Собаки!

Не дожидаясь пока информация просочится в Политбюро, из Правды связались с Байконуром и уже через час на космодром вылетел фотограф, везя в клетке, двух свежепойманных близ редакции дворняг. Милых и политкорректных. Впавший в ступор Королёв долго не мог решить, кого из этих собак посадить в кабину ракеты для фотосессии, но в результате поступил, как всегда, мудро. Сначала отсняли Белку, затем Стрелку и, на всякий случай, всех вместе… Дальше мы уже всё знаем — открытки, фотографии, почтовые марки и бюст на родине героя.

А беднягу Руприхта сгоряча чуть было не усыпили, но побоялись, засекретили и дали спокойно дожить свой век на даче у академика.

Святой Бернар из Клерво,

он же Сладкозвучный Учитель Церкви,

он же Последний из Отцов Святой Церкви,

он же гонитель альбигойцев и Петра Абеляра,

он же организатор Второго крестового похода,

он же, канонизированный в 1170 году Папой Александром III

не имеет к породе сенбернар никакого отношения!

Нужный нам Бернар, а точнее, Бернар-Плешивец никогда не был силён ни в грамоте, ни, уж тем более, в теологии. Мало того, этот субъект имел склонность к пьянству, азартным играм, дракам, мошенничеству и контрабанде. Поговаривали, что молодость он провёл на войне между Арманьяками и Бугиньонами, служа то одним, то другим, затем видели его под знамёнами Святой Жанны, затем в доспехах английского арбалетчика. А военную карьеру наш герой закончил пустившись в бега, дабы не быть повешенным приставами Жиля де Ре за мародёрство. Поселившись в брошенной хижине на одном из перевалов Котских Альп, Бернар-Плешивец усердно принялся овладевать искусством выживания на границе. Он проводил тайными тропами караваны груженых мулов, предоставлял приют и ночлег беглым преступникам, передавал шпионские сведения, одним словом, пустился во все тяжкие. Если работы не было, то наш герой, в сопровождении огромной псины, обходил свои владения в надежде встретить одинокого путника, дабы ограбить и убить его. Вот в один из таких дней он и наткнулся на умирающего полузамёрзшего юношу. Точнее, несчастного обнаружила собака, а Бернар-Плешивец дотащил его до своего дома. Сначала он хотел просто ограбить несчастного, но мысль о возможном выкупе остановила его. Ввалившись в хижину, Бернар развёл огонь, укрыл пленника шкурами и только после этого уснул сном праведника, радуясь свалившейся удаче. Проснулся он от леденящего прикосновения клинка к горлу. Двое молчаливых воинов вытащили его за порог и бросили к ногам одетой в меха дамы.

— Не сметь так, обращаться с ним! — воскликнула дама. — Он спас моего Филиппа.

Бернар, щурясь от света, скосил глаза и увидел ещё несколько вооружённых мужчин и слуг, заботливо укладывающих его пленника на носилки.

— Мадам, — пробасил один воинов, — воля Ваша, но он довольно известная скотина в этих местах. Вор и головорез.

— Но ты же сам видел, что этот человек лечил моего мальчика.

— Какой я головорез? — осмелел Бернар. — Я, это… путникам помогаю. Спасаю. Спасаю и лечу.

— Слышите! — вскричала дама, — не преступник, а отшельник. Святой человек!

— Ну, и что ты хочешь за свой благородный поступок, святой человек? — подозрительно обратился воин к Бернару.

И тут наш Плешивец не сплоховал!

— Идите с миром, ничего мне не надо, — елейным голосом пропел он. — Бог вознаградит меня…

А через несколько месяц появились первые паломники, прознавшие, что на перевале поселился святой отшельник. И если первые подношения Бернар-Плешивец принимал, опасливо озираясь по сторонам, то через год уже смело проповедовал, лечил возложением рук и учил. Начал следить за собой. Сложил из камней небольшую часовенку и к концу жизни, кажется, действительно уверовал.

«В области, лежащей ещё дальше к северу от земли скифов, как передают, нельзя ничего видеть, и туда невозможно проникнуть из-за летающих перьев. И действительно, земля и воздух там полны перьев, а это-то и мешает зрению». Так писал Геродот о снеге. И вот в этих самых «летающих перьях» живут несчастные эскимосские собаки. Почему то считается, что они обожают снег! Валяются в нём, барахтаются и весело скачут…

«Скользя по утреннему снегу,

Друг милый, предадимся бегу…»

писал А. С. Пушкин о шпицах.

Полная чушь — любовь собак к снегу! Я, к примеру, тоже шустро и бойко таскаюсь по квартире с пылесосом. Думаете, мне это нравится? Но, куда деваться…

Первый гренландсхунд появился в России, а точнее, в Советском Союзе довольно необычным образом…

Шёл 1979 год. Холодная война была в разгаре. На южных границах страны, советские солдаты выполняли свой интернациональный долг в горном Афганистане, Москва готовилась к Олимпиаде, на севере атомные субмарины, оберегали покой строителей коммунизма. Огромные, чёрные, покрытые звуконепроницаемой резиной, подводные лодки уходили на боевое дежурство в глубины Ледовитого океана и там, в мрачной глубине прислушивались, ждали команд с материка. Субмарины поменьше, сновали на малой глубине, разыскивая вражеские лодки, проверяя, работают ли, скрытые в толще вод, приборы тайного слежения, перевозили группы диверсантов и разведчиков. Подводная лодка «Спартак» под командованием капитана третьего ранга Сергея Макаровича Бойко была приписана к порту Западного Шпицбергена и специализировалась на наблюдении за американскими военными базами, находящимися в Гренландии. Невысокий, коренастый Сергей Макарович, уроженец Мурманска, по праву считался настоящим морским волком и знатоком Гренландского моря со всеми его бухтами, банками и фьордами. Наверное, поэтому выбор и пал на него и лодку «Спартак»…

Итак, однажды бравого капитана вызвали в штаб, и сообщили, что сегодня ночью его лодка отправляется к берегам Гренландии. На «Спартак», помимо экипажа, грузится команда боевых пловцов, имеющих целью скрытно высадиться на берег, произвести разведку и вернуться на борт. После чего задание считается выполненным, а сам тов. Бойко предоставляется к внеочередному отпуску. Неофициальным путём Сергей Макарович узнал, что его «ходка» для боевых пловцов будет тренировочной, а не боевой и имеет цель «закрепления диверсионно-разведывательных навыков в условиях, максимально приближенным к боевым». Группа высаживается на берег, находится там несколько часов, после чего, захватив «некий предмет» в подтверждение успешного десантирования, возвращается на субмарину. Тут же нашего капитана познакомили и с диверсантами, тройкой улыбчивых молодцов в форме морских курсантов…

Как и всегда у Сергея Макаровича, плавание прошло без сучка, без задоринки. Всплыли в тумане, метров за 500 от берега. Одетые в чёрные гидрокостюмы, боевые пловцы белозубо улыбнулись, сели в надувную лодку и, бесшумно работая вёслами, растворились в вечернем тумане. Потянулись часы ожидания. И вот, перед самым рассветом, из тьмы показалась тушка лодки с тремя гребцами. Пришвартовавшись к субмарине, диверсанты принялись втаскивать на неё какой-то тяжеленный, завёрнутый в брезент предмет и второй свёрток поменьше. Втащили их в люк и радостно рапортовали капитану, что задание выполнено и можно смело отправляться к берегам Родины. В этот момент брезент замычал, зашевелился и к ужасу Сергея Макаровича, явил из себя здоровенного мужика с ярко-рыжей бородой и подбитым глазом.

— Доказательство, что были на берегу, — захохотали диверсанты. — Здоровый гад, еле дотащили.

Капитан вытаращил глаза на второй свёрток.

— Там, его ребёнок? — просипел он, понимая, что эта «ходка» кончится, если не трибуналом, то разжалованием.

— Да нет, — опять загоготали молодцы, — собака его. Лохматая такая.

— Погружение. Врача. Спирту, — страшно закричал Сергей Макарович. И к пловцам, — А вы, недоумки, пулей в кубрик и что бы носа оттуда не высовывать.