифронтовой полосы резко возросло еврейское население в российских столицах и в городах средней полосы.
А в жизни столичной российской элиты многое осталось по-прежнему: интриги, кутежи, вонь коррупции, тайные вечеринки масонов и т. п.
25 августа 1915 года большинство депутатов Думы объединились в «Прогрессивный блок» для борьбы с Царицей и Распутиным, выразили недоверие правительству и потребовали создание нового правительства, без Распутина, — «правительства доверия».
В связи с вышеизложенным императрица пришла к выводу, что министр внутренних дел не справляется с ситуацией и решила его сменить, начались смотрины и лоббирование нового кандидата
— «29 августа… Любимый мой, Аня только что видела Андроникова и Хвостова. Последний произвёл на неё прекрасное впечатление» — писала императрица императору. Таким образом, Хвостов занял министерский пост. Но вскоре «неблагодарный» развернулся на 180 градусов, вспоминал Милюков:
«Началось с того, что А. И. Хвостов, почувствовал своё положение достаточно упрочившимся., решил, что наступило время обойтись без помощи кружка Распутин-Вырубова, который привёл его к власти, и задался целью «ликвидировать» Распутина. В свои пособники он решил взять Белецкого, который, однако, всячески оттягивал совершение преступления».
В этой операции участвовали кроме Белецкого другие полицейские чины – подполковник Комиссаров, и генерал Беляев. Как потом оказалось – все они предали Хвостова, а «подключённый» к этому замыслу алчный журналист Ржевский предал всё гласности. Случился большой публичный скандал. Хвостову приписали ещё и антисемитизм. Хвостов лишился должности. Как это происходило — вспоминал Арон Симанович:
«В 1915 году я вручил члену Государственной думы князю Геловани документы, из которых усматривалось, что Хвостов занимался организацией еврейских погромов. Эти документы я получил от Белецкого за обещание устроить его министром внутренних дел. Геловани передал полученные от меня документы члену Государственной Думы Керенскому, который озаботился о их распубликовании. Эти документы вызвали большой шум…